Меня переполняли странные чувства и неожиданно я спросил:

– Кто ты?

Руны на лезвии меча, руны на тунике. Невероятное переплетение узоров на рукояти. Ощущение близости смерти, когда я коснулся меча. А если ее послали боги, чтобы определить, а не подошло ли мое время и куда в этом случае меня отправить – в валхайл или в аиды, на вечный отдых… или на мучения?

И тут я понял, какой несу бред. За всю мою жизнь я ни разу не задумался о конце. Танцор меча танцует пока кто-то не убивает его. Мы не тратим время на размышления об устройстве мира или высшем предназначении. Я-то уж этим точно никогда не занимался.

На Северянке были такие же, как и на мне, сандалии. Длинные золотистые ремешки обвивали стройные ноги до колен. Когда она поднялась и выпрямилась, я не смог скрыть изумления. Она оказалась очень высокой – голова на уровне моего подбородка. За всю мою жизнь я встречал лишь несколько мужчин такого роста.

Она приподняла голову, чтобы посмотреть мне в глаза и слабо нахмурилась.

– А я думала, что Южане невысокие.

– Большинство. Я – нет. Дело в том, что… – я открыто улыбнулся. – Я не совсем обычный Южанин.

Она изобразила удивление.

– А обычные Южане тоже посылают женщин в ловушку?

– Чтобы спасти от большой ловушки, я отправил тебя в маленькую, – ухмыльнулся я. – Сознаюсь, это был обман, и возможно он доставил тебе некоторые неудобства, зато ты избавлена от лап какого-нибудь похотливого танзира, так? Когда ты сказала Муну «Песчаный Тигр просил придержать товар», он оставил тебя здесь до моего прихода, а мог и продать кому-нибудь за большие деньги. Ты так рвалась к нему, что остановить тебя я не смог. От моего сопровождения ты отказалась. Я решил хоть так помочь.

Что-то блеснуло в ее глазах. Она обдумывала мои слова.

– Значит ты хотел… меня защитить?

– В некотором смысле – да.

Она недоверчиво покосилась на меня, задумалась, а потом кончики губ едва заметно приподнялись. Я стоял и смотрел как она надевала перевязь так, чтобы рукоять меча находилась за левым плечом, как у моего Разящего. Все движения были быстрыми, отработанными и я уже не сомневался, что хотя евнуху почти нечего было терять, Северянка могла лишить его последнего.

Тут я снова вспомнил, как коснулась меня смерть, когда я дотронулся до Северного меча, и ладони защипало.

– Может все же расскажешь, какое у тебя дело к старому Муну? Вдруг я могу помочь? – выдавил я, пытаясь отвлечься от неприятных воспоминаний.

– Не можешь, – она поправила перевязь и раздраженно засунула за ухо мешавшую прядь.

– Почему нет?

– Не можешь и все, – она вышла из хиорта и, увязая в песке, пошла к жилищу Муна.

Я кинулся следом, но опоздал. Она сжимала серебряную рукоять меча и одним взмахом срезала полог, закрывающий вход. Когда я влетел в хиорт, она стояла рядом с лежащим Муном, приставив остро отточенный кончик сверкающего клинка к коричневому горлу торговца.

– Если бы это случилось в моей стране, я убила бы тебя за то, что ты сделал, – она говорила мягко, без надрыва. Обычно такие красивые фразы оказываются пустыми угрозами – женщина может убить только в порыве ярости, а блондинка казалась совершенно спокойной, но я почему-то был уверен, что жизнь Муна висела на волоске. – В моей стране, если бы я не убила тебя, меня обвинили бы в трусости. Это недостойно не только ан-истойя, но даже истойя. Но ваша страна для меня чужая и обычаев ваших я не знаю, поэтому я оставляю тебе жизнь, – острие меча коснулось горла Муна и на коже выступила капля крови. – Ты ничтожный глупец. Даже не верится, что ты мог распоряжаться жизнью моего брата.

Бедный старина Мун. Его поросячьи глазки чуть не вылезли из орбит, а вспотел он так, что я просто удивился, как меч не соскальзывает с шеи.

– Твоего брата? – выдавил Мун.

Шелковистые волосы прикрывали ее плечи.

– Пять лет назад мой брат был похищен у Северной границы. Ему было десять лет, работорговец… всего лишь десять лет, – голос ее едва не сорвался, но она справилась с собой. – Мы знаем, работорговец, как высоко вы цените наши светлые волосы, голубые глаза, бледную кожу. В стране темноволосых и темнокожих мужчин по-другому и быть не может, – острие вошло поглубже. – Ты украл моего брата, работорговец. Я хочу его вернуть.

– Я его украл! – оскорбленный Мун дернулся и чуть не проткнул себе горло. – Меня не интересуют мальчики, баска. Я занимаюсь женщинами.

– Лжец, – мягко сказала она. Даже слишком мягко для женщины, готовой убить мужчину. – У вас на Юге полно извращенцев. Они любят выбирать для своих развлечений мальчиков с Севера и хорошо за это платят. Я пять лет училась вести дела, работорговец, так что не ври мне, – носком сандалии она ткнула Муна в объемистый живот. – Светловолосый, голубоглазый мальчик, работорговец, с бледной кожей, похож на меня.

Глазки Муна сверкнули в мою сторону. Я понял его просьбу. С одной стороны, он хотел, чтобы я вмешался и помог ему, с другой, понимал, что если я сделаю хотя бы шаг, она может вонзить клинок в его горло. Я взвесил все за и против и избрал наилучший вариант – подождать.

– Пять лет назад? – Мун так взмок, что желтый бурнус покрылся коричневыми пятнами. – Баска, я ничего не знаю. Пять лет – долгий срок. Да, дети с Севера пользуются спросом, и я часто вижу их. Откуда мне знать, был среди них твой брат или нет.

Я ничего не услышал, но заметил движение ее губ. Она произнесла одно слово и хотя меч не двинулся ни на йоту, капли крови у острия из ярко-красных превратились в угольно-черные и застыли на побелевшей коже.

Мун судорожно хватал ртом воздух. Дыхание вырывалось со свистом и тут же превращалось в пар, как на морозе. Мун прохрипел:

– Был… был мальчик. Пять лет назад или больше. Я пересекал Пенджу, увидел его там… – Мун пожал плечами. – В бараке, в Джуле был маленький мальчик, но я не уверен, что это был твой брат. В Джуле много Северян.

– Джула, – повторила она. – Где это?

– На Юге, – я влез в разговор. – Опасные места.

– Это неважно, – она снова ткнула Муна ногой в живот. – У кого ты его видел, работорговец?

– У Омара, – жалобно признался Мун. – Он мой брат.

– Тоже работорговец?

Осмун закатил глаза.

– Это занятие семейное.

Северянка подняла меч и, не взглянув на ножны, отправила его в место хранения. На такой фокус уходят годы практики. Не сказав ни слова, она отодвинула меня с дороги и вышла. Я посмотрел на трясущегося, подвывающего Муна.

Он прижимал дрожащие пальцы к царапине на шее.

– Холод, – прошептал он. – Какой холод…

– Таковы почти все женщины, – сообщил я и пошел искать Северянку.

Я нашел ее около лошадей. Она уже оседлала небольшого серого мерина, стоявшего неподалеку от моего жеребца, и привязывала к седлу кожаные фляги с водой. Белый бурнус остался в одном из хиортов Муна и на Северянке была только короткая туника. Солнце палило нещадно и, глядя на ее белую кожу, я подумал, что к вечеру она станет красной, а блондинку ждет беспокойная ночь.

Она делала вид, что меня не замечает, а я прислонился плечом к шершавому стволу ближайшей пальмы и смотрел, как Северянка перекидывала на шею серого яркие желтые поводья и пробовала седло. Под палящим солнцем ее волосы казались почти белыми, а блеск серебряной рукояти меча слепил глаза.

У меня снова пересохло во рту.

– Собираешься в Джулу?

Она бросила на меня взгляд через плечо, не переставая заниматься подпругой.

– Ты сам все слышал.

Я пожал плечом – тем, которое не упиралось в дерево.

– Была там когда-нибудь?

– Нет, – она снова проверила подпруги, подобрала повод и, ухватившись левой рукой за короткую, жесткую гриву мерина, легко запрыгнула в седло, лежащее на ярком чепраке. Под Южным солнцем краски быстро выцветают, ярко-красный цвет желтеет, а потом становится коричневым. Северянка вдела ногу в медное стремя, обшитое кожей, боковой разрез туники распахнулся и я увидел стройное бедро.