Я закрыл глаза, надеясь, что уменьшится головная боль, потом открыл их и попытался себя осмотреть. Во время короткой схватки с меня сорвали бурнус, и я видел все кровоподтеки выше и ниже набедренной повязки. Сандалии с меня тоже стащили, и я заметил, что мизинец на правой ноге торчал в сторону в своеобразном привете другим пальцам. Все остальное кажется уцелело, хотя и превратилось в сплошной синяк. Никто не использовал против меня ни меча, ни ножа, так что в награду за мои старания я отделался только побоями. Ни порезов, ни ран. И за это спасибо.
Камера была узкой и темной, в ней пахло испражнениями – не моими, я еще не дошел до такого состояния, но было ясно, что предыдущий жилец провел здесь много времени. Зловоние в таких местах держится долго, даже если вымыть камеру с пола до потолка. А этим обычно никто не занимался.
Шея затекла, и я не сомневался, что лежал в камере уже целую вечность, а судя по урчанию у меня в желудке, никак не меньше ночи. Очень хотелось есть. И очень хотелось пить, но это было скорее последствием отравленного вина. Я подергал железные оковы и выяснил, что они были крепкими и избавиться от них я смог бы только с помощью принесенного кем-то ключа. Вот только приносить ключ никто не собирался. Я мог рассчитывать на одну Дел, он она стала такой же пленницей как и я… правда в другом качестве.
От Эламайн помощи не дождаться, ей было не до этого. Она наверняка рыдала перед танзиром. Сабо? Вряд ли. Он верен старику. Я попался.
И тут я испугался. Потому что ни один мужчина не захочет даже думать о потере своей мужественности.
В животе похолодело, к горлу подступила тошнота и меня чуть не вырвало. Я уже видел блеск острой стали, слышал маниакальный смех Хаши, чувствовал как впивается лезвие… Я сжал зубы и крепко зажмурился, стараясь стереть эту картину, дрожа так, что по спине побежали мурашки. Лучше смерть, чем такое!
Кто-то подошел к моей камере. Подошел бесшумно, но я услышал. Я слышал все, что предвещало приближение этого. Почему Хаши так торопится? Или явилась Эламайн вымаливать прощение?
Нет, она не придет. Не в ее характере.
Но это была не Эламайн и не Хаши со своими евнухами-слугами. Дверь в мою камеру скрипнула, открылась с отчаянным визгом, и вошла Дел. Я смотрел на нее из полутьмы, уже приготовившись схватиться с охранниками в тот момент, когда откроют оковы, и биться до смерти. Но я снова получил отсрочку. Дел.
Она задержалась у низкой двери, наклонившись, чтобы пройти. Светлые волосы спадали на укутанные шелком плечи и рассыпались по груди, словно она только что встала с постели.
Постели Хаши? От этой мысли меня чуть не затошнило, а потом я разозлился. Кажется это была ревность.
– С тобой все в порядке? – еле слышно прошептала она.
– Как ты сюда попала? – зашипел я. – Как, в аиды, ты ухитрилась?
Она подождала, пока я закончил бормотать полубессвязные фразы, и показала мне большой железные ключ, поболтав им в воздухе. Ясный ответ на все вопросы.
– Быстрее, – зашипел я. – Пока они не пришли!
Дел улыбнулась.
– Этот старый танзир так тебя напугал? Песчаный Тигр, лучший танцор меча Пенджи, до потери чувств напуган стариком?
– Ты бы тоже испугалась, если бы была мужчиной и на моем месте, – я подергал оковы. – Ну заходи, Дел. Не стесняйся.
Она фыркнула, вошла в камеру и опустилась на колени, чтобы разомкнуть оковы на ногах. Я ничего не мог поделать с собой – как только она закончила, поджал ноги, чтобы защитить ту часть моей анатомии, которая не устраивала Хаши.
– Как ты достала ключ? – рявкнул я. Самый очевидный ответ тут же возник в моей голове. – Ты переспала с Хаши в обмен на ключ?
Дел, собиравшаяся открыть оковы на моих запястьях, застыла.
– А если и так, то что?
Ее длинные волосы упали мне на грудь и лицо.
– Что? Аиды, женщина! А как ты думаешь?
– Как я думаю? – она открыла один замок. – Я думаю, что ты слишком быстро делаешь выводы, Тигр.
Она говорила как рассерженный ребенок. Конечно это не ее приковали в камере, и не она ждала кастрации.
Я вглядывался в ее лицо, пытаясь найти ответ на свои вопросы.
– Значит ты переспала с этим ублюдком?
Она открыла второй замок.
– Я тебя освободила, правильно?
Я с трудом встал на колени, крепко взял Дел за плечи и повернул к себе.
– Если ты думаешь, что я с радостью соглашусь сохранить свою мужественность в обмен на такую жертву и не буду переживать из-за этого, у тебя песок в голове.
– Но ты согласишься, – отрезала она. – И любой мужчина согласился бы. А переживания… Не знаю. А ты?
– Переживаю ли? Аиды, да! Дел, я не хочу, чтобы ты подумала, что я не понимаю, какую жертву ты принесла…
Не знаю, можно ли было назвать улыбкой изгиб ее губ.
– Тигр, женщина теряет свою невинность только раз, правильно? И живет дальше. Так? И учится удовлетворять мужчину. Но если мужчина, например такой как Песчаный Тигр, теряет свою мужественность, он может и не выжить. Я права?
Прежде чем я успел ответить, она выскользнула из моих рук и вышла из камеры. Я бросился за ней, задыхаясь от отчаяния.
Меня трясло, когда я представлял Дел в постели Хаши. Я ненавидел саму мысль, что она сделала такое ради меня, даже если Дел научилась удовлетворять мужчин много лет назад. И я ненавидел себя, потому что в глубине души я был счастлив, что она сделала это и спасла меня от участи евнуха. А это было бы гораздо хуже и унизительнее, чем жизнь чулы у Салсет.
Я был счастлив, но не радовался.
Радоваться было нечему.
У последней ступени лестницы, ведущей из подземелья, стоял Сабо. Он бросил мне темно-синий бурнус и кожаный кошелек, набитый монетами.
– Это плата, – сказал он, – за спасение госпожи и меня. Может Хаши и не очень благодарен, но я сам отвечаю за себя, – он улыбнулся. – Ты обращался со мной как с человеком, Песчаный Тигр. Я немного могу для тебя сделать, но в моих силах не допустить, чтобы ты стал таким как я.
Дел протянула ему железный ключ.
– Ты дал ей ключ!
Сабо кивнул.
– Да. Я подсыпал снотворное в вино Хаши и когда он уснул, увел Дел из ее комнаты и привел сюда.
Я пристально посмотрел на Дел.
– Значит ты не…
– Нет, – согласилась она. – Но ты так хотел верить в это, – она проскочила мимо меня и скрылась в темноте.
Я взглянул на евнуха.
– Я совершил ужасную ошибку. И выставил себя дураком.
Сабо улыбнулся, и на пухлых щеках появились складки.
– Все совершают ошибки и каждый человек бывает дураком хотя бы раз в жизни. Надеюсь, больше с тобой этого не случится, – он мягко коснулся моей руки. – Иди прямо. Там вас ждут лошади.
– Разящий, – напомнил я. – И мой нож.
– С лошадьми. Иди.
Дел ждала в темноте узкого коридора. Она сменила полупрозрачный пустынный наряд на простой бурнус из абрикосового шелка, украшенный белой вышивкой. У шеи бурнус приоткрылся, и я заметил под ним знакомую тунику. Как и я, Дел была без оружия.
Я вспомнил о ее мече и подумал, не испытал ли Сабо тоже болезненное ощущение, что и я. Но спрашивать его я не стал, потому что вспомнил слова Дел: пока меч в ножнах, он безвреден.
Безвреден… Не сказал бы.
– Куда? – прошептала Дел Сабо.
– Прямо. Дверь выводит на задний двор дворца, там конюшни. Я обо всем позаботился. Там лошади и оружие.
Я крепко пожал его руку.
– Я действительно обязан тебе, Сабо.
Он улыбнулся.
– Я знаю. Но это все, что я могу для вас сделать.
Дел подошла к нему, обняла за шею и громко чмокнула в пухлую, коричневую щеку.
– Сулхайя, Сабо, – тихо сказала она. – У нас так говорят спасибо и всего тебе наилучшего.
– Уезжайте, – попросил он. – Уезжайте, пока я не решил ехать с вами.
– Давай, – согласился я. – Поехали, Сабо.
Его светло-карие глаза казались черными в полутьме коридора.
– Нет. Мое место здесь. Я знаю, что вы невысокого мнения о моем господине Хаши, но раньше он был достойным мужчиной… Я предпочитаю помнить его таким. Уезжайте, а я останусь, – он кивнул на дверь. – Идите, пока конюхи не забеспокоились и не увели лошадей.