* * *
Наконец-то Осман мог войти в свадебную юрту, к жене. Он не видел Мальхун тысячу лет. Столько всего случилось за это время!.. Случилась крепость, случилась смерть!.. Он хотел соблюсти траурное воздержание. Он уже с некоторой досадой ожидал увидеть на лице Мальхун выражение тревоги; он даже опасался её упрёков. В ответ на подобные упрёки ему пришлось бы огрызаться по-мужски... И в то же время Осману так хотелось увидеть жену!..
И было таким облегчением душе - увидеть её спокойной, дружелюбной, любящей...
- Ты - самая прекрасная жена на свете! - говорил Осман. - Знаешь, как говорили мои предки о плохой жене: «Когда к ней в дом из степи придёт стыдливый гость, муж её дома скажет ей: «Встань, принеси хлеб, поедим, пусть и этот поест»; она скажет: «У тебя испечённого хлеба не осталось» . Так говоря, она ударяет себя по задней части, оборачивается к мужу боком, потом опрокидывает перед ним скатерть; хотя бы сказал тысячу слов, она ни одного без ответа не оставит, на слова мужа внимания не обратит. Это - основа слёз пророка Нуха; от такой также да сохранит вас Бог, такая женщина к вашему очагу пусть не приходит!»
Мальхун смеялась, затем спросила:
- А что о хорошей жене говорится?
- О! О хорошей куда меньше слов: «Когда из степи в дом приходит гость, когда муж её на охоте, этого гостя она накормит, напоит, уважит и отпустит»[257].
Мальхун смеялась весело. И Осман чувствовал, что она ему - ближе всех! Она и молодой Михал, Куш Михал. Они не просят, не ждут от него откровенности. Им не нужно, чтобы он каялся, делился с ними своими мыслями и замыслами...
- Мальхун! - говорил Осман. - Прости меня. Я ничего не привёз тебе, ни украшений, ни тканей красивых...
- Не надо, не надо! - Мальхун смеялась и махала на него руками. — Ты жив! И более ничего не надо для меня!..
Он понял тотчас, как она тревожилась о нём. Но ему было по душе то, что она смеётся, и лицо у неё не грустное...
- Мальхун! Крепость Ин Хисар, наша первая крепость, - вот мой подарок тебе! В этой крепости будет построен наш первый дом. Я не приведу тебя в чужой дом, в дом захваченный! Дом для тебя поставлен будет совсем новый, и всё убранство будет новое. Ты увидишь!..
Было хорошо...
* * *
Но не так долго пришлось наслаждаться отдыхом, покоем, любовью жены молодой... Осман собирался вернуться в крепость, но оказалось, что возвращаться ещё не время. Эртугрул ещё при жизни своей сделал Османа вождём. Осман и не думал, что начнётся смута. Сару Яты сказал, что Тундар подкупает людей.
- Боюсь, не обойдётся без крови!..
Люди становища и вправду разделились. Меньшая часть поддерживала Тундара. Сыпались градом обвинения Осману:
- Мы жили спокойно прежде. Никаких крепостей не завоёвывали!..
- Зачем нам какая-то крепость?! Видали мы Биледжик! Мы никогда не будем жить под этими каменными кровлями. Там задохнуться можно!
- Мы всегда брали девушек из нашего становища. Только Осман взял чужую. Из-за неё война и все беды!
- Сколько народа погибло из наших! И Осман не остановится. Он хочет нашей гибели!..
Уже размахивали руки, правда, не мечами и не саблями, но палками заострёнными, да и ножами длинными...
Осман молчал, слушал и смотрел. Подумал, что уедет в Ин Хисар и возьмёт с собой Мальхун... Только сказал:
- Я оправдываться не буду...
Руки за спину заложил, пальцы сцепил на поясе...
- Вы что?! - кричал Сару Яты. - Осман хочет добра вам.
Он хочет, чтобы вы богатели, чтобы вы жили не хуже, чем неверные, и не хуже, чем тюрки в городах. Поставим дома и мечети, как в Конье!..
Разноголосые крики прервали речь Сару Яты:
- Да не надо нам ничего! Мы будем жить, как жили, как жили и наши предки! Не хотим мы платить кровью и жизнями наших сыновей, нашими жизнями, за прихоти Османа!
- Пусть Тундар будет вождём!
- Тундар!
-Тундар!..
- Осман погубил его сыновей, погубит и наших сыновей, и нас! И жены и дети наши пропадут!
- Тундар!
- Пусть будет Тундар!..
- Тундар - трус! - закричал Сару Яты. - Наши храбрые предки никогда не сдавались, не жаловались, не хныкали, когда теряли своих близких. Тундар - трус!..
- Осман!
- Осман!
- Пусть Осман будет вождём!
- Осман - молодой и сильный! Не пропадём за ним!..
- Надоело задницы просиживать! Мы пойдём за Османом. Всё будет наше!..
Такие слова кричали приверженцы Османа.
Он по-прежнему молчал. Затем, улучив мгновение короткое тишины, заговорил:
- Сару Яты, мой брат, говорит, что я хочу для вас доброго. А я ничего для вас не хочу! Ничего! Я пойду той дорогой, по которой ведёт меня время. А вы можете не идти со мной. Оставайтесь! Да чтоб ваши задницы сгнили! Берите Тундара в свои вожди!.. Сару Яты! Быстрее собирайся!..
Все казались растерянными. Никто не удерживал Османа, даже те, что были за него. Вскоре становище покинули Осман, Сару Яты и два небольших отряда акынджилер. В повозке ехали две жены Сару Яты, его дети и Мальхун. Мать Османа отказалась ехать.
- Я не поеду, сын. Я пригожусь тебе здесь!..
Осман поцеловал ей руку...
Добрались в Ин Хисар. Женщин и детей устроили в одном из домов. Жены Сару Яты были старше Мальхун, но никогда прежде не жили в доме. И потому теперь слушались Мальхун.
- Пусть Гюндюз вернётся в становище, - предложил Сару Яты. - Ведь там осталась твоя мать, Осман.
- Никто не вернётся в становище сейчас, - сказал Осман резко и сухо. - Там много людей - за меня. А моя мать родилась и росла в становище, она за себя постоит!..
Но уже через несколько часов Осман запёрся в той самой комнате, где прежде беседовал с Михалом. Осман то сидел, закрыв глаза, то валился на ковёр и закидывал руки за голову... «А чего ты ждал? - спрашивал он себя. - Чего ты ждал? Что за тобою прибегут, будут за полы одежды хватать, просить, умолять?..»
Он решительно вышел к Сару Яты:
- Брат! Благодарю тебя за то, что ты со мной! Мы не пропадём. Сейчас я уеду, а завтра вернусь...
- Два дня прошло, - сказал Сару Яты.
- Я завтра вернусь.
- Если твоя жена спросит о тебе...
- Она не спросит, она будет ждать меня!..
- Поезжай. А если... - Сару Яты не договорил.
Ясно было Осману, что хочет сказать брат: если приедут посланные из становища...
- Если приедут, пусть ждут, - отрубил Осман.
* * *
Осман выехал один. Направил коня на путь в Харман Кая... Не раздумывал. Ему хотелось отправиться в Харман Кая, и теперь он ехал туда. Если бы он размышлял, то удивился бы самому себе! Отправиться к человеку, которого он едва знал, всего один вечер говорил с ним. И человек этот - не какой-то мудрец или полководец, а мальчишка совсем. И зачем ехать к нему, когда ты в затруднении, в крайности? Просить о помощи?.. Но Осман не раздумывал. Просто ехал!..
Впрочем, он и не знал, куда ехать, в какую сторону... То есть знал, но знал худо. Скоро он сбился и тщетно пытался сообразить, куда же ему сворачивать... Наконец попался ему на дороге крестьянин, шедший за ослом, к седлу которого были приторочены два больших полосатых мешка...
— Хей! - окликнул Осман.
Мужик оглянулся и ускорил шаг, погоняя осла.
- Хей! - снова позвал Осман. Человек боялся его. Осману это нравилось. И должен был этот человек, живший вблизи тюрок, понимать хотя бы немного тюркские наречия... Осман вновь окликнул его. Тогда крестьянин решил, что лучше будет остановиться...
Осман подъехал на расстояние, достаточно близкое, и снова принялся спрашивать дорогу в Харман Кая, громко выговаривая слова, повторяя настойчиво: «Харман Кая... Харман Кая...» и делая размашистые жесты... Это возымело своё действие. Человек с ослом даже произнёс несколько ломаных тюркских фраз, из которых Осман понял, где всё-таки обретается дорога в Харман Кая. Выслушав объяснение и даже почти поняв его, Осман опустил глаза и, приподняв руку, оторвал от пояса маленький серебряный шарик и бросил мужику; а тот поспешно поднял и забормотал какие-то благодарности по-гречески...