- Также мы хотим вывезти часть казны и получить охрану...

Осман и Михал предвидели такое требование и порешили уже ответить согласием.

   - Наши воины проводят тебя почти до Константинополиса, - сказал Михал. - Но за это ты должен заплатить...

Стали рядиться. Сговорились на тридцати тысячах флоринов выкупа. Деньги были переданы посольству Михала, он увёз их в Йенишехир. Обещание было исполнено. Наместник, его семейство и приближенные покинули Бурсу и благополучно добрались до Константинополиса... Они это совершили тайно. Орхан же вновь и вновь предлагал гарнизону Бурсы сдаться. Однако взявшие власть в городе надеялись на помощь императора, который так и не прислал никакой помощи...

Началась осада Бурсы, продлившаяся долго, несколько раз шли приступом на крепость, но взять её не могли...

Несколько раз Осман приезжал в войска, ставшие лагерем под стенами осаждённого города. Затем его здоровье сильно ухудшилось и он на некоторое время уехал на отдых в Сугют. Туда к нему приехал и Михал. Спустя недолгое время Михал, который, несмотря на немалый уже возраст, оставался крепок, послал гонца к Орхану, находившемуся в лагере под стенами Бурсы, и дал Орхану знать об ухудшении здоровья Османа. В Сугют приехал Алаэддин и предложил отцу возвратиться в Йенишехир:

   - Там лекари учёные помогут тебе стать снова на ноги, а потом ты приедешь в Сугют, а там, глядишь, сможешь встать во главе осаждающих Бурсу...

Осман заморщился, слушая эти слова сына:

   - Хей, Алаэддин! - заговорил он едва ли не сердито, насупившись, сдвинув кустистые старческие брови. - Я всегда любил тебя, но я прежде не знал, что ты такой лжец! К стенам Бурсы мне уже не попасть никогда! И в Сугют, в эти края, родные мне, где я родился когда-то, я уже не возвращусь, я знаю! Я бы сейчас и не уезжал отсюда; я бы здесь и умер; здесь, где умерли мои отец и мать; и это было бы верным, совсем правильным - умереть здесь!.. Да вот... человек порою слаб, а я ведь и есть самый простой человек! Я слаб, мне хочется ещё пожить; оттого-то я и соглашаюсь ехать с тобой и отдать себя в руки лекарей...

Алаэддин молчал, опустив голову в красивом зелёном тюрбане.

   - Что молчишь? - спросил Осман. - Разве я говорю неправду?

   - Ты правду говоришь, отец, - решился говорить Алаэддин. - Но твоя правда - это ещё не вся правда! Отчего ты не подумал обо мне, обо всех нас, твоих сыновьях; отчего ты не думаешь о своих подданных? Разве мы - не люди? Разве Аллах не наделил нас сердцами, могущими испытывать мучительную боль? Почему ты не думаешь о том, что всем нам больно даже предположить возможность твоей смерти?! Мы знаем, что все люди смертны, но мы не хотим твоей смерти, не хотим думать о ней!.. Я не хочу твоей смерти, не хочу!.. Прости меня за откровенность, отец!..

Видно было, что Осман тронут горячностью сына, хотя старый султан изо всех сил пытался принять вид горделивого безразличия...

   — Хорошо! — коротко произнёс Осман. - Пусть мои люди собираются в путь. И вели, чтобы приготовили повозку и устлали соломой; это для меня. Твой отец, Алаэддин, уже настолько немощен, что ему трудно ехать верхом!..

Тотчас начались положенные приготовления. Готовился и Михал. Выехали на другое утро...

В Йенишехире оставались с больным Османом верный Михал, Алаэддин и два младших сына от Рабии Хатун, Хамид и Пазарлу. Дорога очень утомила старого султана. Несколько часов Осман пролежал в спальном покое, в полузабытье. Лицо его было покрыто мелкими каплями пота. Все были встревожены, однако сон-забытье ободрил Османа; он пробудился ободрённым и повеселевшим, потребовал подать кушанье, что и было исполнено.

   - Принесите побольше айрана, - сказал он, - я слыхал много раз, что айран помогает при головной боли, а у меня после дороги голова немного побаливает...

Осман просил также, чтобы Михал разделил с ним трапезу. Михал с удовольствием сел против Османа, чтобы они оба могли видеть лица друг друга. После еды Осман вновь прилёг и спал не так долго, затем выпил две чашки айрана.

   — Лекари ждут, - сказал Михал, - прикажи, мой султан Гази, и я тотчас велю им прийти сюда и осмотреть тебя, чтобы они могли знать, как им лечить тебя...

   - Помоги мне, брат Михал, - сказал в ответ Осман, — мне трудно сидеть, но и лежать неохота! Приподыми вон ту подушку повыше... - Михал быстро и ловко приподнял подушку и теперь Осман имел возможность полулежать. Он продолжал говорить: - Лекарей, брат Михал, мы ещё успеем позвать. Ты будь уверен, я буду им послушен. А сейчас позови музыкантов и хорошего рассказчика сказок и занимательных историй. И не возражай своему султану, не спорь с ним! Мы с тобой знаем друг друга давно, ты всегда в моей душе!.. Зови музыкантов!..

Михал и вправду знал достаточно своего султана Гази, и потому поспешил исполнить его просьбу без возражений. В сущности, Михал понимал Османа и потому и не стал возражать, не стал убеждать султана в необходимости призвать лекарей тотчас!..

Явились музыканты во всей красе — с дарбуками, тростниковыми флейтами, трёхструнными смычковыми ребабами. Пришёл рассказчик... Заиграла музыка... Музыканты исполняли одну мелодию за другой... Осман слушал, то и дело приподымал руки и похлопывал в ладони... Михал сидел рядом с ним... Наконец Осман велел Михалу хорошо расплатиться с музыкантами и отпустил их...

   - И ты ступай, брат Михал, отдохни! Быть может, тебе ещё придётся оставаться у постели немощного умирающего немалое время!..

Когда Михал ушёл с музыкантами, Осман велел рассказчику начинать; и тот начал говорить историю страстной любви Гарыпа и Шасенем. Осман внимательно слушал...

Звучали слова Гарыпа:

Осман долго слушал, затем отпустил сказочника, которому щедро заплатили. Осман велел слуге призвать Михала Гази.

   - Что, брат Михал? Я вижу в твоих глазах одно желание, ты хочешь, чтобы лекари вошли сюда. Но потерпи ещё немного... Садись рядом!..

Михал послушно сел.

   - Я сейчас слушал историю Гарыпа и Шасенем, - заговорил Осман, - слыхал ты о них? Это хорошая сказка!..

   - Не припомню, — отвечал Михал честно.

   - Вот, не припоминаешь, и, может, и не слышал... И знаешь ли, что удивило меня сейчас? Я мог бы удивиться уже давно, я мог бы всю свою жизнь удивляться! Но удивился я только сейчас! Ты подумай! Сейчас я слышал из уст рассказчика слова одного из тюркских наречий; не на этом наречии говорили мои отец и мать, мои покойные братья; но всё же я понимаю это наречие. Я понимаю наречия болгар и сербов, есть сходство меж этими наречиями. Чудно ведь это!

   - Чудно! - согласился Михал. - Я понимаю все греческие наречия, но они очень-очень похожи...