Две кумы отправилися к куму,
Две кумы ко Гречичу Манойлу:
Первая - то стройная гречанка,
А другая - белая влашанка.
Был малютка мальчик у влашанки,
У гречанки девочка родилась.
Вместе кумы к куму приезжали
И младенцев окрестили вместе.
На рассвете, при восходе солнца,
Говорила стройная гречанка:
«Дорогой мой Гречич, кум Манойло!
Ты возьми-ка моего ребёнка,
А отдай мне мальчика влашанки, -
Подложи ей девочку тихонько.
Я тебе за это дам - клянуся –
Вдвое больше золота, чем весит
Неразумный мальчик, сын влашанки».
Соблазнился он, суди Ты, Боже!
Подменил детей Манойло Гречич...
Две кумы отправились обратно.
Вот идёт своим путём влашанка,
И её ребёнок раскричался.
Тут она как будто испугалась:
Становилась посреди дороги,
Раскрывала бережно пелёнки:
Перед нею девочка, не мальчик!
От досады бросила влашанка
На дорогу пыльную ребёнка
И пошла обратно, причитая...
В дом она Манойла приходила,
Речь такую говорила куму:
«Так ты продал крестника за деньги!
Накажи тебя Иван Креститель!»
Перед ней Манойло клялся лживо:
«Ничего, поверь, кума, не знаю!
(На руках держал тогда Манойло
Своего ребёнка.) Если лгу я,
Пусть вот этим мясом напитаюсь».
Со двора отправилась влашанка,
Понесла пустую колыбельку.
Оседлал коня Манойло Гречич
И поехал ко двору гречанки.
Та ему за мальчика платила,
И назад Манойло возвращался.
Вот он едет лесом и встречает
На дороге чёрного ягнёнка.
Он стрелу калёную пускает,
Убивает чёрного ягнёнка.
Разводил огонь он у дороги,
Мясо пек и вкусно им обедал;
А одно плечо в мешок свой спрятал
И к родному дому подвигался.
У ворот его жена встречала,
Обливаясь горькими слезами.
И её Манойло вопрошает:
«Что, жена, с тобою приключилось?»
И она всю правду рассказала:
«Выпрыгнул из рук моих ребёнок,
Обернулся в чёрного ягнёнка
И бежать пустился по дороге...»
Ей с тоскою говорил Манойло:
«Ах, жена, ягнёнка повстречал я...
Я стрелой убил его, изжарил
И такою пищей пообедал;
А одно плечо привёз с собою:
Посмотри в мешок мой, что привязан
У седла с овсом для вороного».
Опускала мать в мешок тот руку
И плечо оттуда вынимала,
Не плечо ягнёнка, руку сына!
Тут жена Манойлу говорила:
Ах, Манойло! погубил ты род свой!
За куму достойно ты наказан»
[316].
