Вместо этого он ускорил шаги, пробираясь кружным путем, чтобы не прийти слишком рано. Высокий холм в центре города с герцогским замком и парком он обогнул по широкой дуге, не желая бередить душу воспоминаниями.

Проблуждав таким образом почти половину стражи, маг явился к добротной двери златокузнеца Жорреса как раз вовремя. Постучал бронзовым кольцом. Помялся на крыльце, дыша на пальцы.

– Доброго утра, мэтр, – приветливо поздоровалась раздобревшая от хорошей жизни хозяйка. – Заходите, пожалуйста.

Ответив учтивым поклоном, Регнар шагнул через порог. Из кухни так упоительно несло свежевыпеченными булочками с корицей, что он едва не потерял сознание.

– Холодно на улице? – спросила Нинелла, просто Нинелла, без всяких там уважительных приставок, ведь ремесленники и негоцианты в двенадцати державах оставались чернью, даже добившись немалого богатства.

– Очень холодно, – не стал кривить душой Регнар.

– Может, чашку горячего чая?

– Не откажусь, – кивнул маг, понимая, что еще немного и сойдет с ума от голода.

Его провели на кухню – вымытую, выскобленную, сияющую чистотой. Налили пахнущий мятой, обжигающий чай. Поставили рядом плошку с медом и поднос с булочками. Супруга златокузнеца, сказать к слову, уже позвякивавшего молоточками где-то внутри дома – кто рано встает, тому Господь помогает, – уселась напротив, подперла круглую щеку ладонью. Когда-то она, должно быть, слыла красавицей. Теперь же заплыла жиром, щеки не уступали округлостью тем же булочкам, а к изначальному подбородку добавились еще два.

«А еще бы, – подумал Регнар. – Такая вкуснотища каждый день. Мне бы столько сдобы, я тоже раздулся бы, как мыльный пузырь».

Он не спеша поднес чашку к губам, подул, осторожно отхлебнул. Изо всех сил сдерживаясь, медленно взял булочку… Подумать только! Когда-то он терпеть не мог корицу. Они все – трое неразлучных друзей – ненавидели корицу. Коэл один раз даже отхлестал ножнами шпаги булочника, который забыл о его пристрастиях и попытался всучить присыпанный корицей рогалик. Бывший капитан стражи его светлости тоже переживает сейчас нелегкие времена. Перебивается случайными заработками. А ведь у него семья – пятеро детей. Хорошо хоть старший брат, наследник Дома Радужной Рыбы, иногда передавал через бывающего в городе по делам управителя замка немного денег.

Громко хлопнула дверь. Ученик мага – двенадцатилетний долговязый балбес Адран – ворвался и с разбегу налетел животом на стол. Блюдо подпрыгнуло, булочки раскатились по столу. Чашка в руке Регнара дрогнула, проливая густо-коричневую жидкость на белоснежную скатерть.

– Адранчик! – возмутилась мать. – Как ты себя ведешь?! Поздоровайся с мэтром!

Но малолетний пройдоха уже сунул в рот булку, лишь промычал что-то, похожее на курлыканье журавля с завязанным клювом, и убежал с такой же скоростью, с какой и появился.

Маг, не отрываясь, смотрел на расползающееся по скатерти темное пятно.

– Ой, не переживайте, мэтр! – взмахнула пухлой ладошкой Нинелла. – Большего горя не было бы. Скатерть постираем. А вот кто нам его светлость вернет?

– Что? – От неожиданности Регнар поперхнулся теплой сдобой. Закашлядся, прикрывая рот ладонью.

– Запейте, запейте, – словно курица, квохтала жена златокузнеца. – Может, по спине постучать вам?

– Не… Не надо… – сумел наконец-то вдохнуть маг. Сделал три долгих глотка. Чай слегка горчил и мятной свежестью холодил небо. – Что вы сказали о его светлости?

– Так вы мэтр, разве колокольный звон не слыхали?

– Слыхал. До сих пор в ушах гудит.

– Преставился наш герцог. Отдал душу Господу… – Нинелла мелко и как-то суетливо сотворила знамение. – Соседка говорила, за полночь ему совсем худо стало. Лекарь кровь пускал – не помогло. Вызвали отца Сабана, духовника, значит, его светлости. Тут-то прана Лазаля и соборовали… А, не дожидаясь первой стражи, он и помер.

– Да примет Господь его душу… – грустно пробормотал Регнар, вспоминая старика герцога.

Пран Лазаль из Дома Черного Единорога правил Аркайлом без полутора лет полвека. Хорошо ли, плохо ли… Люди разное говорили. Кому-то не нравились порывистые и на первый взгляд бездумные поступки герцога. Другие восхищались его умением предугадывать развитие событий и отношений между державами.

Следовало отдать герцогу должное, при нем Аркайл почти не воевал. Вначале он вовсю расхлебывал последствия недальновидной политики своего отца, отвоевывая утраченные земли и возобновляя влияние державы. Усилил армию, почти из ничего создал флот, пусть не самый сильный на восточном море, но вполне способный противостоять притязаниям браккарцев. Потом враги утихомирились. Последняя серьезная заварушка на границе с Трагерой утихла лет двадцать назад. Пиратские наскоки островитян продолжали донимать купеческие суда, но гораздо реже, чем в минувшие годы. Немало тому способствовали непрестанные переговоры его светлости с королем Ак-Орром тер Шейлом из Дома Белой Акулы. Если бы полтора года назад Ланс альт Грегор не заколол сына посланника Браккары на дурацкой дуэли, то отношения могли бы перерасти в подлинно дружеские. Сейчас острова затаились – не выказывая открытой враждебности, не спешили проявлять особую приязнь.

Но, как бы то ни было, правление Лазаля чаще вспоминали добрым словом, чем дурным.

Перед глазами Регнара, прослужившего придворным магом-музыкантом без малого десять лет, встало лицо его светлости – худое, а в последние годы костистое, с заострившимся носом и обтянутыми сухой кожей скулами, блекло-голубые старческие глаза, седая бородка, кустистые брови.

– Да примет Господь его душу, – повторила слова мага Нинелла.

Повисло тяжелое молчание. Есть почему-то расхотелось. Допивать чай тоже.

Они посидели немного, глядя по углам, при этом хозяйка шумно дышала и пару раз начинала всхлипывать.

Регнар поднялся.

– Может, начнем урок?

– Ну, если вы больше ничего не хотите, мэтр…

– Благодарю, как-то не хочется.

– Тогда пойдемте… – Она смахнула несуществующую слезинку. – Жалко-то как его светлость.

Они направились в большую, «общую» комнату, где стоял новенький клавикорд. Регнар обратил внимание, что пачка пергаментных листков с нотной партитурой лежала точно в таком же положении, как и третьего дня, когда они закончили последнее занятие. Маг вздохнул и, сосредоточившись, пробежался по клавишам инструмента. Полились прихотливые звуки песни «Ветер с Карросских гор» – произведение сложное и более пригодное для смычковых, чем для клавишных. Но Регнар никогда не искал легких путей, любил пробовать нечто новое, написанное кем-то так же сильно, как и Ланс создавал мелодии.

Легкий сквозняк показал, что вошел ученик.

Адран стоял, набычившись, и сверлил мэтра взглядом исподлобья.

– Будьте любезны, молодой человек. – Регнар широким жестом указал на низкий карл напротив клавикорда.

Мальчик не сдвинулся с места.

– Будьте любезны, – с нажимом повторил учитель.

Словно через силу Адран сделал два шага и уселся.

– Итак, что я задал?

– Ну, эту, как ее…

– «Проливы»…

– «Проливы Браккары».

– Совершенно верно. Ты разобрал такты, которые я велел разобрать?

– Разобрал.

– Точно?

– Разобрал.

– Будем играть? Или разомнешься для начала.

– Буду играть, – зло буркнул мальчишка.

– Это хорошо. Но, может, для начала разомнешься? Гамму, пожалуйста.

– Не хочу.

– Я не спрашиваю, хочешь ты или нет. Я говорю – гамму, пожалуйста.

Адран горько вздохнул, сцепил зубы и повел хроматическую гамму.

Способности у него были отменные, на зависть большинству магов-музыкантов, которых Регнар знал. Труд и прилежание сделали бы лет за пять сына златокузнеца желанным гостем любого бала в замках богатеев всех двенадцати держав, а еще лет через десять короли, князья и герцоги соперничали бы между собой, чтобы заполучить музыканта-виртуоза к себе на постоянную службу. Но Адран не хотел учиться. Больше того, он ненавидел музыку, терпеть не мог клавикорд и презирал учителя. Он хотел стать военным, хотел маршировать с аркебузой на плече, стрелять, фехтовать, убивать врагов. Вид мага Регнара, музыканта Регнара, мирного человека Регнара, который имел право по рождению носить шпагу, но не избрал войну ремеслом, мальчишку просто бесил.