Он как будто воочию видел, как на вершине горы, напоминающей огромную пирамиду, сложенную из скал и камней, сидят несколько тысяч человек, как турки окружают их и злятся, что не могут до них добраться, и понимал, что, хотя эти события произошли давно, сегодня они, по сути, повторяются снова, ибо подобно тому, как тогда пять тысяч армян спаслись от уничтожения на горе Муса-Даг, так и сейчас европейские евреи пытались спастись от нового возможного холокоста на корабле, которым он командовал.
Тогда Йоси еще не знал, что через много лет напишет армяно-американский писатель Уильям Сароян. «Я не знаю, — писал Сароян, — существует ли какая-нибудь сила в мире, которая способна уничтожить этот народ, это маленькое и незаметное племя. Оно проиграло все свои войны и лишилось своего общественного устройства; его литературу никто не читает, его музыку никто не слушает, его молитвы остаются без ответа. Но попробуйте уничтожить Армению — и посмотрим, что у вас получится. Пошлите армян в пустыню без пищи и воды, сожгите их церкви — и вы увидите, что через какое-то время они снова будут не только смеяться, петь и молиться, но и создадут Армению заново. Потому что для этого достаточно всего двух армян, независимо от того, в какой точке света они находятся».
Да, этих слов Сарояна Йоси не читал, но он знал, что на Муса-Даге была организована оборона и армяне, свято верившие в свое право на независимость, сражались отчаянно, не на жизнь, а на смерть. Все атаки турок им удалось отбить. Однако их положение становилось все хуже и хуже. В конце концов съестные припасы почти закончились, и, чтобы раздобыть еду, им приходилось совершать вылазки в расположенный неподалеку город Халеб. Они воткнули на вершине палку, повесили на нее флаг Красного Креста и — подобно несчастным пассажирам «Струмы»[70] — поставили лицом к морю плакаты, на которых написали: «Христиане, помогите нам!»
Как и пассажиры «Анны», армяне создали на Муса-Даге крошечное государство. Они пели, устраивали спектакли, вели горячие философские и политические дискуссии, выбирали руководство, и, думая об этом маленьком, умиравшем от голода, но мужественном военном государстве, которое описывается в книге Верфеля, Йоси испытывал горячую солидарность с его защитниками. Их судьба невольно напоминала ему о судьбе четырех тысяч пассажиров «Анны», спасшихся в другое время и от другой беды. Но особенно близок ему был в этой книге образ ее главного героя, Багратяна, который, как считает Йоси, ассоциировался в сознании Верфеля с Моисеем, проведшим сорок дней на горе Синай[71]. В отличие от Моисея, Багратяна не выловили из Нила и не воспитали в доме фараона, однако, как и Моисей, он тоже не родился, чтобы стать вождем. Бурный поток грандиозных исторических событий увлек за собой этого гуманитария, капризного эстета, космополита, лишенного родины и корней, и он стал героем, который возглавил оборону Муса-Дага, взяв на себя, как и Йоси, ответственность за жизнь нескольких тысяч мужчин, женщин и детей.
В конце книги Багратян остается на горе один. Преданный, он пытается бежать, но погибает, застреленный турецким солдатом. Он умирает возле могилы любимого сына.
Йоси никогда не чувствовал себя таким одиноким. Он командовал судном, на борту которого находилось около четырех тысяч «мусадагцев», и только от него одного сейчас зависело, уцелеют они или умрут. Однако он не хотел поддаваться отчаянию. Он знал, что санитарные условия на судне ужасающие, исправных туалетов почти не осталось, запасы пресной воды подходят к концу, а молодые ребята, жившие в трюме, спасаются от жары, исходившей от машинного отделения, сидя возле водопроводной трубы. Тем не менее он взял мегафон и весело крикнул:
— С этого момента болеть на борту запрещается!
Юмор был единственным действенным оружием, которое у него еще оставалось.
Через некоторое время в небе опять появился английский самолет. Это был бомбардировщик. Люди снова бросились в трюм. Как и в прошлый раз, летчик просигналил и попросил представиться. Хотя Йоси понимал, что никакого смысла продолжать игру в прятки уже нет, он опять дал летчику ложные сведения. Правда, на этот раз сказал, что судно называется «Святая Анна» и плывет с грузом хлопка из Искендеруна (Александретты) в Порт-Саид. Однако как только самолет улетел, он отдал приказ немедленно убрать с палубы все, что могло их выдать. Им надлежало выглядеть обычным коммерческим судно. В результате кабинки душевых, например, пришлось выбросить в море. Кроме того, он велел унести с палубы в котельную все горючие материалы. Впрочем, все это было уже попыткой утопающего ухватиться за соломинку и, естественно, не помогло. Из тьмы появились два эсминца. Видя, что терять больше нечего, Йоси попросил пассажиров выйти на палубу.
— Вы нарушаете закон, — передали англичане азбукой Морзе. — Мы требуем, чтобы вы не подстрекали пассажиров оказывать сопротивление.
— Наше судно называется «Еврейское восстание», и оно направляется в Палестину, — ответил Йоси. — С любым, кто на нас нападет, мы будем сражаться, как львы.
Вскоре они миновали ливанский город Сур. Английские эсминцы продолжали следовать рядом.
Неожиданно на мостик поднялся один из пассажиров и сказал, что его друг прыгнул в море, чтобы добраться до берега вплавь. А до берега было семнадцать миль. Йоси бросился к штурвалу и развернул корабль на 180 градусов. Англичане не поняли этого внезапного маневра и выразили недоумение. Чтобы их успокоить, Йоси сообщил им по рации, что один из его людей упал в воду (то, что на морском языке именуется «man overboard»). Один из эсминцев тут же поспешил на его поиски. Он летел по воде, как стрела, со скоростью тридцать узлов в час, его нос торчал из воды, как у быстроходной моторной лодки, позади тянулся огромный шлейф пены, а Йоси смотрел на него и думал, до чего наивно с его стороны было бы надеяться, что по прибытии в Палестину их ползущему, как улитка, кораблю удастся приблизиться к берегу.
Через полчаса с эсминца сообщили: «Ваш человек у нас. Он жив и здоров».
Как бы там ни было, но Йоси и не думал сдаваться. Судно продолжало плыть вперед. Однако эсминцы не только не отставали, но один из них даже настолько приблизился, что они почти соприкасались корпусами.
Йоси приказа дать гудок и зачитал англичанам присланную ему руководством декларацию, в которой говорилось о праве евреев жить на своей родине, но англичане продолжали упорно настаивать на безоговорочной сдаче и продиктовали ему текст сообщения, которое попросили довести до сведения других пассажиров. В сообщении говорилось: «Мы не хотим причинять вам вред, но, если вы приблизитесь к берегам Палестины, будем вынуждены атаковать. Нужна ли вам медицинская помощь?» Йоси ответил, что охотно их просьбу удовлетворит — и сообщение действительно было зачитано по громкоговорителю, — но, не удержавшись от искушения подразнить англичан, добавил, что сможет дать им ответ после того, как посоветуется с пассажирами.
— Проникновение в чужие территориальные воды, — отреагировали англичане, — является нарушением международных морских законов. Если вы попытаетесь это сделать, то будете арестованы.
И тут Йоси как прорвало.
— Да вы хоть отдаете себе отчет, сэр, — закричал он взволнованно, обращаясь к своему невидимому собеседнику, — что люди, находящиеся на борту, — это бывшие узники концлагерей?! Вы понимаете, что у них нет ни малейшего желания переселяться из лагерей немецких в лагеря английские? Или вы думаете, что это какой-то увеселительный круиз? Что наше суденышко — «Куин Мэри»? Да на нем, к вашему сведению, более трех тысяч женщин, мужчин и детей, и они живут здесь в нечеловеческих условиях. Вы хоть представляете себе, какие страдания испытывают наши женщины? Как мучаются наши роженицы? И вообще, мы что, преступники? Почему вы преследуете нас, как диких зверей? Вы знаете хоть одного нормального человека, который бы добровольно согласился сидеть в концлагере, даже если этот лагерь английский? Одним словом, я предупреждаю: мы будем защищаться. За наше право жить мы будем сражаться всеми доступными средствами, будь то бутылки, палки, трубы или ведра с нефтью. Мы будем сражаться с вами даже голыми руками. Если надо, мы перекроем вам путь собственными мертвыми телами. Мы прекрасно понимаем, что против вас мы — словно Давид против Голиафа, но, как сказал Черчилль, «мы будем сражаться на берегу, будем сражаться на улицах, будем сражаться на кораблях».
