— Отлично, — ответил за всех нас Семенов. — Вот интересно будет, когда погрузимся.

— Погрузимся? — переспросил командир. — Мы, дорогие мои, уже давно под водой.

Тогда мы еще не знали, что наша судьба окажется навсегда связанной с подводным кораблем.

15 июня 1938 года я стал офицером Военно-Морского Флота.

День этот до мельчайших подробностей хранится в моей памяти...

Солнечное утро. Мы выстроились ровными шеренгами. На противоположной стороне двора — офицеры и преподаватели.

Они взволнованы почти так же, как и выпускники.

По команде строй замер. Где-то вдали ель только стук проходящего трамвая да автомобильные гудки.

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался с нами контр-адмирал.

Стая голубей, вспуганная раскатом наших голосов на минуту затмила солнце.

— Прочтите приказ! — приказал контр-адмирал начальнику нашего курса.

После этого он обратился к нам с короткой напутственной речью.

На койках выпускников уже лежало тщательно пригнанное офицерское обмундирование.

Через несколько дней нам предстояло разъехаться по разным флотам. Видяев получил назначение на Северный флот, Семенов — на Балтику, я — на Черноморский флот.

Меня назначили штурманом подводной «Касатка».

Я выехал в Севастополь.

Сразу же с вокзала я направился к месту базирования подводных лодок. Разыскав командира подводной лодки Иллариона Федотовича Фартушного и доложил о прибытии. Фартушный усадил меня, тщательно ознакомился с моими документами,

— Кончили неплохо, — сказал он. — Теперь осталось немногое: проверить ваши знания на практике. Завтра лодка выходит в море. Приступайте к обязанностям.

— Но... — неуверенно начал я, — вести один... самостоятельно... я еще не смогу... нас учили...

— Если понадобится, я всегда помогу, — отрезал Фартушный. — Сегодня примите дела и доложите мне.

Обескураженный, я вышел из каюты Фартушного.

«А если не смогу точно рассчитать курс, — размышлял я, — или по моей вине случится что более страшное? Тогда как?..»

Я так углубился в свои мысли, что столкнулся с каким-то офицером. Незнакомый офицер — сухощавый, большелобый человек — с любопытством  посмотрел на меня серыми, очень внимательными гла зами.

— Лейтенант Иосселиани? — спросил он и тотчас же протянул руку. — Нарнов Александр Григорьевич, комиссар подводной лодки. Хотите не хотите, нравится не нравится, но служить будем вместе. Пойдемте побеседуем. У вас есть время?

В голосе Нарнова я уловил теплые нотки. Это ободрило меня, и я рассказал комиссару о своих сомнениях.

— Ничего, ничего, — успокаивал меня комиссар. — Это испытывает каждый новичок. Вы получили в училище хорошие теоретические знания. Это еще, конечно, не все. Стать настоящим штурманом трудно. Мы все вам поможем... Командир у вас опытный и умелый руководитель... И другие старшие товарищи охотно помогают младшим.

Вечером я доложил Фартушному о том, что принял дела моего предшественника.

Мы вместе направились в кубрик.

Личный состав корабля был построен в ожидании командира и комиссара. Приняв рапорт от дежурного, Фартушный прочитал приказ о моем назначении, затем поблагодарил за отличную службу уходившего с корабля штурмана.

В смущении я наблюдал за застывшими в строю подводниками. На лице усатого боцмана мелькнула усмешка. Мне показалось, что она относилась ко мне. Я еще больше смутился.

— Невесело? — спросил Нарнов, встретив меня около двери моей каюты.

Мы зашли ко мне и присели.

— Не особенно, товарищ комиссар.

— Обыкновенное начало службы. Иначе это и не бывает... Народ у нас дружный, — продолжал он. — Но поменьше промахов. Промахи начальников всегда на виду у подчиненных. Их поначалу не прощают... Ничего, справитесь...

На следующее утро я встал раньше остальных офицеров и сел за предварительные расчеты. К приходу командира у меня все было готово.

He подавая команды e снятии со швартовых, Фартушный прошел ко мне.

— Ну, вот теперь сделаем предварительную прокладку, — обратился он ко мне.

Я доложил, что уже сделал прокладку. Фартушный старательно проверил расчеты.

— Выходит, вам пока помогать не надо? — улыбнувшись, спросил командир и принялся расспрашивать меня о состоянии штурманской части.

И этот экзамен я выдержал довольно благополучно.

Ранним утром лодка взяла курс в открытое море. Вахтенным офицером был я. Рядом со мной на ходовом мостике стойл командир. По исстари заведенному морскому обычаю он опекал молодого офицера.

Командовать кораблем, даже и в качестве вахтенного офицера, значительно сложнее любой специальной службы и работы. Молодые офицеры допускались к самостоятельному несению вахты после тщательной проверки их знаний и навыков. Однако условия боевой подводной лодки резко отличались от тех, в которых мы учились. Поэтому я чувствовал себя неуверенно.

Не прошло и часа после нашего выхода из базы, как сигнальщик доложил, что в море прямо по носу лодки плавает бревно.

Я смотрел на бревно и не знал, что предпринять. Потом крикнул:

Ой! Товарищ командир, бревно! Что делать?

Фартушный словно не слышал моего крика. Он с безразличным видом смотрел куда-то вдаль.

«Сейчас лодка натолкнется на него, — со страхом подумал я. — Как же быть?»

— Ну что раздумываете? Уклоняйтесь! — внезапно заорал Фартушный.

Я даже и не предполагал, что голос его может быть таким громким.

— Право на борт! — тотчас же скомандовал я. Лодка уклонялась от курса, но я забыл о только

что поданной команде. Фартушный с нарочито безразличным видом рассматривал свои ногти.

— Лево на борт! — испуганно крикнул я рулевому.

Когда лодка легла на прежний курс, я почувствовал, как горят мои уши:

— Растерялись? — неожиданно спросил Фартушный.

— Да, товарищ командир, — признался я.

— Морской маневр не терпит медлительности. Нерешительность еще хуже, чем неправильное решение. Учтите это...

Я со страхом думал о насмешках моих новых товарищей. Мои опасения не замедлили оправдаться. Подсмеяться надо мной решил фельдшер Цыря.

Врача на лодке не было, и, видимо, поэтому фельдшер, лейтенант медицинской службы Цыря, гордо именовал себя доктором. Делать ему было нечего, потому что никто из экипажа не болел, и Цыря изощрялся в остротах, тратя на них всю свою энергию. Ни одно событие на подводной лодке не проходило мимо его внимания. За обедом он обратился к командиру лодки:

— Товарищ капитан-лейтенант, говорят, в море много невыловленных бревен, попадающих прямо под форштевень[10]?

— Попадаются, — сухо ответил Фартушный.

По его тону все поняли, что шутить над молодым офицером не следует.

После обеда Фартушный устроил мне новый экзамен, из которого тут же установил, что я не имею ни малейшего представления о том районе, через который шла наша лодка.

Я немедленно же приступил к изучению морского бассейна.

— Работаешь, штурманок? — вырос вдруг передо мной Цыря. — Работай, работай, труд исправляет людей...

— Тогда, наверное, ты не скоро исправишься, — решил я ответить на его насмешку в том же духе.

— Ах ты, щенок! — не на шутку обиделся  Цыря. — Считаешь меня бездельником? А ты знаешь, что прокладку курса фактически не ты, а командир ведет. Ты только манекен, и больше ничего...

— Ну и пусть, но я же к тебе не пристаю, — сдержал я себя. — Чего ты от меня хочешь?

— Лейтенант Цыря! — негромко сказал незаметно спустившийся с мостика Фартушный. — Отойдите от штурманского стола сейчас же! Передайте старшему помощнику командира, чтобы он вам нашел работу!

— Есть, товарищ командир! — отчеканил Цыря. Я до вечера, почти не разгибаясь, просидел за своим столом.

Так прошел для меня первый день службы на подводной лодке.

Лодка пришла в район боевой подготовки. Здесь нам предстояло погрузиться в воду. В подводном положении лодка почти беспрерывно меняла курсы и скорости. Это были горячие для меня часы. Долгое время мне не удавалось разогнуться, но, поглощенный расчетами, я даже не замечал этого. И только утром, когда наступили минуты затишья, я почувствовал, что смертельно устал, прошел в кают-компанию и жадно выпил большую кружку крепкого чаю. Есть не хотелось.