– Хорошо. Что было дальше?
– Я сошел с автобуса в Йерихоне, как мне объяснили Фридманы, добрался до подножья горы и углубился в какое-то ущелье. Два дня я переходил с места на место, делая привалы, пока случайно не набрел на пещеру, в которой и нашел рукопись.
– Как эта рукопись выглядела?
– Ну как, как свиток и выглядела, но я сначала не заметил ее, потому что она лежала в выемке в стене и была покрыта толстым слоем пыли. Я просто нечаянно ее задел, и она упала, при этом от нее отвалился довольно большой кусок. В той пещере не только рукопись была. Там была всякая утварь. Горшки, корзины, совершенно истлевшие, серпы какие-то… Но эта рукопись меня просто потрясла. Я, представь себе, даже что-то на том отвалившемся куске смог прочитать!
– А на каком же языке была рукопись? Как ты мог там что-то прочитать?
– Не знаю точно на каком языке, на иврите или арамейском, но буквы были ивритские. Я разобрал там слово «шней», то есть «два», и слово «Йешуа». Не знаю, означает ли это имя Иисус, или просто слово «спасение».
– Ладно, – махнул я рукой. – Оставим это. Так где теперь твоя находка?
– Там же, где и была. Дело в том, что я не знал, как ее унести. Когда я попробовал рукопись раскрыть, то она стала крошиться. Я понял, что в рюкзаке бы она просто измочалилась… Даже отвалившиеся куски не во что было положить. Тогда я решил съездить в Иерусалим за подходящим кэйсом. На рассвете я спустился в долину, вышел на какую-то дорогу. Стал останавливать попутные машины, кто-то меня подцепил и увезли неизвестно куда… Ну а дальше ты знаешь.
– М-да… – протянул я. – Ты не думаешь, что тебя кто-то мог выследить? Там, где ты рукопись нашел, бедуины были?
– Были. Они там овец пасли.
– Вот видишь. Ну а когда ты садился в машину, ты, вообще, хотя бы спросил, куда она едет?
– Спросил, конечно.
– Вот что я тебе скажу, – подытожил я свои подозрения, – то, что тебя повезли в другую сторону, а потом попытались сбить – все это очень может быть как-то связано с твоей находкой! Не исключено, что уже кто-то другой сейчас эту рукопись про твоих «двух Иисусов» читает!
– Вот я и говорю, может, ты сходишь и проверишь?
– Покажи мне карту, по которой ты ориентировался.
Андрей извлек из рюкзака туристскую схему Израиля и стал что-то царапать на ней спичкой.
– Нет, так дело не пойдет, – развел я руками. – По такой карте да с твоей спичкой! Ты, может быть, сам какой-то план нарисуешь?
После долгих попыток что-то изобразить на листе бумаги, Андрей пришел почти в полное отчаяние.
– Вот что, Андрей, давай быстрей поправляйся, и отправимся туда вместе, – резюмировал я. – Никакого другого способа отыскать пещеру я не вижу.
***
После Йом Кипура настали осенние каникулы, которые мы с друзьями решили провести на Голанах. С утра ходили по ущельям с озерами и водопадами, а вечерами просиживали у огня, жаря мясо. Но с наступлением Суккота, как ни жаль мне было уезжать и как ни уговаривали меня остаться, я отправился домой. Родители меня уже давно не видели, да и Андрея надо было проведать.
Первый праздничный день Суккота пришелся на субботу, и я встретил его дома. Сам я в строительстве шалаша не участвовал, но консультировал отца и брата по телефону. Как всегда, они возвели временное жилище во внутреннем дворе и изобретательно и с любовью украсили. Суккот даже и родители очень любили. Ведь в эту неделю – благо так повелел Создатель – взрослый человек может как ребенок с чистой совестью часами просиживать в самодельном «домике» из фанеры и цветных покрывал, хотя рядом находится его комфортабельное жилище.
***
На следующий день, в воскресенье, после утренней молитвы у Котеля, я зашел к Фридманам.
Андрея я нашел в его комнате в скверном настроении. Недельное сидение в четырех стенах порядком поднадоело ему.
– Хочешь, погуляем по Иерусалиму? – предложил я.
– Иерусалим, Иерусалим, – произнес он печально. – Гоголь вот тоже всю жизнь стремился в Иерусалим. Надеялся, что это паломничество избавит его от тяжелых мыслей, и просчитался… Я отчасти на то же рассчитывал, и отчасти также напрасно.
– Да что же у тебя за тяжелые мысли такие?! – удивился я, припомнив, что Андрей и раньше временами выглядел несколько растерянным и, как мне однажды показалось, даже подавленным. Потихоньку я вытянул из Андрея его тайну. Оказалось, что он страдает из-за девушки, которая предпочла ему другого, и что теперь он старается ее забыть. Но чем больше старается – тем меньше получается.
В этом смысле Андрей возлагал особые надежды на свое путешествие. Оказывается, гора Искушения должна была воистину стать горой преодоления искушения. Исцелиться он сюда ехал – вот что! А вместо этого сломал ногу, нашел и потерял рукопись – и теперь валялся дома, постоянно думая о девушке, отчего состояние только ухудшалось…
Мне сразу стало ясно, кто тут может помочь. Покопавшись в бумажнике и сразу опознав розовый с цветочками листок, я позвонил Сарит, и минут через сорок мы уже гуляли по рынку и прилегающему к нему району Нахлаот. Сарит очень забавно имитировала гида, показывая Андрею прилавки с апельсинами, крикливых торговцев и решительно ничем не примечательные здания.
– Перед нами знаменитые израильские колобки! – говорила она, указывая на гору пит. – В отличие от своих русских аналогов они совершенно пусты изнутри. Приобретение колобков не входит в стоимость экскурсии, но если у вас хватит денег, в перерыве вы сможете купить по такому колобку и угостить экскурсовода или же сохранить колобок в качестве сувенира…
На улице Агриппас мы зашли в шалаш, выставленный при входе в одну из небольших закусочных31. Мы с аппетитом уплетали «колобки» с фалафелями и смеялись. Сарит дразнила Андрея его костылями и неловкостью, а он в ответ укорял ее за прогулы и легкомыслие.
С торгового ряда доносилась оживленная русская речь.
– Петь, посмотри, что это?
– Какие-то груши с пупырышками…
– Какие еще груши?
– А что же? Огурцы что ли?
– Это они на авокадо наткнулись, – засмеялась Сарит. – Может, и им небольшую экскурсию провести?
– Им не про авокадо, а про «территории» надо рассказывать, – посетовал я. – Ожидается, что скоро сюда из России приедет миллион евреев. А наше правительство ничего не делает для того, чтобы заселить ими Иудею и Самарию.
– И очень хорошо, – заявила вдруг Сарит. – Если эти территории заселить, то потом нельзя будет поделить землю с палестинцами и заключить с ними мир.
Меня передернуло от этих слов. Я всегда лишался душевного равновесия, когда при мне кто-либо начинал мысленно кромсать Эрец Исраэль.
– Поделить землю? Иудею и Самарию?! – воскликнул я. – Да ведь это и есть та самая земля, которая нам Богом обетована! Арабы где хочешь могут жить, а мы без этой земли никак не можем.
На личике Сарит появилась уже знакомая мне насмешливая гримаса.
– Кто это – мы? Иудейские фанатики?
– Можно не разделять еврейскую веру, но нельзя не понимать, что иудаизм – это не только религия народа Израиля, но и религия земли Израиля, и, значит, запрет евреям селиться в Эрец Исраэль равносилен запрету исповедовать иудаизм.
– Исповедуйте свой иудаизм в Тель-Авиве – это такая же земля Израиля, как ваш Шхем или Хеврон.
– Совсем не такая же. Ты что, не знаешь, что и в Шхеме, и в Хевроне – гробницы Патриархов? Да и о чем сыр-бор? Вся Иудея меньше Москвы…
Увидев скучающее выражение на лице Сарит, я решил перейти к доступным каждому израильтянину «шкурным» аргументам.
– А безопасность? Без Шхема и Хеврона, без гряды гор, на которых они расположены, нельзя защитить ту двадцатикилометровую прибрежную полоску, которую мировое сообщество отвело нам под государство.
– Глупости. Если мы уступим арабам оккупированные территории, то у них вообще не будет никакого повода на нас нападать.
