1989

Все началось именно там и тогда – в канун нового 5750 года, на перекрестке Адам в Иорданской долине, куда меня вместе со случайной попутчицей забросил тремп¹.

Автобусы здесь не останавливались. Место было безлюдное. За выгоревшим полем и редкими деревцами виднелось небольшое арабское село.

Уже чувствовалась осень. Изнуряющая жара ушла. Я огляделся, пытаясь рассмотреть мост через Иордан. Судя по его названию – Адам – это могло было быть как раз то место, где «встали воды», когда сыны Израиля входили в свою землю. Но с дороги ничего толком нельзя было разглядеть.

Попутчица, девочка лет шестнадцати – миниатюрная сефардка, скорее всего йеменка²1, большеротая и большеглазая, с круглым кукольным личиком – с любопытством поглядывала на меня. Я на нее старался не смотреть и все же не мог не заметить, какое живописное рванье болталось на ее худеньком тельце: джинсы и майка были определенно с помойки, а драные сандалии вообще не понятно, как не сваливались с ноги. «Ну и дрань, – подумал я. – Вот к чему приводит светское воспитание… Уже до сефардов это дошло…» Я вытащил книгу псалмов и стал читать, предоставив голосовать йеменке-хиппи. Лучше молоденькой девушки с этим заданием все равно никто не справится.

Машин не было.

Прошло минут двадцать, я уже стал немного беспокоиться и иногда поглядывал на дорогу и на часы… Когда я оторвался от книги в очередной раз, прямо на меня смотрел молодой араб.

Я не понял, откуда и когда он возник… Вынырнул откуда-то сзади. Видимо, пришел из той деревни неподалеку.

Я внимательно оглядел нового персонажа. После того как два года назад началась интифада, то и дело какой-нибудь палестинский патриот бросался с ножом на еврея. Но этот парень серьезных опасений не вызывал: без вещей, в облегающих джинсах и в выгоревшей до неопределенного цвета футболке.

Я продолжил чтение, изредка поглядывая на араба, который время от времени голосовал проезжавшим палестинским машинам.

Минут через десять со стороны перекрестка подошел долговязый и лохматый светловолосый парень. Несмотря на потрепанный вид, он вызывал полное доверие: глаза у него были какие-то хорошие – живые, внимательные, трогательные очки с толстыми линзами в крупной роговой оправе сидели на носу кривовато. Точно такие же много лет назад носил мой отец. Парень сбросил со спины внушительного размера рюкзак и молча на него уселся.

Уже через несколько минут он задремал и – внезапно свалился с рюкзака. Отряхнувшись и оглядевшись, парень направился прямо ко мне.

– Слиха, ата йодеа… – начал он с чудовищным русским акцентом и запнулся, не зная, что говорить дальше.

– Вы можете говорить по-русски, – успокоил его я.

Парень заметно оживился.

– Я хотел спросить, далеко ли отсюда до «горы Искушения»?

– Не слышал о такой горе.

– Это гора, на которой сорок дней постился Иисус Христос и где ему являлся дьявол.

«Да он не еврей», – подумал я, пристально оглядев собеседника.

– Я русский, – сказал парень, заметив мой оценивающий взгляд. – Христианин. Евангельский. Как турист сюда приехал. Меня Андрей зовут.

– Ури, – представился я.

«Турист? Из России? Странно: только приоткрылся „железный занавес“ – и вот человек первым делом направился не в Париж, не в Нью-Йорк, а в Иерусалим! Бывают же такие», – подумал я и снова углубился в чтение.

Мы располагались на тремпиаде в следующем шахматном порядке: слева от меня, выступив к самой дороге, стоял араб, за ним, прислонясь к металлическому ограждению, располагался я, чуть правее от меня, ближе к дороге, расхаживал Андрей, и опять же у самого ограждения грустила беспризорная йеменка.

Я читал 76-й псалом: «Охватила одурь храбрых сердцем, заснули сном своим, и не нашли рук своих все воины. От окрика Твоего, Бог Йакова, заснули и колесницы, и конь…»

На словах: «колесницы и конь» я услышал нарастающий шум приближающейся машины и невольно оглянулся. Я поднял глаза и увидел, как во сне, мчащуюся красную машину: я видел, как она съезжает на обочину и, не снижая скорости, несется прямо на нас.

И это был не сон.

Машина, скользнув в метре от меня, сбила Андрея – я услышал глухой и мощный удар – и, отбросив его метра на два, пронеслась дальше, выруливая на шоссе.

– Он же нарочно! – вырвалось у меня. А в следующий миг, сообразив, что на отъезжающей машине были синие палестинские номера, я закричал: – Это теракт!

– Это теракт! – выкрикнул я несколько раз вслед стремительно удаляющемуся автомобилю, и в следующий миг бросился к Андрею, над которым уже склонились йеменка и араб. Тот лежал на земле без сознания: правый бок в крови, ноги как-то нелепо разбросаны.

– Ты живой? Слышишь меня? – пыталась докричаться йеменка, смачивая лицо Андрея водой из своей бутылки и дрожащими руками ища пульс, – и до меня вдруг дошло, что она говорит по-русски.

Я опешил от неожиданности, но было не до выяснений – Андрей не приходил в себя.

***

Я бросился на дорогу, пытаясь остановить машину. Через три минуты затормозила старая «субару», переполненная пассажирами. Водитель ничем помочь не мог, но пообещал, что вызовет скорую и полицию, как только доберется до ближайшего телефона.

Действительно, уже через 10 минут темно-синий джип был на месте. Один полицейский быстро осмотрел не приходящего в себя Андрея и изучал теперь место наезда; второй задал мне пару вопросов и сообщил по рации:

– Наезд. «Мерседес» красного цвета… Движение в сторону Иерихона.

– Это теракт. Нет никакого сомнения, – сказал я.

– Не волнуйся, мы все проверим, – полицейский похлопал меня по плечу и направился к арабу. Я совершенно уже забыл про него и теперь только заметил, что араб вел себя как-то странно. Он был явно растерян, все время ерзал, зачем-то отряхивался, вытаскивал и убирал бумажник. Теперь я внимательно следил за ним: полицейский изучал его документы. Обложка удостоверения личности была оранжевой – араб не был гражданином Израиля.

Еще через пару минут послышалась сирена скорой помощи. Медики уложили Андрея на носилки и внесли в салон скорой.

– Как он? – спросил я у медбрата.

– Серьезных травм не вижу, но плохо, что он до сих пор без сознания. После обследования все будет ясно.

Мы с русской йеменкой тоже было полезли в скорую, но полицейские пересадили нас к себе:

– Поедете с нами, мы должны снять показания.

Андрея увезли, и я понятия не имел, чем закончится для него эта история. Но все были возбуждены и не могли сосредоточиться на чем-то одном. Меня в тот момент больше всего волновал сидевший напротив араб.

Минут через двадцать мы оказались в полицейском участке в Эфраиме.

Араба пригласили в один из кабинетов на первом этаже, и он исчез из моего поля зрения, а нас с девушкой, которую, как выяснилось, звали Сарит, отправили на второй этаж и развели по разным комнатам. Я честно признался, что видел немного, так как читал псалмы.

– Куда направили пострадавшего? – спросил я, подписав протокол.

Полицейский куда-то позвонил и ответил:

– Он в иерусалимской больнице «Хар-Хацофим». Если хотите, джип вернет вас на шоссе.

Мы, конечно, хотели, и джип, спустив нас в Иорданскую долину, высадил на перекрестке Пецаэль. Тут обнаружилось, что авария, ожидания и дознания заняли массу времени – было уже полчетвертого. Я немного забеспокоился: до начала Нового года оставалось меньше трех часов.

– Зря мы не попросили добросить нас до автобусной остановки, – сказал я Сарит. – С тремпами всегда рискуешь… Тебе куда вообще?

– В Иерусалим. А тебе?

– Вообще-то я из Маале-Адумим, но еду в Иерусалим, в йешиву. Я Новый год всегда в йешиве встречаю.