– О, совсем немного. Не больше тридцати.

– Вот как! – воскликнул Пуаро. – Потрясающе! Все гораздо интереснее, чем я предполагал!

Я в недоумении посмотрел на него. Брайан Мартин тоже. Боюсь, что мы оба ничего не поняли. Брайан перевел взгляд на меня и вопросительно поднял брови. Я покачал головой.

– Да, – пробормотал Пуаро, – все гораздо интереснее.

– Может быть, он и постарше, – неуверенно сказал Брайан, – но мне показалось…

– Нет-нет, я уверен, что ваше наблюдение верно, мистер Мартин. Очень интересно. Чрезвычайно интересно.

Обескураженный загадочными высказываниями Пуаро, Брайан Мартин замолчал, не зная, как ему вести себя дальше, и решил, что лучше всего будет перевести разговор на другое.

– Забавный вчера получился ужин, – начал он. – Сильвия Уилкинсон, должно быть, самая деспотичная женщина на свете.

– Она очень целенаправленна, – сказал Пуаро, – и ничего не видит, кроме своей цели.

– Что вовсе не мешает ей жить, – подхватил Брайан. – Не понимаю, как ей все сходит с рук.

– Красивой женщине многое сходит с рук, – заметил Пуаро, и глаза его блеснули. – Вот если бы у нее был поросячий нос, дряблая кожа и тусклые волосы – тогда бы ей пришлось гораздо хуже.

– Вы, конечно, правы, – согласился Брайан, – но иногда меня это приводит в бешенство. При том, что я ничего не имею против Сильвии. Хотя и уверен, что у нее не все дома.

– А по-моему, она в полном порядке.

– Я не совсем это имел в виду. Свои интересы она отстаивать умеет, и в делах ее тоже не проведешь. Я говорил с точки зрения нравственности.

– Ах, нравственности!

– Она в полном смысле слова безнравственна. Добро и зло для нее не существуют.

– Да, я помню, вы что-то похожее говорили вчера.

– Вы только что сказали: преступление.

– Да, мой друг?

– Так вот, я бы ничуть не удивился, если бы Сильвия пошла на преступление.

– А ведь вы хорошо ее знаете, – задумчиво пробормотал Пуаро. – Вы много снимались вместе, не так ли?

– Да. Я, можно сказать, знаю ее как облупленную и уверен, что она может убить, глазом не моргнув.

– Она, наверное, вспыльчива?

– Наоборот. Ее ничем не прошибешь. И если бы кто-то стал ей мешать, она бы его ликвидировала без всякой злости. И обвинять ее не в чем – с точки зрения нравственности. Просто она решила бы, что человек, мешающий Сильвии Уилкинсон, должен исчезнуть.

Последние слова он произнес с горечью, которой прежде не было. Интересно, о чем он вспоминает, подумал я.

– Вы считаете, что она способна на убийство?

Пуаро не спускал с него взгляда.

Брайан глубоко вздохнул.

– Уверен, что да. Может быть, вы вспомните мои слова, и очень скоро… Понимаете, я ее знаю. Ей убить – все равно что чай утром выпить. Я в этом не сомневаюсь, мсье Пуаро.

– Вижу, – тихо сказал Пуаро.

Брайан поднялся со стула.

– Я ее знаю, – повторил он, – как облупленную.

Минуту он постоял, хмурясь, затем продолжил совсем другим тоном:

– Что касается дела, о котором мы говорили, мсье Пуаро, то я с вами свяжусь через несколько дней. Вы возьметесь за него?

Пуаро несколько мгновений молча смотрел на своего посетителя.

– Возьмусь, – произнес он наконец. – Оно кажется мне… интересным.

Последнее слово он произнес как-то странно.

Я спустился с Брайаном Мартином вниз. На пороге он спросил:

– Вы поняли, почему вашему другу было интересно, сколько тому человеку лет? Я имею в виду, что интересного в том, что ему тридцать? Я не понял.

– Я тоже, – признался я.

– Не вижу смысла. Может, он пошутил?

– Нет, – ответил я. – Пуаро так не шутит. Поверьте мне, для него это действительно было важно.

– Почему, мне не понятно, видит бог. Рад, что вам тоже. Обидно сознавать себя остолопом.

И он ушел. Я вернулся к Пуаро.

– Почему вы так обрадовались, когда он сказал вам, сколько лет его преследователю? – спросил я.

– Вы не понимаете? Бедный Гастингс! – Он улыбнулся и, покачав головой, спросил в свою очередь: – Что вы думаете о его просьбе – в общем?

– Но у нас так мало материала. Я затрудняюсь… Если бы мы знали больше…

– Даже при том, сколько мы знаем, неужели вы не сделали некоторых выводов, друг мой?

Телефонный звонок спас меня от позора, и мне не пришлось признаваться, что никаких выводов я не сделал. Я взял трубку и услышал женский голос, внятный и энергичный.

– Говорит секретарь лорда Эджвера. Лорд Эджвер сожалеет, но он не сможет встретиться с мсье Пуаро завтра утром. У него возникла необходимость выехать завтра в Париж. Он мог бы уделить мсье Пуаро несколько минут сегодня днем, в четверть первого, если его это устраивает.

Я объяснил ситуацию Пуаро.

– Разумеется, мы поедем сегодня, мой друг.

Я повторил это в телефонную трубку.

– Очень хорошо, – отозвался энергичный голос. – В четверть первого сегодня днем.

И в ухе у меня раздался щелчок.

Я отправился с Пуаро в дом к лорду Эджверу на Риджентгейт в состоянии приятного волнения. Хотя я не разделял склонности Пуаро к «психологии», те несколько фраз, которыми леди Эджвер описала своего мужа, возбудили мое любопытство. Мне не терпелось составить о нем собственное впечатление.

Хорошо построенный, красивый и чуть мрачноватый дом выглядел очень внушительно. Цветов или каких-нибудь прочих глупостей у его окон не наблюдалось.

Дверь перед нами распахнул вовсе не седовласый пожилой дворецкий, что соответствовало бы фасаду дома, а самый красивый молодой человек из всех, кого я когда-либо видел. Высокий, белокурый, он мог бы служить скульптору моделью для статуи Гермеса или Аполлона. Но, несмотря на такую внешность, голос у него был женственно-мягкий, что сразу возбудило во мне неприязнь. Кроме того, он странным образом напомнил мне кого-то, причем виденного совсем недавно, но я никак не мог вспомнить, кого именно.

Мы попросили проводить нас к лорду Эджверу.

– Сюда, пожалуйста.

Он провел нас через холл, мимо лестницы, к двери в конце холла. Открыв ее, он доложил о нас тем самым мягким голосом, который я инстинктивно невзлюбил.

Комната, в которую мы вошли, была чем-то вроде библиотеки. Стены ее скрывались за рядами книг, мебель была темной, простой, но красивой, стулья – с жесткими спинками и не слишком удобные.

Навстречу нам поднялся лорд Энджвер – высокий мужчина лет пятидесяти. У него были темные волосы с проседью, худое лицо и желчный рот. Чувствовалось, что перед нами человек злой и с тяжелым характером. Его взгляд таил в себе что-то непонятное. Да, глаза определенно странные, решил я.

Он принял нас сухо.

– Мсье Эркюль Пуаро? Капитан Гастингс? Прошу садиться.

Мы сели. В комнате стоял холод. Из единственного окошка пробивался слабый свет, и сумрак усугублял ледяную атмосферу. Лорд Эджвер взял со стола письмо, и я узнал почерк моего друга.

– Мне, разумеется, известно ваше имя, мсье Пуаро. Как и всем.

Пуаро отметил комплимент наклоном головы.

– Но мне не совсем ясна ваша роль в этом деле. Вы написали, что хотели бы видеть меня по просьбе, – он сделал паузу, – моей жены.

Последние два слова он произнес с видимым усилием.

– Совершенно верно, – ответил мой друг.

– Но насколько я знаю, вы занимаетесь… преступлениями, мсье Пуаро.

– Проблемами, лорд Эджвер. Хотя, конечно, существуют и проблемы преступлений. Но есть и другие.

– Что вы говорите! И какую же из них вы усматриваете в данном случае?

В его словах звучала неприкрытая издевка, но Пуаро оставался невозмутим.

– Я имею честь говорить с вами от имени леди Эджвер. Как вам известно, она хотела бы получить… развод.

– Я прекрасно это знаю, – холодно отозвался лорд Эджвер.

– Она просила меня обсудить этот вопрос с вами.

– Нам нечего обсуждать.

– Значит, вы отказываете ей?

– Отказываю? Разумеется, нет.