— Да что с тобой творится? На Луисе теперь лица нет… — сказала Вероника, наблюдавшая за этой сценой.
— Не знаю, — ответил Рафи. — Сам не знаю, что со мной… Зачем я… Вот дурак. Не знаю, что это, Вероника. Я сам не свой…
— Но ты мне сможешь рассказать потом? — спросила она.
— Постараюсь, — кивнул Рафи.
— Ты сбил с толку Verde. Он, бедняга, здорово растерялся, когда увидел тебя с другой стороны.
— Да, я знаю…
— Я чуть со страху не умерла, когда увидела, как он тебя боднул.
— Ничего.
— Не больно?
— Нет…
Вероника спросила еще что-то, но Рафи не расслышал вопроса за криком толпы. Вернее даже это был не крик, а тяжелый протяжный вздох, словно вздохнуло огромное морское чудовище, поднявшись из глубин на поверхность. За этим вздохом на мгновение воцарилась тишина, тут же взорвавшаяся тревожными криками. Рядом вскрикнула Вероника.
— Что? Что там, — схватил Рафи за рукав девушку, хотя в глубине души уже знал, что услышит в ответ.
— Он поддел Луиса!
— Черт! Эй, кто-нибудь, оттащите быка, — звонко крикнул Рафи.
Но артисты сориентировались и без него. Кто-то выбежал на арену, задев Рафи плечом. Через минуту юноша почувствовал, как Луиса пронесли мимо. Матадор с хрипом дышал и пытался что-то сказать несущим его людям, но слов было не разобрать. Один из несущих сунул в руки Рафи тяжелый плащ матадора.
— Чертов бык, чертов бык… — бормотал Рафи. Они не были особенно близки с Луисом, хотя жили в одном фургоне и оба знали, что это такое — набегающий на тебя торо. Но сейчас Рафи чувствовал себя так, словно это в него вошел рог быка.
— Чертов бык…
— Я пойду к нему, — услышал он Веронику.
— Да, конечно… Кто-нибудь вышел против быка?
— Да, какой-то парень из местных.
— Хорошо, иди..,
Вероника ушла. Оставшись один, Рафи выругался сквозь зубы. Он чувствовал свою вину перед Луисом. Кто дернул его за язык? Чертов бык… Однако смысла корить себя не было. Луису это не поможет… Остается надежда, что рана не смертельная. Может быть, он еще выкарабкается… Но зачем же он пожелал удачи?! Чертов бык… Рафи почувствовал, как рядом оказался хозяин.
— Луис плох, — сказал он. Рафи снова выругался.
— Мы нашли лекаря, но…
— Будем надеяться, — сказал Рафи.
— Да. Больше делать нечего.
— Что там на арене? — спросил Рафи. На слух он определил, что новому матадору приходится туго.
— Парень боится. Здорово боится, — ответил хозяин. — Бык еще совсем свежий…
— Я слышу.
Им приходилось говорить громко, чтобы услышать друг друга за ревом толпы. Непонятно было, довольна она тем, кто сейчас противостоит быку, или нет.
— Бык большой? — спросил Рафи.
— Крупный. Рога огромные… Дьявол, а не бык.
— Но он все время идет прямо, — непонятно, то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал Рафи.
— Да, атакует он хорошо. Но этот мальчишка не может этим воспользоваться. По-моему, он первый раз вышел на арену…
— Как я когда-то, — сказал Рафи тихо, так что хозяин его не расслышал.
— Так я и знал! — воскликнул хозяин и его голос слился с шумным «а-а-ах!» толпы.
— Что? — сердце Рафи чуть не выпрыгнуло из груди.
— Он поднял на рога и этого… Не в добрый час я купил этого быка.
— Что вокруг, где бык? — спросил Рафи. Он уже принял решение. Он принял его еще тогда, когда мимо него проносили Луиса.
— Что ты задумал? — шут схватил Рафи за рукав.
— Скажи мне, что вокруг и где этот чертов бык?! — рявкнул Рафи, вырывая руку.
— Бык прямо перед нами, шагах в двадцати, стоит левым боком… Площадка шагов пятьдесят… Мы с тобой на южной стороне… — в голосе хозяина было отчаяние. — Не делай этого!
Но Рафи уже не слышал его. Он шел прямо на быка, отсчитывая шаги и на ходу разворачивая капоте Луиса. Толпа, узнав его, взревела от восторга. Ей нравилось то, что происходило на арене. И еще больше нравилось то, что впереди ожидало незабываемое зрелище. Схватка слепого матадора со взрослым быком-убийцей.
Но Рафи не слышал этих криков. Он не слышал ничего, кроме тяжелого дыхания быка и того, как хрустит песок у него под копытами, когда он переступает с ноги на ногу, поджидая новую жертву.
Рафи шел, как во сне. Он не отдавал себе отчета в том, что делает. Все было как тогда, пять лет назад. Какая-то неведомая сила вытолкнула его на арену тогда. Эта же сила заставила сделать те несколько шагов, которые отделяли его от быка в этот раз.
Юноша остановился. Он знал, что, пока человек стоит спокойно, бык вряд ли кинется. У него было несколько секунд, чтобы почувствовать этого быка, его настроение и характер. Определить по его дыханию, насколько он утомлен и агрессивно настроен… Увидеть внутренним взором этого торо — но увидеть действительно быка, а не образ, услужливо нарисованный воображением, не рисунок на песке… Словом, у Рафи было несколько секунд, чтобы проникнуть в его мысли, самому стать этим быком, чтобы суметь понять, каким должен быть бой, как и что он должен делать на арене.
Зрители притихли, будто понимали, как нужна сейчас слепому матадору тишина. Впрочем, даже если бы они шумели, это уже не могло бы помешать Рафи. Между ним и быком протянулись какие-то невидимые глазу нити, связавшие их в одно целое. Рафи чувствовал малейшее движение быка, неуловимое изменение его настроения, он «видел» его даже яснее, чем если бы смотрел глазами. Это был своего рода транс, когда человек делает вещи, совершенно непостижимые умом и невозможные с точки зрения здравого смысла…
Наконец Рафи понял, что готов. Он поднял перед собой плащ и резко тряхнул им перед собой, привлекая внимание быка.
Время замедлило свой бег. Мир перестал существовать. Обычный мир…
Рафи стоял на залитой солнцем арене. Четко очерченный круг, за которым непроглядная тьма. Они были одни в этом мире, ограниченном кругом арены. Он и черный как смоль бык. Лоснящаяся шкура, под которой перекатывались бугры мышц, блестела на солнце, чудовищные изогнутые рога, раздвоенные копыта, взрывающие ярко-желтый песок… Все это Рафи видел настолько отчетливо, что на краткий миг ему показалось, будто он прозрел…
— Хэй! Торо! Хэй, хэй! — крикнул он звонко и зло.
Топот копыт едва не оглушил его. Бык приближался медленно, словно ему приходилось пробиваться сквозь толщу воды. Рафи успел разглядеть каждую щетинку на его покрытой пеной морде, каждую царапину и щербинку на его рогах, прежде чем он закружил быка такой же невыносимо медленной вероникой.
Толпа прокричала: «Оле!», — но этот крик показался Рафи отдаленным раскатом грома. Они с быком по-прежнему были одни на этой арене. И торо медленно и плавно разворачивался для новой атаки…
*
Когда пришла пора сменить капоте на мулету и шпагу, Рафи, оставив быка на середине арены, подошел к хозяину. Он шел уверенно на звук его голоса, хотя знал, что нашел бы шута и так. Сегодня он не был слепым, хотя перед глазами и стояла тьма.
— Ты делаешь невозможное, — сказал шут. — Черт возьми, ты делаешь невозможное…
— Перестань, — ответил Рафи, и голос его звенел от напряжения. — Дай мне воды.
Сделав несколько глотков из протянутой шутом фляги, Рафи вытер пот со лба и отдал тяжелый плащ.
— Давай мулету и шпагу.
— Не делай глупости, — сказал хозяин. — Ты и так показал им то, что они никогда не видели и вряд ли еще увидят. Если ты сейчас уйдешь, никто не сможет упрекнуть тебя…
— Дай мне мулету и шпагу, — повторил Рафи. — Я прикончу этого чертова быка.
— Если он не прикончит тебя… Ты не видел его рогов.
— Не тяни время. Он сейчас отдыхает. Дай мне мулету…
— Черт тебя дери, Рафи… надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, — сдался хозяин.
Рафи молча кивнул и взял мулету с вложенной в нее шпагой. Уже выходя на середину арены, он услышал за спиной голос Вероники:
— Рафи! Не делай этого!
Но он продолжал идти вперед, прямо на быка. Впереди было самое трудное. Кровавая развязка. Закономерный итог. В корриде, как и в жизни, не бывает счастливого конца. Она всегда завершается смертью… Последним, окончательным ударом. Такой исход неотвратим. И все, что остается живущему в этом мире, — это возможность выбрать, как встретить этот удар. Смерть неминуемо улыбнется каждому, этого закона никто не в силах отменить. И все, что может сделать человек или бык, — это улыбнуться ей в ответ.
