– Деньги здесь ни при чем… – сказал Мигель. – Давай-ка присядем.

Они сели под деревом, как сидели в первый день своего знакомства, и долго молчали. Рафи ждал, что матадор вот-вот заговорит, но тот задумчиво вертел в пальцах травинку и время от времени вздыхал. Наконец, когда мальчик решил, что прощание будет молчаливым, Мигель посмотрел на него и заговорил.

– Ты выбрал опасный путь, Рафи. Опасный вовсе не потому, что можешь умереть на арене или стать калекой. Все мы когда-нибудь умрем. Разница лишь в том, как это произойдет. А умереть матадором – это почетно. Ты смелый мальчик и не испугаешься этого. Опасность этого пути заключается в том, что, если у тебя совсем чуть-чуть не хватит мужества, ты потеряешь себя…

– Как это?

– Матадора убивает не рог быка, – словно не услышав мальчика, продолжал Мигель. – Матадора убивают его легкомыслие, тщеславие, гордыня, глупость или трусость. Последнее – самый опасный враг. После него идет гордыня. За ними – легкомыслие и тщеславие. Но эти враги редко ходят поодиночке. Стоит одному вцепиться зубами в тореро, остальные поспешат на расправу. И тогда… Тогда, даже если матадор вышел из схватки с быком живым, он все равно проиграл. Потомучто на этом пути нужно быть безупречным. Малейший просчет и… Ты теряешь самое важное – ты перестаешь чувствовать себя матадором. Ты уже просто человек, который убивает быков. Или человек, которого убивает бык.

– Я не понимаю тебя.

– Оно и понятно. Ты еще слишком молод. Просто запомни мои слова. И когда вырастешь, они наполнятся для тебя смыслом.

– Почему ты больше не выступаешь? С тобой произошло… Ты потерял себя?

– Да. Когда-то я был хорошим матадором. Даже очень хорошим. Мне все это говорили. Даже мои враги. Скоро я поверил в это. А поверив, поддался гордыне. За ней пришел страх сделать что-нибудь неправильно. Я начал волноваться перед каждым боем. Меня не пугала смерть. Я боялся не убить одним ударом быка. Боялся недостаточно красиво выполнить chicuelina или faroles[9]. Много чего боялся… Теперь я выходил на арену не прожить короткую красивую, наполненную борьбой жизнь, а просто прикончить очередного быка. Как мясник. В этом деле я больше не находил души… Из пути оно превратилось в ремесло. И в конце концов бык достал меня. Я чудом остался жив. Рана иногда болит до сих пор. После этого я стал бояться быков. Нет, я продолжал выступать. Продолжал убивать их… Но я не любил их. На каждого быка я смотрел как на врага и убийцу…

– А разве это не так? Разве бык – не враг матадора?

– Нет, Рафи. Бык – лучший друг. Самый близкий… Это половинка тебя.

– Но ведь его нужно убить!

– Ты должен убивать его без ненависти. Это танец жизни и смерти, в котором вы равны. Любая жизнь заканчивается смертью. Это закон. Поэтому, убивая быка или попадая на его рог, ты лишь следуешь естественному ходу событий. Природе вещей… Я вижу по твоим глазам, что ты снова ничего не понял… Когда-нибудь поймешь. Наверное… Так вот, мой путь лишился души. А вместе с ним и я сам. Мне оставалось лишь уйти. Я не хотел занимать чужое место. Запомни, маленький матадор, из любого занятия ты можешь сделать ремесло. Даже из корриды или сложения стихов. Но точно так же ты можешь сделать из него путь, который станет для тебя всем в твоей жизни. Он станет твоей душой, твоей надеждой, твоей любовью и твоим отчаянием. Всем… Но если ты оступишься на нем, то и потеряешь все.

– Ты потерял все?

– Пожалуй, кроме надежды. С ней расстаться не так-то просто, друг мой Рафи. Она очень прилипчивая женщина, – Мигель весело улыбнулся. – Но мы сейчас говорим не обо мне. Я говорил тебе, что ты выбрал опасный путь. На нем очень легко оступиться. Поэтому подумай как следует, прежде чем встать на него. А если все-таки решишь идти по нему… Будь безупречным.

– Мне очень жаль, что я так мало понимаю… – мальчик покачал головой. – Все бы отдал, чтобы понять… Но я запомню твои слова, Мигель.

– Запомни. И давай прощаться. Сиеста скоро закончится…

– Но…

– Что?

– Мне кажется, что я уже все решил.

– Когда кто-то говорит «кажется», это значит, что он в тысяче миль от решения.

– Я решил, – твердо сказал мальчик.

– Что ж… Тогда я пожелаю тебе удачи. Она тебе понадобится.

– Но разве ты не будешь учить меня? Я думал…

– Нет, Рафи. Как я могу научить тебя чему-то, если сам не знаю, что мне делать? Мне еще предстоит найти себя.

– Но ведь ты можешь научить меня владеть капоте и мулетой[10]… Можешь научить, как правильно наносить удар шпагой. Для этого не нужно искать себя!

– Ты действительно ничего не понял, Рафи. Дорога к победе начинается в сердце, а не в руках или ногах… Ну ничего, у тебя будет время это понять.

– Но я очень тебя прошу!..

– Нет, – резко ответил Мигель. – Не могу. Не может быть учителем тот, кто не верит в то, чему учит.

– Ты не веришь?

– Нет. Надеяться – не значит верить, маленький матадор. А убивать – не значит ненавидеть. Это непростая наука. У некоторых уходит целая жизнь на то, чтобы ее усвоить.

– Как же мне быть?

– Не знаю, – честно ответил матадор. – Не знаю… Наверное, это и будет твой первый настоящий урок. Ты должен все решить сам. Помни, что научить чему-то нельзя. Можно только научиться. Спроси этот мир. Он даст тебе правильный ответ.

– А если нет?

– Мир никогда не ошибается, Рафи.

Они опять замолчали. Рафи понял, что больше просить бесполезно. Он сам должен найти выход. И никто ему в этом не поможет. От этого понимания на душе сделалось тяжело.

– Ну, – Мигель встал и забросил на плечо мешок, – прощай, маленький матадор. Удачи тебе. Если я вдруг услышу твое имя, обязательно приду на тебя посмотреть. Обещаю.

Он протянул руку мальчику, хлопнул его по плечу и, не оглядываясь больше, зашагал прочь.

Встреча с бывшим матадором могла стать для мальчика началом его пути. Но стала его концом. Во всяком случае, концом такого пути, каким его видел Рафи. Неизвестно, правда, была ли в том вина матадора, или случилось бы то же самое, и не пройди он тогда по тенистой роще с востока на запад и не выйди на поляну, где мальчик оттачивал веронику.

Что было бы, если бы?.. Вопрос, живущий среди людей столько же, сколько существует сам человек. И даже глупец понимает, что задавать его себе абсолютно бессмысленно. Не нужно. Ни к чему не приведет это гадание на костях прошлого. Но был ли в истории земли хоть один человек, который ни разу бы не подумал: «А что было бы, если бы?..»

Одно слово может разрушить храм мечты. И вовсе не потому, что его фундамент оказался недостаточно прочным. И не потому, что мастер плохо приготовил раствор, скрепляющий камни… Одно слово едва заметно пошатнуло веру. И она постепенно, камень за камнем, обрушила храм, чтобы не видеть в нем отражения своей небезупречности. Так бывает. Для страсти гибельны любые сомнения. День за днем, год за годом они выхолащивают ее. Превращают в пустую маску из папье-маше, которую человек носит не столько по привычке, сколько из-за желания «сохранить лицо», придать прожитым годам хоть какой-то смысл. Хотя бы для самого себя…

Когда бывший матадор скрылся среди деревьев, Рафи едва не побежал за ним. Уходил его друг, первый за все годы, проведенные в доме дяди. Уходил его учитель, подаривший… Нет, не подаривший надежду, но позволивший ей зародиться. Уходила его мечта… Мальчик рванулся было вперед, но, пробежав несколько шагов, остановился.

И опять неизвестно, что было бы, догони он матадора. Может быть тот, поддавшись зову сердца, а не голосу разума, изменил бы свое решение. И взял бы мальчика с собой в свое путешествие без цели, без направления, без надежды и без конца. Взял не для того, чтобы заботиться о нем, и не для того, чтобы учить своему ремеслу, а лишь затем, чтобы придать своему существованию смысл, которого его лишил рог быка однажды жарким летним днем…