Трудов М. Вебера военноначальствующие, конечно же, не читали никогда они, и не знали, например, что от бюрократии не один только вред всегда исходит. Не знали они, в невежестве своем, что из бюрократии тоже можно выжать иногда какую-нибудь пользу. Ведь бюрократия предполагает изрядную долю бумаготворчества, а прежде чем что-нибудь написать (даже такую чушь, которую читатель сейчас пытается прочесть) необходимо хоть немножечко подумать, хотя бы совсем чуть– чуть. Но начальствующим военным, как правило, всё это обычно очень чуждо. Даже когда надо совсем-то чуть-чуть. Нет, они уже давно убедились что это действо в большинстве случаев мешает их карьере. Поэтому это «чуть-чуть» им совершенно не к чему. Ну просто, как корове седло им это.
(Да, между нами, сообщу вам под очень большим секретом: не только М. Вебера не читали многие начальствующие военные. Только об этом – никому. Т-с-с. Очень обижаются.
И как тут (потихоньку) не вспомнить старый анекдот:
Идет как-то один начальствующий военный и держит в руке книгу. На встречу ему попадается другой начальствующий военный, и между ними завязывается следующий диалог:
– Что это ты такое несешь? Очертания какие-то знакомые…
– Да вот, решил книгу прикупить.
– Это зачем же ты такое придумал? К чему всё это? – искренне удивился вопрошавший начальствующий военный – у тебя ведь одна уже есть?)
Но вот, к примеру, ежели представить себе такую гипотетическую ситуацию: начальствующий военный решил наказать неначальствующего военного и пытается письменно сформулировать причины наказания, составить, так сказать, некое подобие обвинительного заключения. Вот сидит этот начальствующий, согнувшись, задумчиво грызет карандаш, затем вдруг вскидывается, по телу его проскакивает электрический заряд, он решительно подносит карандаш к листку бумаги, и… рука его в бессильной импотенции плавно опускается на стол, позвоночник принимает привычную сколиозную форму. Сидит он час, другой, а в голове его бродят одни и те же мысли или тех же мыслей, жалкое подобие: «Так за что же я хотел наказать этого военного? А-а-а, он же чистил сапожищи свои вонючие в необорудованном для этого месте! Так, а почему же он так грубо попирал нашу строгую армейскую дисциплину? Не такой же он наглец-то на самом деле. Не успел еще им стать. Только ведь присягу принял. Радостный такой был. Видимо все же куда-то он не успевал. Куда же мог не успевать он? Ах, да! Построение же я тогда сдуру объявил дополнительное! А почему, сдуру? Потому что шестое за день? Ну и что, этих военных надо ведь почаще собирать в организованную кучу. Собирать, чтобы непрерывно пересчитывать их и при этом непрерывно поучать этих обалдуев. Жизни совсем еще не знают они, сосунки эти. Вот такая у меня от этого тяжелая служба получается. А то ведь расползутся, сволочи, ужами по углам, кого же тогда поучать, на ком, спрашивается, оттачивать свое ораторское искусство? Погоди-ка, когда же я объявил это злополучное построение? По моему в 19.00. Да, точно, этот военный как раз из наряда по свиноферме пришел в грязных своих сапожищах. А тут – построение. А в строй в грязных сапогах нельзя. А место для чистки сапожищ на первом этаже. Так, а мы-то на пятом! Безвыходная ситуация сложилась для этого военного: в строй встанет в грязных сапогах – накажут, сбегает на первый этаж – опоздает на построение, все равно накажут. Вывернуться захотел. Уйти от наказания. Не тут-то было! Двадцать лет служу уже. У меня не проскочишь! Постой-ка, а что нам собственно мешает оборудовать места для чистки сапожищ на каждом этаже. Да вроде бы ничего. Но это ведь надо потрудиться, попотеть, так сказать: то выписать, это организовать, здесь проконтролировать. Ну а почему бы и нет? А оно мне надо? Мне что за это звезду дадут? Вот, правду говорили ведь мне старшие о вреде всяческих никому не нужных раздумий в армии. Стоп, стоп, стоп. Даже интересно стало. Это же что уже, в итоге получается? Что же это в конце-концов вырисовывается-то? Что я же оказывается еще и виноват в том, что эта сволочь не там свои облитые помоями сапоги почистила? Все, оказывается, в итоге из-за лени моей произошло!? А пошло оно все на…! До чего ведь додумался! К черту все эти дурные мысли! Пусть бегают и строятся. Здоровей будут. То же мне, умник нашелся. Вот ужо я накажу этого урода. Непременно накажу. И без всяких казённых бумажек. Нет, это просто возмутительно, куда этого военного ни попытаешься поцеловать, у него везде оказывается жопа. Вот и сейчас, казалось бы, нет его рядом, сволочи этой. А все равно ведь ввел, поганец, в душевное расстройство командира своего».
(Ну как тут не вспомнить еще один старый военный анекдот – сказку со следующими действующими лицами:
Медведь – высоко военноначальствующий.
Волк – просто военноначальствующий.
Заяц – военный.
Суть анекдота заключалась в следующем:
Волк постоянно придирался к зайцу и оскорблял его действием. К примеру, вызовет зайца в канцелярию. Заяц заходит без шапки, а волк ему: «Почему без шапки!?» И в табло его заячье лапой своей волчьей. Другой раз вызовет – заяц заходит уже в шапке. Волк: «Почему в шапке!?» И опять в табло. Надоело это все зайцу. Пожаловался он медведю, так, мол, и так – и так нехорошо и эдак. Медведь вызвал волка и строго поговорил с ним: «Ты что же, волчья твоя морда, вытворяешь!? Ты хоть понимаешь, дубина ты неотесанная, что позволяешь себе издеваться над подчиненными? У тебя что, пластинка что ли заела – «в шапке», «без шапки»? Разнообразить надо бы как-то воспитательную работу с подчиненными. Например, вызвал бы ты этого зайца и попросил бы его купить тебе сигареты. Он бы сходил, принес бы тебе сигареты с фильтром, а ты бы ему: «Почему с фильтром!?». И в репу. А если принесет без фильтра: «Почему без фильтра!?» И в пятак. Учись, волчара, пока я жив».
Волк так и сделал. Вызывает зайца и небрежно так говорит ему: «Слушай косой, будь другом, сходи за сигаретами.». Заяц, наученный горьким своим заячьим опытом: «Господин – товарищ волк, а Вам сигареты с фильтром купить или без?» Волк, как-то сразу пришедший в невероятную ярость: «Почему, подлец, без шапки!?» И, само собой – оскорбление действием).
Вот такой вот, приблизительно, ход рассуждений, единожды предпринятый и приведший к таким же неутешительным выводам и заставляет начальствующих военных поступать просто, незамысловато так, а самое главное – как всегда, стремительно: вытаскивают они из общего строя провинившегося военного, а то и сразу двух-трех провинившихся военных, поворачивают его (их) лицом к этому строю (чтобы вот так, что бы всё по честному, чтобы в глаза прямо, в глаза якобы негодующих сотоварищей) и вот так, с размаху, как гетманской булавой по виноватому военному затылку, неподумавши абсолютно при этом ни о чем, просто – бряк:
– Объявляю вам пять нарядов на службу вне очереди! И через день!
Гордо так – «Объявляю…». Да если каждый пук или бряк считать объявлением… Но у военных все, что сорвалось с перекошенных злобой губ военноначальственных, все почему-то и всегда засчитывается. И, заслышав подобное «объявление», сержантский состав военных, работающий в военных структурах в основном по линии учета и своевременного доклада лицу действительно военноначальствующему, как всегда оживляется и шелестит заветно-учетными блокнотиками, проставляя свои паскудные циферки напротив фамилий проштрафившихся военных. Несказанное удовольствие при этом проникает в сердца многих из них, сладостно млеют при этом их души. В странное положение была поставлена эта категория военных: были они вроде бы такими же военными, как и подавляющее большинство, но в то же время назывались они почему-то младшими командирами и чистоту их погон нарушали какие-то дополнительные ленточки, называемые в народе «лычками». В действительности, командиров среди них было мало: не спешили истинные военноначальствующие делиться с ними какой-либо властью, даже, как сейчас говорят «в рамках действующего законодательства», но вот функции учета, контроля и своевременного доклада им доверялись весьма охотно. Так и метались они вечно между двух огней: доложить – не доложить? Доложишь – ночью в сапог чернил нальют (а то еще и уриной по балуются) или же вынесут вместе с кроватью потихонечку в туалет и оставят там до утра. Не доложишь – могут доложить внештатные «докладчики» и тогда уже на голову начнет извергаться гнев действительно военноначальствующих. В общем, за редким исключением несерьёзная эта была категория военноначальствующих. Поэтому будем в дальнейшем для простоты изложения величать её «якобы военноначальствующие».