Даже проживающий тогда приблизительно в тех же местах и без того вечно брюзжащий, а теперь еще и не вовремя разбуженный старик Козлодоев (старик только было забылся в своем коротком и призрачно-похотливом сне), воспетый впоследствии Б. Гребенщиковым, благодушно так, без злобы просто усмехнулся бы, прошаркивая в мокрых брюках во всегда вожделенный им сортир. Но, увы, военным отдан приказ: петь сегодня нельзя, пусть даже и такая вот буйная радость раннего утреннего пробуждения переполняет их незатейливые, простые такие и, вместе с тем, полные благородства сердца.

Ну, вот и баня. Оказывается военных тут и не ждали. И не ждали каждый понедельник. Знали ведь, что военные каждый понедельник… В строго определенной время… Но почему-то каждый понедельник в это время военных и не ждали здесь никогда… То ли военных ждали в какой-то другой день и другое время, то ли все-таки военных ждали именно в понедельник, но они, военные эти, всегда умудрялись неожиданно так прокрасться и нагрянуть в одно и тоже время, чтобы использовать фактор внезапности. Зачем тут нужен-то был этот фактор? Это же не боевые действия? Извините, это уже такая у военных выработалась привычка. Такая у них уже появилась, как говориться, вторая натура. Вот и доигрались они в очередной раз со своими дурацкими привычками. Ну и что? Чего, в конце-концов, добились они? Только ошарашили, они в очередной раз, безобидных и скромных в нерадивости своей работников этой отстойной тогда сферы. Ошарашенные лентяи сферы виртуальных бытовых услуг суетливо растерялись. И тут вдруг выяснилось, что котлы с водой еще под прогрев они не ставили, но готовы сразу же исправиться. Сейчас они обязательно что-то там зальют, подожгут и что-то, наконец, включат. Включат и уже через каких-то полчаса будет уже аж + С. А через эти полчаса колонна военных уже должна двигаться в обратном направлении Выполнение распорядка дня это ведь самое святое дело абсолютно для каждого военного. Ну да ладно, зачем военным эти пижонские + С, чай не буржуи они недобитые какие. К тому же закаляться надо смолоду и всеми силами стремиться к результатам покойного ныне дедушки Порфирия Иванова. И вот уже липнут ступни к стылому кафельному полу, иней серебрит полки парного отделения, тоненькой струйкой набирается в скорбный тазик прохладненькая, приятно бодрящая и освежающая организм, мягкая такая, истинно питерская водичка. Но, ведь даже по бездушной дедушкиной методике, время закаливания должно быть строго ограничено. Военные методик никогда не читают, но уже чувствуют – дед был прав. Движения военных начинают приобретать судорожный характер и паралитически учащаются. Скорей, скорей облиться, теперь растереться и, наконец, одеться. Одеться не со стыдливо-ложной целью прикрытия безоружной своей наготы, а дабы преградить пути утечки остатков жизненного тепла из постепенно синеющего и покрывающегося озабоченно-глубокими морщинами тела.

Но вот как раз этого-то спасительно быстрого одевания может и не получиться у военных. Во всяком случае, получалось оно у них далеко не всегда. И вовсе даже не потому, что это были какие-нибудь особо медлительные военные. Все дело в том, что ношенное неделю нижнее белье изымается у каждого военного еще на входе в помывочно-морозильное отделение. Изымается строгим каптерщиком (лицо материально ответственное и морально всегда озабоченное). Изъятие происходит после тщательной проверки белья на комплектность (а не загнал ли этот военный свои потертые на коленях трусы куда-нибудь налево с целью, так сказать, своего личного обогащения?). Если каптерщик комплектностью удовлетворен, белье кидается в общую кучу. Причем каждый предмет белья имеет свою общую кучу, и общее количество куч различных предметов нижнего белья военного может приближаться к цифре пять.

И вот тут-то, в этот самый момент, раскидав белье по кучкам и выполнив полный комплекс закаливающих процедур, военный может легко попасть впросак. А просак заключался в следующем. Закончивший все помывочные тайнодейства военный тут же может прослушать информацию о том, что чистое белье еще не подвезли, т. к. какой-то прапорщик неожиданно ушел в запой и не вовремя подал куда-то заявку (подал неправильно оформленную заявку в тот орган, подал правильно оформленную заявку, но не в тот орган, подал не в тот орган неправильно оформленную заявку и т. д.), но, это ведь не беда, и не следует вовсе беспокоиться, не следует вовсе даже паниковать и очень сильно по этому поводу переживать. Белье вот-вот подвезут и все пойдет по утвержденному свыше распорядку. Далее, поток негативной информации непрерывно растет и наконец заканчивается безапеляционным уведомлением об отсутствии чистого белья на окружных складах мирного времени, а чтобы воспользоваться запасами, отложенными на черную годину времени военного надо срочно объявить кому-нибудь войну (ну хотя бы на часик, хотя бы соседней Финляндии, а пока горячие и быстрые умом финские парни будут въезжать в смысл ультиматума, умыкнуть бельишко из этих специальных хранилищ. Умыкнуть и взять свои слова обратно, мол, погорячились, премного извиняемся, мол, успели было мы позабыть уроки генерала Маннергейма, а сейчас неожиданно вспомнили и просим у вас глубочайшего пардону). Но эскалацией международной напряженности из-за каких-то голожопых военных, быстро снующих по стылой бане, в надежде не околеть окончательно, естественно, заниматься сейчас никто не будет. Не будет никто из-за них собирать внеочередной пленум Политбюро ЦК КПСС. А посему, военным тут же предлагается альтернативный вариант, подкупающий своей новизной. Военным предлагается пренебречь условностями, изгнать из себя ложную брезгливость и временно облачиться в то, что так живописно разбросано по грязному полу. Предлагается сделать все это очень быстро, так как военным уже давно пора продолжать свое неукротимое движение к определяемым для них распорядком дня жизненным целям.

Попытки использования математических знаний для определения вероятности отыскания именно своей детали туалета в каждой из пяти куч, сваленных табуном из сотни жеребцов, приводят военных к удручающим результатам. Вероятность оказывается ничтожно малой. Ею даже можно пренебречь. Но холод – не тетка. С матерком и взаимными подначками, облачившись в то, что хотя бы приблизительно подходит по размеру, военные дружно высыпают из промерзшей бани на когда-то мерзлую улицу. На раскаленной зноем улице военных ожидала награда: первая партия батонов, выпеченная ночной сменой хлебозаводов, развозится по ленинградским булочным и, не достигая прилавков, расхватывается любителями раннего мытья.

И домой! Строем! Опять без песен. Но с батонами! Условно чистые. В чужом грязном белье!

Ох, хорошо, что молоды тогда были эти военные. И СПИДа не было в те далекие и проклятущие времена. Вернее, СПИД к тому времени уже существовал. Но не в этой стране. Его только-только «на свежачка» занесли неизвестно какими путями на процветающее-загнивающий Запад голодные и поэтому очень мстительные африканские обезьяны(?). Ну а далее, уже попав на благодатно разлагающуюся почву, СПИД начал свое быстрое и повсеместное распространение. А у нас в стране развитого социализма СПИДа тогда еще и в помине не было. Не поминался он абсолютно нигде. Ни в одном источнике СМИ. А у нас ведь как тогда было? Если СМИ о чем-то не упоминают, значит этого «о чем-то» просто не существует Ну иногда, конечно же, что-то сознательно умалчивали эти обычно правдивые СМИ (например, в стране вовсю тогда уже свирепствовал секс и в условиях выпуска Баковским заводом большого количества бракованных резиновых изделий неуклонно росла рождаемость, а советские СМИ про секс ничего тогда не писали, не рассказывали и даже не показывали его по телевизору), но это совершенно другой случай. СПИДа тогда в стране не было. По крайней мере, в отдельно взятом Питере его точно не было – проверено многочисленными поколениями питерских кадетов.