Экстериоризация, выход идей Ньютона за рамки механики, в наиболее заметной форме происходит во Франции благодаря деятельности Вольтера и близких ему мыслителей. Здесь классическая механика стала явным элементом цивилизации. Маркс говорил, что французы цивилизовали английский материализм, придав ему темперамент и грацию (см. 1, 2, 144). В какой-то мере это относится и к одной из основ триумфального шествия материализма по континенту Европы — классической механике. У Вольтера она потеряла свой цеховой характер и стала светской. Это отнюдь не только характеристика формы, в которой распространялись сведения о классической механике, не только констатация ее салонного характера. Здесь несомненно выявляется некоторая существенная сторона самого содержания ньютонианства.
Это кажется парадоксом. «Начала» — апология математики и эксперимента, в науке они привели к триумфу того и другого. Казалось бы, все это очень далеко от содержания светских бесед в салонах XVIII в. Но достаточно открыть «Принципы философии Ньютона» или посвященные Ньютону и картезианско-ньютонианской коллизии места «Философских писем» Вольтера, и станет ясно, что ньютонианство, перешедшее через Ла-Манш и подвергшееся при таком переходе модификациям, внесло свой вклад в континентальную цивилизацию.
Можно провести некоторые гораздо менее четкие параллели между Ньютоном и другим великим мыслителем предреволюционной Франции — Ж. Ж. Руссо. Сопоставление этих имен кажется противопоставлением и только противопоставлением. Для общественной мысли XVII в. и в особенности XVIII в. имя Ньютона — символ разума, ставшего наукой и претендующего на высший авторитет в организации общественной и моральной гармонии, а имя Руссо — символ чувства, борющегося за свою автономию и взыскующего освобождения от всех культурных наслоений, исказивших нетронутое цивилизацией естественное состояние человеческого общества.
Казалось бы, трудно найти какие-то идейные линии, соединяющие антирационализм Руссо и систему Ньютона. Но присмотримся ближе к квалификации познания как зла, разрушающего естественное состояние человека. В естественном состоянии, которое Руссо отождествляет с отсутствием цивилизации, человек подчинен общим закономерностям природы. Цивилизация выделяет человека из природы, вводя в игру исторические, социальные закономерности. Для Руссо линия, отграничивающая зло от добра, совпадает с линией, разделяющей природу и человека. Природа — это целиком добро; то, что от человека, от цивилизации, от познания, — зло. В этом смысле идеи Руссо представляют собой апологию объекта ньютоновой механики и ограничение ее рационалистического метода, запрет переноса этого метода в область человеческих отношений, морали, истории.
Но в XVIII в. осуществлялся прямой перенос рационалистического подхода из физики в область человеческих отношений, ток от естествознания к общественной мысли, о котором писал В. И. Ленин (см. 2, 25, 41). Наиболее отчетливой формой такого тока было творчество Ламетри, Гольбаха и других французских мыслителей XVIII в., синтезировавших взгляды Декарта и Ньютона. Это поколение продолжило вольтерианскую трансформацию идей Ньютона. Французские материалисты XVIII в. проводили аналогию между естественным тяготением тел и естественным тяготением людей друг к другу. Но это не было простой аналогией. В отличие от Руссо они связывали идею естественного порядка в обществе с изучением естественного порядка в природе. Деизм, переходивший в пантеизм и прямой атеизм, в представление о человеке как о машине, универсализация механических канонов приводили к идее свободы в спинозовском смысле — в смысле подчинения субъекта своей внутренней природе.
На рубеже XVIII и XIX вв. происходит сложный процесс воздействия физических концепций Ньютона на общественную мысль. Деизм выполнил свою задачу — фактически освободил естествознание от ссылок на божественное вмешательство и в значительной мере освободил от этого социально-политические и этические концепции.
Основные общественно-политические теории этого периода исходят из презумпции: механика Ньютона — основа физического миропорядка, социальный порядок должен быть столь же однозначным и столь же естественным. А Сен-Симону и Ш. Фурье казалось, что превращение науки об обществе в физику общественного тела, в социальную физику, преобразование ее в часть учения о космосе, превратит человеческое общество в столь же упорядоченное целое, каким является физика космоса, основанная на механике Ньютона. Первоначально должно измениться представление об обществе, о человеке, о морали, о стимулах человеческого поведения. Но это только начало. Поскольку французские утопические социалисты были убеждены, что идеи правят миром, они полагали, что такое преобразование представлений об обществе приведет к реальному изменению общественной структуры.
В 1813 г. Сен-Симон написал свое «Всеобщее тяготение». В этой работе речь идет прежде всего о реформе философии и общественного сознания в целом. Закон тяготения должен стать основой философии просвещения — содержанием того, что воспитание вносит в умы. Для реализации интеллектуального, а затем и материального переворота Сен-Симон предлагает организовать философскую энциклопедию, призванную либо вывести всю совокупность известных науке явлений из уже сформулированного закона тяготения, либо, отправляясь от этих явлений, прийти к закону тяготения как к их единому источнику.
История должна стать наукой, а единственно позитивная наука, с точки зрения Сен-Симона, — это классическая механика вместе с астрономией и физикой. История по своей логической структуре должна приблизиться к небесной механике. Сен-Симон требует объединения усилий философов, историков и естествоиспытателей, которые должны создать новую философскую систему, представляющую собой распространение классической механики на всю область человеческих знаний.
Власть над миром, согласно Сен-Симону, должна быть передана Совету Ньютона — двадцати избранникам человечества, а духовная власть — трем академиям: академии наук, академии искусств и высшей из них — философской академии. Фантастичность этих проектов очевидна. Но они имеют более глубокую основу — веру в объединение науки на основе механики как учения об универсальных законах, к которым сводится каузальная структура мироздания.
Еще одно направление общественной мысли, отображавшее вышедшее за рамки естествознания влияние идей Ньютона, — учение физиократов. Термин «физиократы» означает буквально «сторонники власти физических закономерностей». Развитие идей Ньютона в духе деизма подготовляло идею «власти физических закономерностей». Когда в 30—50-х годах XVIII в. у Ф. Кенэ, сначала хирурга маркизы Помпадур, затем придворного врача Людовика XV, сходились Ж. Л. Д’Аламбер, Д. Дидро, Ж. Л. Бюффон, К. А. Гельвеций и А. Р. Тюрго, в салонных беседах — одной из форм развития научных идей в XVIII в. — «власть физических закономерностей» распространяли и на социальные явления. Во второй половине 50-х годов Кенэ начал публиковать в «Энциклопедии» свои экономические статьи, в основу которых была положена идея естественного порядка, единой закономерности, господствующей в природе и в мире человеческих эмоций и импульсов. Чем ближе эти импульсы к естественнонаучным законам, тем легче достижение общего блага — цели творения.
Работа Кенэ «Естественное право» показывает, какую фундаментальную роль играло понятие естественного права в обосновании учения физиократов и вместе с тем как тесно было связано это понятие с логической структурой классической механики. Согласно Кенэ, естественное право отличается от законного права своей инвариантностью: законное право меняется, естественное пребывает неподвижным, постоянным, абсолютным. Но почему оно неподвижно? Ответы Кенэ двойственны. Он нередко склоняется к концепции естественной морали, естественного нормального дохода и т. д., выводившей инвариантность этих понятий и норм из их божественного происхождения. Но в XVIII в. эта концепция постепенно уступает место другому объяснению инвариантности естественного.
