Игра началась заново. На сей раз в детских голосах звенело нетерпение: сейчас встретятся два бывалых бойца — это будет битва гигантов. В песенке запульсировал военный клич.

Его выберем, Виктора Рамбольда, Виктора Рамбольда, Виктора Рамбольда, до чего мстительные у них голоса, неужто они жаждут его крови?

Раздался ответ — призывный звук горна, боевой клич:

Возможно, последнюю строчку изменили с учетом погодных условий, поближе к реальности. Но мистер Рамбольд скорее всего не слышал, что его хотят еще и похитить. Лицо «жертвы» уже побледнело, голова откинулась на спинку кресла…

— Вина, сэр?

— Да, Клатсем, бутылку шампанского.

— Очень хорошо, сэр.

Мистер Рамбольд осушил первый стакан залпом.

— Кроме меня, кто-нибудь сейчас будет ужинать, Клатсем? — поинтересовался он.

— Нет, сэр, уже девять часов, — с укором в голосе ответил официант.

— Извините, Клатсем, перед ужином я был не в форме, вот и решил поспать.

Официант смягчился.

— Я сразу заметил, сэр, что вид у вас не очень. Надеюсь, никаких дурных вестей?

— Нет, ничего. Немного устал с дороги, вот и все.

— А в какую погоду вы уезжали из Австралии? — полюбопытствовал официант, чтобы доставить удовольствие мистеру Рамбольду — тот явно хотел поговорить.

— Погода была лучше, чем здесь, — ответил мистер Рамбольд, опустошая второй стакан и примеряясь глазом к остатку жидкости в бутылке.

По стеклянной крыше равномерно тарабанил дождь.

— Добрый климат — это еще не все, — заметил официант. — В гостях хорошо, а дома лучше.

— Вы правы.

— Во многих уголках земли хоть что готовы отдать за один хороший дождичек, — убежденно заявил официант.

— Безусловно, — ответил мистер Рамбольд, чувствуя, что этот разговор его убаюкивает.

— Вы много рыбачили, сэр, когда жили за границей? — продолжал допрос официант.

— Случалось.

— Вот, значит, и вам дождь нужен, — провозгласил официант, будто доказал что-то важное. — А в Австралии рыбу от браконьеров не охраняют, как здесь?

— Нет.

— Значит, и браконьерства нет, — философски заключил официант. — Каждый отвечает за себя, вот и все.

— Да, в Австралии именно такой порядок.

— Не бог весть какой порядок, — поддел его официант. — Законом его не назовешь.

— Смотря что понимать под законом.

— Как что, мистер Рамбольд? Ясное дело, сэр. Взять преступность. Допустим, вы там в Австралии ухлопали человека — то есть убили, — вас бы повесили, если бы поймали?

Мистер Рамбольд помешал шампанское плоским концом вилки и снова пригубил.

— Могли бы и повесить, если не нашлось бы смягчающих вину обстоятельств.

— А если бы нашлись, могли бы отвертеться?

— Мог.

— Вот я про это самое и говорю, — заявил официант. — Ведь закон, он и есть закон; если вы его преступили, будете наказаны. Я, конечно, не имею в виду лично вас, сэр, я говорю «вы» как бы для примера, для наглядности.

— Да, разумеется.

— А когда закона нет, а есть, как вы говорите, порядок, — развивал свою мысль официант, ловко убирая со стола остатки цыпленка, — учинить над вами расправу может любой. Кто угодно, к примеру, даже я.

— Но почему же у вас или у кого-то другого, — спросил Рамбольд, — возникнет желание учинить надо мной расправу? Ни вам и никому вокруг я ничего не сделал.

— Обязательно возникнет, сэр.

— Но почему?

— Как же мы будем спокойно спать в своих постелях, сэр, зная, что вы, убивец, гуляете на свободе? Возьмете да еще кого пристукнете. Вот кто-то вами и займется.

— А если некому?

— То есть как?

— Допустим, у убитого нет ни родственников, ни друзей; он просто исчез, никто и не знает, что он умер.

— Раз так, сэр, — сказал официант, торжествующе подмигивая, — ему самому придется пойти по вашему следу. Он не будет спокойно почивать в могиле, сэр, нет, ни в коем разе, зная, что за него некому вступиться.

— Клатсем, — внезапно перебил его мистер Рамбольд, — принесите мне еще бутылку, только безо льда.

Официант взял выпитую бутылку со стола и поднес к свету.

— Да, сэр, эта приказала долго жить.

— Приказала долго жить?

— Да, сэр, окочурилась; пришел бедняге конец.

— Вы правы, — согласился мистер Рамбольд. — Конец ей.

Время подошло к одиннадцати. Гостиная снова была в полном распоряжении мистера Рамбольда. Клатсем вот-вот принесет кофе. И что это судьбе вздумалось донимать его случайными напоминаниями? Неблагородно с ее стороны, все-таки он первый день, как вернулся. Ох, неблагородно, бормотал он, а огонь тем временем грел подошвы его шлепанцев. Но шампанское было великолепно; оно ему не повредит; остальное довершит коньяк, который сейчас принесет Клатсем. Клатсем — миляга, чудесный слуга старого покроя… чудесный дом старого покроя… От вина мистер Рамбольд разомлел, мысли его пошли гулять сами по себе.

— Ваш кофе, сэр, — сказал голос у него над ухом.

— Спасибо, Клатсем, очень вам обязан, — рассыпался в благодарностях мистер Рамбольд, от винных паров впадая в чрезмерную вежливость. — Вы замечательный малый. Побольше бы таких.

— Стараюсь, сэр, будем надеяться, — произнес Клатсем несколько невпопад, отвечая на оба замечания сразу.

— Что-то никого не видно, — переменил тему мистер Рамбольд. — В гостинице постояльцев хватает?

— Очень даже хватает, сэр, все люксы заняты, да и обычные номера тоже. Каждый день приходится кому-то отказывать. Только сегодня звонил один джентльмен. Сказал, что подъедет позже — вдруг повезет. Да где там — птички улетели в дальние края.

— Птички? — переспросил мистер Рамбольд.

— В смысле, что номеров-то свободных нет, хоть тресни.

— Весьма ему сочувствую, — сказал мистер Рамбольд с неподдельной искренностью. — Да любому, хоть другу, хоть врагу, кому приходится бродяжничать по Лондону в такой вечер. Будь у меня в номере лишняя кровать, я бы его приютил.

— Она у вас есть, — заметил официант.

— Верно. Какой я бестолковый. Н-да. В общем, жаль мне этого несчастного. Жаль всех бездомных, Клатсем, странников земли нашей.

— Полностью с вами согласен, — вставил богопослушный официант.

— А взять докторов, которых за полночь вытаскивают из постели. Нелегкая у них жизнь. Вы никогда не задумывались, Клатсем, какая у докторов жизнь?

— Как-то не приходилось, сэр.

— Так вот, жизнь у них нелегкая. Можете мне поверить.

— Когда позвать вас к завтраку, сэр? — спросил официант, не видя особых причин прекращать разговор.

— Не надо меня звать Клатсем, — скороговоркой пропел мистер Рамбольд, словно запрещал официанту называть себя Клатсемом. — Когда проснусь, тогда и проснусь. Не исключено, что как следует поваляюсь в постели. — Последние слова он произнес, причмокивая от удовольствия. — Хорошо поспать — что может быть лучше, верно, Клатсем?

— Вы правы, сэр, спите хоть до вечера, — поддержал его официант. — Вас никто не потревожит.

— Спокойной ночи, Клатсем. Вы замечательный малый, я готов это повторить где угодно.

— Спокойной ночи, сэр.

Мистер Рамбольд снова опустился в кресло. Оно нежно приняло его, окутало теплом, приуютило, он словно слился с ним в одно целое. И не только с ним — с огнем, с часами, со столом, со всей мебелью. Все полезное и ценное, что было в окружающих его предметах, потянулось навстречу всему полезному и ценному, что было в нем, свойства эти встретились — и сразу подружились. Кто может помешать их благому взаимовлиянию, кто способен ограничить живущее в них добро? Никто — и уж конечно не тень прошлого. В комнате стояла полная тишина. Звуки с улицы доносились непрерывным низким гулом, жужжание убаюкивало. Мистер Рамбольд уснул.