Впрочем, предположения А. Осокина выглядят уж слишком экзотическими. Куда ему до таких матерых сочинителей, как В. Суворов (Резун) или И. Бунич, которые предпочли более проверенный путь. Почти совсем не смущаясь поразительного сходства своей версии с пропагандистскими заявлениями вождей Третьего рейха, эти мастера скандалов и сенсаций объясняли неготовность Красной Армии к обороне в 1941 году ее усиленной подготовкой к нападению на Германию [12].
Можно было бы позавидовать смелости мышления этих авторов, но не их логике и объективности. Ведь смысл их идей, по сути дела, состоит в том, что наши предки плохо воевали против Германии и ее союзников в начале войны, потому что… слишком хорошо к ней подготовились.
Оказывается, еще нужно кому-то объяснять, что оборонительные и наступательные действия во время подвижной, маневренной войны с использованием значительного числа моторизованных (механизированных) сил, каковой преимущественно она была, имеют между собой много общего, органично дополняя друг друга. Да и в любой продолжительной войне со сколько-нибудь сильным противником не обойтись как без обороны, так и без наступлений [13]. Поэтому, готовясь к тем же наступательным военным операциям, даже при пренебрежении к чисто оборонительным действиям, любое государство и его армия будут неизбежно в значительной степени подготовлены и к ним, пусть даже и несколько хуже. Однако разве могло такое быть вообще, чтобы руководители какого-нибудь государства и его вооруженных сил готовились бы только к наступательным действиям, а о значении обороны в войне могли совсем забыть?
Здесь уже не приходится говорить о том, что сколько-нибудь серьезных доказательств своих версий никто из этих авторов не приводит. Не считать же таковыми их же собственные, практически ни на чем не основанные предположения. Говоря точнее, главные тезисы своих сочинений они подтверждают в основном своими же суждениями либо цитатами из разномастных источников, имеющими отдаленное или косвенное отношение к делу, примерно в таком духе: «Маркс и Энгельс предрекали», «Ленин завещал», «Сталин хотел», «Жуков предлагал», «подготовка к нападению велась скрытно». Им осталось, по-видимому, еще только в виде последнего аргумента заявить о том, что всю подлинную правду о начале войны им поведал дух Сталина на спиритическом сеансе или некий знакомый оракул проник в эти тайны в своем вещем сне.
А если поверить в уникальную интуицию или ясновидение этих сочинителей, то получается, что советские политические лидеры и военачальники были настоящими чудотворцами, ведь никаких материальных следов приписываемой им подготовки к нападению на Германию так никто и не нашел. Зато оборонительные сооружения так называемых линий Сталина и Молотова до сих пор остались, хотя бы в виде развалин, как и сохранились различные письменные приказы и директивы, свидетельствующие о явных намерениях военно-политического руководства СССР избежать войны с Германией (например, о том, чтобы не поддаваться на возможные провокации на границе с этой страной, с которых может начаться война). Самое же главное, что все эти как бы сенсационные догадки столь смелых в своей прозорливости авторов явно противоречат как указанным, так и практически всем остальным общеизвестным фактам начала войны.
Более того, Красная Армия накануне войны была, скорее, лучше готова к оборонительным действиям, нежели к наступательным. Не случайно немецкий генерал Э. фон Бутлар в своих мемуарах писал о том, что «войска и командный состав русских в начале войны действовали гораздо лучше в обороне» [14]. Между тем опыт начавшихся военных кампаний в Европе свидетельствовал, что победу приносит активная наступательная тактика. И это было с большим успехом доказано в их сражениях как раз таки немецкими войсками.
Как же было не беспокоиться советскому военно-полити-ческому руководству накануне надвигавшейся войны о наступательных возможностях Красной Армии, ведь оно, вероятно, хорошо знало об оборонительном в ней уклоне?! Кроме того, всякое адекватное правительство должно внушать своей армии непоколебимую уверенность в собственных силах, готовность разгромить любого вероятного противника в возможной войне. Отсюда и бодрые заявления советских руководителей того времени о большой мощи Красной Армии и Советского Союза или о том, что победа приходит в наступлении, а врага надо бить на его земле. Но разве это доказывает их агрессивные намерения или тем более подготовку к военному нападению на столь сильную державу, какой тогда была Германия, опиравшаяся на мощь большей части зарубежной Европы? Неужели им надо было готовить бойцов и командиров только к тому, чтобы защищаться, и заявлять, что Германию и ее союзников победить будет неимоверно трудно?! Чтобы, не дай бог, какой-нибудь непочтительный потомок не упрекнул их потом в агрессивных намерениях, – так, что ли?
Как уже отмечено, все эти фантазеры в своих обвинениях отнюдь не оригинальны. И можно вполне согласиться с М.А. Гареевым, который справедливо писал о том, что версию «о якобы готовившемся советском упреждающем ударе в 1941 г.» для оправдания германской агрессии придумали Гитлер и Геббельс. Ни Резун, ни Данилов или Соколов, ни другие позднейшие ее приверженцы ничего нового к ней не добавили, а только пересказывают на разные лады все ту же старую гитлеровскую сказку. Она, по сути, равноценна лжи о нападении поляков на немецкую радиостанцию 31 августа 1939 г.
Ни один историк, исследовавший события 1941 г., ни одного доказательства, подтверждавшего бы гитлеровскую версию, не привел и не может привести. Ссылаются обычно на высказывания руководителей СССР о мировой революции, расширении сферы социализма. Выдается за агрессивные намерения и все, что делалось в нашей стране для укрепления обороны. А то, что пишут и говорят Резун и его единомышленники, сплошь построено на фальсификации исторических фактов, искажении смысла отдельных высказываний в расчете на неосведомленных людей» [15].
Еще одна не лишенная любопытства мысль того же В. Суворова состоит, по сути, в том, что, оказывается, у Красной Армии боевая техника и вооружение тогда были особенные, словно заколдованные, которые хорошо бьют врага при наступлении, а при обороне, даже подвижной, которую, кстати, наши войска вынуждены были чаще всего вести в 1941 году, они уже как бы и не оружие. Чудеса, да и только! Особенно его восхищают армады советских легких танков, которые будто бы были сугубо наступательной боевой техникой. Ну а контратаку как вид обороны, отвлекающие контрудары при обороне, ликвидацию прорывов противника, разведку боем, устройство засад, для осуществления которых как раз очень были бы полезны эти самые танки, он не считает нужным принимать во внимание. Немаловажно здесь вспомнить еще и то, что эти столь обожаемые им боевые машины, даже скоростные танки серии БТ, так и не стали в войне по-настоящему грозной силой: ни в обороне, ни в наступлении, ни во встречных боях. А сами эти «танки-агрессоры» сняли с производства еще до начала войны – в 1940 году. В то же время, вопреки его домыслам, никто их после нападения врага преднамеренно не бросал, и они использовались, пока это было возможно, в боях 1941—1942 годов, которые, кстати, были в основном оборонительными [16].
Наконец, для любой сильной державы оборона в войне может быть только временной целью, которая рано или поздно должна смениться целью наступления и разгрома врага, для чего без танков, во всяком случае в рассматриваемую эпоху, обойтись было уж точно никак нельзя. Потому и старалось советское военно-политическое руководство наращивать их выпуск перед войной, как и другой военной техники и вооружения, кстати, тоже.
В свою очередь, близкий по идеям указанным ниспровергателям М. Солонин удивляет еще и тем, что основную причину поражений Красной Армии в 1941 году он видит в нежелании большинства ее бойцов и командиров воевать в это время за советскую власть и лично товарища Сталина. Дескать, Красная Армия скреплялась террором большевиков, и стоило только им под ударами немцев запаниковать, как ее воины, будто бы дружно ненавидевшие советский режим, стали сдаваться и разбегаться. Выражаясь словами этого мудреца, она развалилась, как бочка, с которой сбили обручи. И вообще, по М. Солонину, получается, что чуть ли не весь ход войны зависел от колебаний страха и ненависти в душах воинов Красной Армии [17].
