В течение всего периода обучения, черновой работы и «вживания» в страну, Зорге параллельно проверял свою систему связей и неторопливо вербовал новых членов. Связь — всегда самая деликатная и жизненно важная проблема любого шпионского аппарата, и в этом отношении организация Зорге была безнадежно слаба. «Бернгардт», радист, совершенно не годился для работы в Японии, и в 1935 году Зорге решает вернуться в Москву, чтобы наладить этот аспект деятельности своей группы, получить новые инструкции и прикоснуться к родной почве. А потому летом того же года он объявляет своим друзьям из германского посольства, что ему необходимо срочно возобновить контракт с «Франкфуртер цайтунг» и что он может сделать это только лично. Используя постоянный немецкий паспорт, Зорге добрался до Нью-Йорка, где другой советский агент позвонил ему в номер отеля и при встрече передал второй паспорт — уже с московской визой.
В 4-м Управлении был другой шеф — генерал Урицкий, давний друг Ленина, Сталина и Ворошилова. Зорге представил ему подробный отчет, который он подготовил, ответил на дотошные вопросы Урицкого и изложил свою просьбу дать ему нового радиста. Урицкий остался доволен работой Зорге и с пониманием отнесся к его просьбе. А потому, когда Зорге попросил для себя Макса Клаузена, своего старого шанхайского радиста, просьба была немедленно удовлетворена. Последовала встреча двух старых друзей, и Зорге остался весьма доволен тем, что отныне его главная проблема решена.
Для Клаузена же назначение в Токио оказалось спасением. Его вызвали в Москву из Шанхая в августе 1933 года. До советской столицы он добирался через Мукден, Харбин и Сибирь.
Несмотря на категорические инструкции 4-го Управления, он настоял, чтобы привезти с собой и свою гражданскую жену, Анну Валлениус. Она согласилась сопровождать его лишь потому, что ошибочно полагала, что ей будет позволено уехать в Германию. Но в их первый же вечер в Москве НКВД показало, как оно к ним относится: их паспорта и вещи неожиданно исчезли.
Очень недолго пребывал Клаузен в милости у 4-го Управления, щеголяя по городу в форме офицера Красной армии. После краткого шестинедельного отдыха он получил назначение в радиошколу предварительной подготовки. И тут на него обрушился удар: чистка коснулась и его. Клаузена выгнали из школы в качестве «наказания за низкую эффективность его работы в Китае» и сослали в небольшой городок на берегу Волги, где в течение двух лет он чинил обувь, пахал землю и принимал покаяние, посещая партийно-пропагандистские занятия. И вот теперь, согласно просьбе Зорге, Клаузен был вызван в Москву генералом Ворошиловым .
Макс был несказанно рад новому назначению.
«С детства, — говорил он в своих показаниях, — я не слышал о Японии ничего, кроме дурного. . . И потому радостно согласился отправиться туда, чтобы работать на Зорге». Выбор был не его, но Клаузен всей душой готов был отдаться работе. В сентябре 1935 года он попрощался с Анной, с которой встретился в Шанхае, и отбыл, снабженный тремя паспортами на три разных имени. Один паспорт был канадским, другой — итальянским, а третий — германским.
«В штаб-квартире [4-го Управления] имеются тысячи паспортов разных стран, — сообщал Клаузен, описывая свою поездку. — И все подлинные. Лишь имена и фотографии фальшивые. Перед отъездом я получил инструкции относительно использования паспортов и 1800 долларов в валюте США. . . В Стокгольме я приобрел сертификат моряка и отправился в Нью-Йорк на борту «Бостона». Прибыв на место, я восстановил свой собственный германский паспорт в германском консульстве и зарегистрировался в Линкольн-отеле, как мне и велено было сделать. Туда мне позвонил человек, который представился как «Джонс».
Клаузена спросили, нужны ли ему деньги. Он ответил отрицательно. 2 8 ноября он прибыл в Иокогаму на борту парохода «Татсута Мару». И хотя он сразу намеревался отправиться в Шанхай за Анной Валлениус, однако денег у него не хватило — в дороге он поиздержался. (Лишь восемь месяцев спустя он сможет приехать в Шанхай, жениться на Анне и вернуться с ней в Японию .)
Первым заданием Клаузена в Токио было встретиться с Зорге и снять для себя легальную квартиру. Место для встречи было
заранее обговорено — вечер любого вторника в баре «Голубая лента», однако уже на следующий день после того, как Клаузен оказался в Токио, он совершенно случайно столкнулся с Зорге в немецком клубе. Оба сделали вид, что никогда раньше не встречались, и заново прошли через все формальности представления друг другу.
Несколько более трудным оказалось для Клаузена устроить себе «крышу». Он не был журналистом и не мог выступать в таком качестве. Он попытался было заняться экспортно-импортным бизнесом, но прогорел. И попытался снова. На этот раз компания «М. Клаузен Shokai» (Shokai— «компания» по-японски) с офисом в КараСумори Билдин, Shiba-Ku, Токио, добилась успеха.
«Клаузен Shokai» производила и продавала печатные станки для светокопировальных работ и флюоресцентные пластины — печатные формы гальванопластики. Среди его покупателей были и несколько крупнейших японских фирм, а также военные заводы, японская армия и японский ВМФ. Станки, которые Клаузен производил согласно имперским спецификациям, воспроизводили также и те самые светокопии, которые воровали агенты Зорге. В течение пяти лет после начала деятельности, «Клаузен Shokai» уже могла быть преобразована в акционерное общество с капиталом в 100 тысяч йен, из которых 85 тысяч были личной собственностью Клаузена. Он открыл филиал в Мукдене с уставным капиталом в 20 тысяч йен, что дало ему не только дополнительный законный доход, но и отличный предлог для получения банковских переводов из Нью-Йорка, Шанхая или Сан-Франциско, поскольку Клаузен совершал торговые операции за границей, а это служило превосходным прикрытием для финансовых переводов, поступающих из-за рубежа в адрес организации Зорге.
Вскоре после возвращения Зорге из поездки в Москву, аппарат подобрал ему еще одного члена группы — это был Гюнтер Штайн, позднее ставший натурализованным британским подданным, а ныне — бывший московский корреспондент «Берлинер тагеблат» и, в течение всего токийского периода, представитель британской «Файненшл ньюс». В 1942 году Штайн принял приглашение Института Тихоокеанских отношений (IPR) стать его корреспондентом в Чунцине. Он много писал для изданий института — статьи и книги, которые получали широкое хождение в Вашингтоне и помогали создавать миф о китайских коммунистах, как непревзойденных и непогрешимых идеалистах. В 1944 году он оказался одним из шести корреспондентов, сумевших проникнуть в столицу красного Китая — Янань. В 1945 году он представлял Великобританию на конференции Института тихоокеанских отношений в Хот Спрингс.
После войны Штайн много ездил по США, читая лекции и пропагандируя идею о том, что по своей ориентации китайские коммунисты — завзятые антисталинисты. Когда в 194 9 году в докладе армейской разведки США он был назван «советским агентом», Штайн спешно покинул страну. 14 ноября 1950 года он был арестован во Франции по обвинению в шпионаже, согласно официального сообщения, поступившего в разведку США из французского посольства, и выслан из Франции.
Когда организация Зорге на всех парах двинулась к шпионажу, ее руководитель распределил специфические задачи и области для каждого члена группы. Так, Одзаки действовал на самом высоком правительственном и дипломатическом уровне . Он был уважаемым и активным членом так называемой «Группы завтраков» или «Группы среды»— собрания блестящих молодых людей, своего рода «мозговым треста» принца Коноэ, уже три раза подряд занимавшего пост премьер-министра.
Среди членов группы был и принц Сайондзи Кинкацу, приемный внук Генро*.
«Группа завтраков», регулярно встречавшаяся для обсуждения проблем японской империи, имела полуофициальный статус. Одзаки, который кроме того был еще и членом китайской секции Shava Kenkuo Kai, научного общества, покровительствуемого принцем Коноэ, завязал особенно тесные связи с Кацами Акиро, ставшим вскоре главой секретариата первого кабинета Коноэ. При содействии Кацами, Одзаки в 1938 году был назначен на официальную должность советника кабинета, получив таком образом доступ к государственным документам. Кроме этого, он занимал и ряд других ответственных постов, таких, как советник токийского офиса Южно-Маньчжурской железной дороги — своего рода холдинговой компании, занимавшейся проверкой всех деловых и промышленных сделок в Северном Китае. Эта ЮМД, вместе с Одзаки, «служившим» в качестве шпиона при ней, вела активный обмен информации с японскими предприятиями тяжелой промышленности, так что Зорге имел почти свободный доступ к высшим промышленным секретам Японии.
