Как долго Абель пробыл в Швейцарии — неизвестно. Возможно, что он встречался с людьми, которых знал еще с тех времен, когда семья Абеля жила в Швейцарии. С помощью многих хитростей и уловок ему удалось пересечь оккупированную

Европу и добраться до Среднего Востока. В конце 194 4 года он уже был в Тегеране, помогая наладить подпольную деятельность, на фоне которой и развивались многие советские интриги в северной Персии.

Когда в 1945 году Красная армия вошла в Берлин, Абель, к тому времени уже подполковник государственной безопасности, получил назначение на работу в страну, которую знал лучше всего. Из штаб-квартиры ГБ в Восточном Берлине он в течение последующих восемнадцати месяцев выполнил ряд секретных заданий в английских и американских оккупационных зонах, во Франции, а также, правда, лишь однажды, в Лондоне, куда он отправился под чужой фамилией. Его общение с англичанами и американцами позволило ему улучшить свой английский — он стал говорить практически безупречно. А вскоре Абеля вызвали в Москву, где он начал готовиться к самому трудному заданию за всю свою карьеру.

Жена Абеля, Хельга, несмотря на долгий период жизни в России, душой оставалась в Германии. После войны она вместе с мужем отправилась в свою родную страну и устроилась на жительство в Альтенбурге, неподалеку от своего родного города Лейпцига.

Когда в конце 1947 года Абель отправился на нелегальную работу за границей, его жене позволили остаться в Саксонии, где в течение нескольких лет она преподавала русский язык в школе имени Карла Либкнехта. Семья Абеля не бедствовала: кроме значительных выплат, причитающихся семье полковника ГБ, она получала и германскую зарплату. В течение последующих пятнадцати лет Хельга свободно ездила из России в Германию и обратно. Их единственная дочь ходила в одну из школ для детей советских офицеров в России и в конце концов вышла замуж за русского инженера.

Спустя некоторое время, в 1948 году, Абель под псевдонимом Андрей Кайотис, высадился в Монреале. Он не спешил. Несколько попривыкнув к североамериканскому образу жизни, отправился на юг, в Нью-Йорк, где вскоре наладил связь с людьми из сети Розенбергов. К этому времени он уже стал Эмилем Р. Голдфусом, американским гражданином, в свидетельстве о рождении которого говорилось, что он родился в Нью-Йорке, 4 августа 1902 года — дата рождения ребенка, на самом деле прожившего всего несколько месяцев.

У него была масса других удостоверений личности. По информации, имевшейся у англичан и ставшей доступной в последние годы, одно из них было выдано на имя богатого английского бизнесмена ирландского происхождения по имени Миллс или Милтон, имевшего хорошие связи в американском деловом

мире . Именно под видом этого Миллса-Милтона Абель присутствовал на обеде в Нью-Йорке в феврале 1950 года, состоявшемся на квартире супружеской пары Мориса и Лоры Коэнов. Аренда этой квартиры в то время оплачивалась Розенбергами из средств, предоставленных полковником Абелем.

На самом деле Коэн был старым шпионом ГРУ. После службы в республиканских вооруженных силах в годы гражданской войны в Испании, где он работал на шефа ГРУ «генерала Клебера», Коэн вернулся в Соединенные Штаты, чтобы подобрать себе какую-нибудь работу, могущую служить ему прикрытием. После службы в американской армии он в 1946 году установил связь с сетью Розенбергов.

Контакты полковника Абеля с сетью Розенбергов продолжались сравнительно недолго. Вскоре после признания Фукса и показаний, данных Голдом и капралом Гринглассом, Розенбер-ги были арестованы. Случилось это в середине лета 1950 года. К тому времени, когда ФБР удалось выйти на след Коэнов, пара исчезла. Абель помог им уехать из Соединенных Штатов.

Однако до ФБР не дошло ни малейших слухов не только о местожительстве Абеля в США, но даже о самом его присутствии на территории страны, и это несмотря на подробнейшие допросы членов агентурной сети Розенбергов. Абель поселился в доме из красного кирпича по Фултон-стрит, 252, в деловой части Бруклина. У входа, который вел в не блещущую порядком студию, висела табличка: «Эмиль Р. Голдфус, фотограф».

Случайным знакомым Абель объяснял, что он еще и искусный радиомеханик, что было правдой, и что он якобы получает устойчивый доход, ремонтируя радиоприборы. Чтобы обеспечить дополнительное прикрытие своей деятельности, он сказал своим соседям по квартире, что он является художником-любите-лем. Он рисовал в несколько небрежной манере, однако достаточно неплохо, чтобы быть принятым в кругу художников за своего. Впоследствии один из них признался, что «если бы Эмиль проявил упорство, он мог бы стать действительно хорошим художником». А когда открылось, что он еще и прекрасно играет на гитаре, Абель стал желанным гостем на вечеринках, устраиваемых художниками, жившими по соседству.

Он также любил крепкие напитки и мог много выпить. Но НИКОГДА не напивался. Еще он любил женщин. Его пребывание на Фултон-стрит было отмечено серией коротких романов. Его подружки заметили, что он явно неохотно приглашает их в студию, снимаемую им за тридцать пять долларов в неделю.

Иногда Голдфус начинал говорить на немецком, объясняя это тем, что провел раннее детство в Германии. Несмотря на его мягкий шарм и высокоразвитое чувство юмора, друзья-худож-

ники вскоре пришли к выводу, что он далеко превосходит их всех по интеллекту. Абель объяснял это тем, что всегда любил математику и иногда пытался объяснить друзьям принцип действия атомной бомбы в терминах детских примеров по атомной физике.

Эмиль Голдфус казался неутомимым. Его друзья, выходцы из Богемии, заметили, что он редко остается до конца вечеринки, всякий раз ускользая как раз тогда, когда веселье, казалось, только начиналось, и возвращаясь где-то к утру.

Как бы они удивились, узнав, что почти каждый вечер, между десятью вечера и полуночью Абель, пользуясь мощным радиооборудованием, спрятанным под всяким хламом в его квартире, передавал информацию и получал указания из Москвы.

Они удивились бы еще больше, узнав, что в своей подпольной деятельности он пользуется шифром, основанным на специальных знаниях из области дифференциального исчисления. Сообщения были сравнительно несложны для дешифровки, если знаешь, что следует применить именно дифференциальное исчисление и умеешь им пользоваться.

Его главными целями были:

1. Американская водородная бомба, которую, по убеждению русских ученых, уже якобы создали американцы.

2. Секреты американских атомных подводных лодок, таких как «Наутилус», с которых в конечном итоге были запущены ракеты «Поларис».

3. Прогресс в американском ракетостроении, где, как полагали русские, американцы ненамного опередили Россию.

Как много удалось узнать полковнику Абелю и его агентуре — нам неизвестно. Он превосходно умел заметать следы. Но, судя по количеству радиосеансов, состоявшихся между передатчиком на Фултон-стрит и радиостанцией ГБ в Москве, узнал он много.

Он был необыкновенно осторожным. После разгрома сети Розенбергов, Абель, пока это было возможно, воздерживался от каких-либо личных контактов с советскими шпионами. Вместо этого он или его «предохранители» с помощью тщательно отработанной системы «тайников» собирали информацию и передавали инструкции или деньги, полученные из Москвы.

Он даже добился успехов в сочетании одного из своих многочисленных хобби — изготовлении небольших, изящно обработанных металлических вещиц, которые он научился делать, работая на цейссовском заводе в Йене — со страстью к безопасности. В своей студии он выдолбил внутренность у болта, снятого с помеченного фонарного столба в Риверсайд-парке. А через несколько дней поместил его обратно, после чего болт забрал дру-

гой агент. Через день или два Абель получил болт обратно, на этот раз с вложенной в него пленкой микрофильма. Это было одним из его изобретений. Другие отчеты попадали к нему, спрятанными в дырку в деревянной уборной в одном из баров Бруклина или тщательно надрезанную нижнюю часть скамьи в Централ-парке.