Приехав в Москву в ноябре 1937 г. после моего отозвания из ОКДВА, я как-то встретил Базилевича в столовой Совнаркома, отвел его в сторону в укромный уголок и вкратце рассказал ему о том, что, кажется, против меня имеется материал, что, видимо, я разоблачен как заговорщик и жду разбора моего дела.
При этом я спросил Базилевича, сможет ли он проинформировать меня о положении дел в военно-заговорщической организации в Москве и держит ли он связь с Егоровым? Базилевич ответил мне, что связь эту имеет, но связь очень плохая, а что касается информации, то он здесь, в столовой Совнаркома, сделать не сможет, а специально встречаться он считает нецелесообразным, чтобы не дискредитировать его, Базилевича, пока мое дело не будет разобрано.
На этом мы закончили разговор и после этого у меня встреч с Базилевичем по заговорщической линии не было»17.
Говоря о роли Л.П. Берии в получении от Хаханьяна показаний на Базилевича (за месяц до ареста последнего), бывший следователь Особого отдела ГУГБ Бударев показал: «В один из вызовов Хаханьяна к Берия (тогда первому заместителю Ежова. — Н. Ч.), после его показаний о Блюхере, Берия предложил рассказать ему об участии в заговоре Базилевича. До этого Хаханьян по своему делу Базилевича в участии в заговоре не изобличал. В разговоре с Берия Хаханьян упомянул Базилевича как лицо, которое он знал по работе в СНК СССР. Берия же предложил Хаханьяну продумать и написать об участии Базилевича в заговорщической организации. Мне же Берия в присутствии Хаханьяна сказал: «Дайте через несколько дней Хаханьяну бумаги и он будет писать...» Имелось в виду дача показаний о Базилевиче... Спустя некоторое время я вызвал в соответствии с указаниями Берия Хаханьяна и дал ему бумаги, предложив написать о Базилевиче и он... написал...»18
Бударев добавляет, что «...вначале он (Хаханьян. — Н. Ч.) заявлял, что как заговорщик он готовил покушение против Блюхера.., а затем он дал показания о совместном участии в заговоре с Блюхером...» А также Хаханьян пожаловался Будареву, что в начале следствия,' когда он не признавал своей вины, его очень сильно били. И еще одна деталь, касающаяся Л.П. Берии: он, стараясь закрепить перелом в сознании и поведении Хаханьяна, беседу с ним проводил на грузинском языке19.
Тяжкие обвинения выдвинул Хаханьян против Базилевича. Однако не менее весомым компроматом на Георгия Дмитриевича послужили показания арестованного наркома финансов СССР Г.Ф. Гринько, которого «взяли» 30 августа 1937 г. Осмотр его архивно-следственного дела позволяет составить примерную картину предварительного следствия, которое проводили Зиновий Ушаков и его непосредственный начальник Николаев-Журид при активном участии небезызвестного следователя Льва Шейнина. Да, да, того самого «писателя» Шейнина, автора «Записок следователя», коими в 60-е годы зачитывались молодое и среднее поколения.
Хотя не всегда и не все шло гладко с Гринько у этой троицы. Например, в деле имеется рапорт Ушакова на имя Николаева-Журида от 10 сентября 1937 г., в котором сообщается, что после предыдущих показаний «Гринько заперся и в течение 2-х дней утверждал, что он исчерпался. 9 сентября Гринько двинулся немного вперед». К делу Гринько приобщен список на 245 человек, скомпрометированных показаниями арестованных. В этом списке Г.Д. Базилевич проходит под № 25.
В Протоколе допроса от 14 ноября 1937 г. Гринько, отвечая на вопрос об известных ему участниках военного заговора, заявил следующее:
«На протяжении моей связи с правотроцкистским центром и отдельными членами центра военного заговора мне постепенно стали известны, кроме руководящих заговорщиков, следующие участники военного заговора: Гарькавый, Горбачев, Орлов, Дубовой,
Петин, Халепский, Ефимов, Левичев, Осепян, Славин, Аронштам, Геккер, Ошлей, Косич, Перцовский, Аппога, Лемберг, Базилевич — секретарь Комиссии обороны...
Из этих лиц лично я был связан с Дубовым по украинскому националистическому заговору, с Левичевым, Славиным и Осепяном, встречаясь в разное время на даче у Гамарника и хотя Гамарник прямо не сводил меня с ними, как участниками заговора, однако в моем присутствии они резко нападали на Ворошилова за то, что он не защищает армию от нападок наркомвнудела... А с Базилевичем я лично связан через посредство Гамарника»20.
Далее в этом протоколе читаем: «У меня была связь с Базилевичем, который обычно информировал меня о решениях Комиссии обороны не только в части вопросов, касающихся Наркомфина, но и шире. Свел меня с Базилевичем Гамарник в начале 1937 г., как участника заговора»21.
Как видно, приведенные выше слова Гринько о Базилевиче являются по сути простой информацией без каких-либо конкретных примеров. О реальном же участии Базилевича во вредительской деятельности в период его работы секретарем Комиссии и Комитета Обороны Гринько на допросах не показал. Как не назвал он его фамилию в числе заговорщиков и в судебном заседании, приговорившем его (Гринько) к высшей мере наказания.
Особое место в компромате на Базилевича занимают показания Генриха Михайловича Даргольца — бессменного начальника его секретариата. По свидетельству бывшего следователя Бударева, «после ареста Базилевича вскоре был арестован и Даргольц. Оснований к его аресту не было. Каких-либо показаний о его принадлежности к заговору не имелось. Он был арестован просто как секретарь Базилевича и его порученец. Такова тогда была практика. Справка на арест Даргольца не писалась. Вопрос об аресте Даргольца был решен Берия...
По своему характеру Даргольц был очень труслив и слабовольный. Он признал себя виновным и дал показания на Базилевича. Даргольц сидел в одной камере с Хаханьяном»22.
На вопрос прокурора Шаповалова о том, не сказалось ли совместное пребывание Даргольца в одной камере с Хаханьяном на его показаниях против Базилевича, Бударев ответил утвердительно. «Да, это совместное пребывание могло дать подобный результат, так как Хаханьян изобличал Базилевича. Специального задания Хаханьяну относительно обработки Даргольца в отношении его показаний о Базилевиче мною не давалось. Хаханьян же сам по себе был активной фигурой в части изобличения Базилевича...»23
Небезынтересно знать — а каков был характер взаимоотношений соответственно между Базилевичем и Хаханьяном, Даргольцем и Базилевичем в доарестные времена? Об этом можно узнать из рассказа вдовы Г.Д. Базилевича — Ольги Васильевны. В 1955 г. она говорила, что «Базилевич знал Хаханьяна с 1931 по 1938 г. в связи с их работой в СНК СССР. Базилевич хорошо относился к Хаханьяну, но был близок с ним только по делам службы, в быту с его семьей мы не общались...
Даргольц работал с Базилевичем давно, с 1926 года. Работал он у Базилевича в МВО и в ПриВО секретарем. После назначения Базилевича в Комиссию Обороны он поставил вопрос о назначении туда и Даргольца, заявив: «Если Вы доверяете мне, то я доверяю только Даргольцу». Даргольца я и Базилевич знали как очень скромного и честного человека, что-либо плохого о нем я сказать не могу.
Семьями мы с Даргольцем были также знакомы»24.
В деле имеется протокол очной ставки между Базилевичем и Даргольцем, проведенной 16 января 1939 г. Приведем выдержку из него.
«Вопрос (Базилевичу): Вы вербовали Даргольца в антисоветский военный заговор?
Ответ: Даргольца я в антисоветский военный заговор не вербовал.
Вопрос (Даргольцу):....
Ответ: Из участников антисоветского военного заговора мне Базилевич в разное время назвал Егорова, Павлуновского, Федько, Соколова и Алксниса, но имеет ли он с ними лично преступную связь, Базилевич мне не говорил...
Вопрос (Базилевичу):....
Ответ: Ни с кем из названных Даргольцем участников антисоветского военного заговора я лично преступной связи не имел... Егорова, Федько, Соколова, Алксниса и Павлуновского я Даргольцу, как участников антисоветского военного заговора, не называл и о том, что они являются заговорщиками, я не знал...»25
