Так что оставим глобалистские мечты о создании единого человечества военным путем. Мог бы Сталин, нанеся упреждающий удар летом 1941 г., достичь успехов на уровне 1944 г.?
Б. В. Соколов категорически возражает. Он считает, что советские войска двигались бы в два раза медленнее, чем планировалось, а летчики из-за неопытности сбрасывали бы бомбы в чистом поле, что позволило бы люфтваффе захватить господство в воздухе. Это допущение сделано на основе опыта первых месяцев Великой Отечественной войны, когда внезапный удар уже позволил немцам получить господство в воздухе. Плохая подготовка советских летчиков не при чем. Их готовили в ускоренном темпе и в 1943 г., но господство в воздухе немцы все равно потеряли, и бомбы летели далеко не только мимо цели.
Но вернемся к сценарию Б. В. Соколова. В соответствии с ним, стоило Жукову углубиться в немецкую территорию на 50 км., ему уже приходится ввести в дело силы второго стратегического эшелона (немцы, знамо дело, без танков и с мифическим превосходством в воздухе, сражаются лучше, чем даже в первые месяцы Великой Отечественной). Тут Соколов и наносит Жукову удар во фланг и тыл силами танковых групп Гота, Гудериана и Клейста, которые преспокойно, будто и войны нет, разгружаются, где им надо, и смело атакуют недотепу Жукова. «Далее события развиваются примерно также, как они происходили в действительности после германского нападения на СССР 22 июня 1941 г». [984]
Все крайне спорные допущения Б. В. Соколова вытекают из одного постулата: «армия, не сумевшая должным образом организовать оборону, не имела шансов на успех и в наступлении» [985]. Ключевые слова здесь — «не сумевшая». Готовила оборону, да не смогла. Но готовила ли? Б. В. Соколов горячо поддерживает В. Суворова в его мысли о подготовке Советским Союзом наступательной войны. Следовательно, он признает, что группировка советских войск была наступательной, оборону на большинстве направлений Красная армия не готовила. Так что слова «не сумевшая», как и все вытекающие из этого логические цепочки, говорят лишь о непонимании разницы между наступательной и оборонительной стратегиями начала войны.
Все-таки от того, кто наносит первый удар, зависит слишком многое, чтобы игнорировать этот фактор. Поэтому согласимся с М. И. Мельтюховым в том, что рубежи 1944 г. были вполне достижимы уже в 1941 г. в случае «упреждающего удара». Но вот дальнейший рывок на Берлин — под вопросом. Во-первых, Советская армия еще не имеет опыта, который она приобрела в 1941–1944 гг., и, следовательно, менее эффективна и в наступлении, и в обороне против немецких контрударов. А они были чувствительными и в 1944–1945 гг. Во-вторых, нет Второго фронта. Американские войска еще не высадились даже в Британии. Но, Черчилль может развивать действия на материке со стороны «мягкого подбрюшья Европы», занимая скромным количеством дивизий Балканы, откуда отводят свои войска немцы. Шансы Сталина в этих условиях захватить всю Европу не выше, чем в 1944 г. Положение Германии не столь безнадежно. Вполне естественные опасения Черчилля получить господство Сталина в Европе могли склонить его к сепаратным переговорам с Гитлером, что, в свою очередь, могло способствовать и готовности Сталина к выгодному миру, особенно после крепких контрударов вермахта. В случае взаимной неуступчивости Черчилля и Гитлера Рузвельт получил бы время для того, чтобы вмешаться в европейскую войну. В этом случае неизбежен был бы принципиально тот же исход дела, что и в 1945 г. — раздел Европы меду Западом и «социалистическим содружеством», хотя конфигурация раздела могла бы быть иной. Но очевидно, что если бы первый удар нанес Сталин, то количество жертв и разрушений, которые принесла человечеству Вторая мировая война, было бы меньшим. Да и сама война была бы короче.
Сталин ошибался, когда не верил, что Гитлер может попытаться осуществить летом 1941 г. блицкриг с целью полного уничтожения СССР. Достижение этой цели казалось невероятным. Был ли у Гитлера шанс разгромить СССР до зимы 1941 г.? Известно, что подойдя к Москве, вермахт уже выдохся. Но и советские резервы, которые позволили нанести сильный контрудар, были сформированы к декабрю 1941 г. В конце ноября — начале декабря ситуация висела на волоске. В таких условиях большую роль имели такие факторы, как наступление осенней распутицы, которое замедлило движение немецкой техники, а затем — морозы. Если бы война началась на месяц раньше, это увеличило бы шансы Гитлера. Но если бы Гитлер сохранил прежнее намерение начать войну в середине мая, ему пришлось бы отказаться от наступления на Балканах. Это значит, что в разгар войны с СССР британцы и греки, при возможной поддержке югославов, могли бы развернуть наступление против лишенной надежной защиты Румынии. Это было весьма серьезной угрозой. Пришлось бы перебрасывать силы, жизненно необходимые на восточном фронте, в Румынию. Это снизило бы шансы Гитлера дойти до Москвы. Только заключение германо-британского мира, которого так опасались в Москве, теоретически могло бы дать Гитлеру возможность дойти до советской столицы не в ноябре, а в октябре. Но и падение Москвы в ноябре 1941 г. еще не означало распада СССР, хотя и делало ситуацию более тяжелой. Резервная столица была готова в Куйбышеве. К тому же, в случае, если бы военная тревога мая 1941 г. сразу закончилась бы войной, группировка советских войск не была бы выдвинута к самой границе, в большей степени соответствовала бы задачам обороны, что, как минимум, помогло бы сохранить от немедленного разгрома Западный фронт. А это, в свою очередь, опять делало проблематичной победу Гитлера до ноября 1941 г. При всех возможных вариантах развития событий положение Гитлера после нападения на СССР было безысходным. Собственно, безысходным это положение стало во время майской военной тревоги 1941 г., когда Сталин начал необратимое выдвижение Красной армии к западным границам.
Но Суворов утверждает, что фюрер и нанес удар по Сталину от безысходности: «Гитлер решил, что ждать больше не стоит. Он начал первым, не дожидаясь удара освободительного топора в спину» [986]. Единственное основание для утверждения, будто Гитлер боялся удара со стороны Сталина уже в 1941 г. — нацистская пропаганда. 21 июня был составлен меморандум, в котором излагалась германская позиция, оправдывавшая нападение на СССР.
В нем было все — и «подрывная» деятельность Коминтерна, и поддержка Югославии, и большевизация Европы, и претензии на Буковину, Проливы и Финляндию, и заигрывания с Турцией, Югославией и даже Румынией против Германии. Одного не было — конкретных указаний на готовность СССР напасть на Германию. Есть только расплывчатые фразы о «постоянно растущей концентрации всех имеющихся в наличии войск» и об «агрессивном характере этих русских концентраций». Советское правительство «намерено с тыла атаковать Германию» [987]. То есть, угроза Германии может возникнуть, скажем, в случае высадки на Британских островах, когда восток станет настоящим тылом.
В тот же день Гитлер подробнее разъяснил свои мотивы товарищу Муссолини: «Дальнейшее выжидание приведет самое позднее в этом или в последующем году к гибельным последствиям» [988]. Гитлер не знает, когда ему угрожает сталинский удар — в 1941 или 1942 г. Сталин сковывает немецкие силы на востоке самим фактом существования советской военной мощи, срывая выполнение главной задачи — разгрома Великобритании: «хорошо удавшийся эксперимент с Критом доказал, как необходимо в случае проведения гораздо более крупной операции против Англии использовать действительно все до последнего самолета» [989].
Можно согласиться с О. В. Вишлёвым в том, что «Ни Гитлер, ни другие представители нацистского руководства не верили в возможность нападения Советского Союза на Германию и не располагали ни дипломатическими, ни агентурными сведениями на этот счет» [990]. Риббетроп говорил японскому послу Мацуоке: «Советский Союз желает, чтобы война шла как можно дольше. Русские знают, что сами они ничего не добьются с помощью военного нападения… Он желает длительной войны, которая утомила бы народы и подготовила бы почву для большевистского влияния» [991]. Узнав уже после начала войны о количестве танков и самолетов, которые приготовил Сталин для войны с Германией, Гитлер воскликнул: «Если бы я перед началом похода был бы осведомлен об этом, то принять решение о его необходимости мне было бы намного труднее» [992]. Это заявление опровергает версию о том, что Гитлер напал на СССР от безысходности, опасаясь сокрушающего удара Сталина. Гитлер считал СССР слабым противником, ему нужны были ресурсы и жизненное пространство. Если бы Гитлер знал об истинных масштабах советских военных приготовлений, он вынужден был бы начать оборонительные мероприятия.
