Опять Муссолини не доставались лавры Цезаря. Гитлер ввел войска в Румынию, что могло стать прелюдией к захвату Балкан. Муссолини решил показать, на что он способен. Не проконсультировавшись с фюрером, дуче 28 октября напал на Грецию, полагая, что «мы улучшим свои позиции против Англии в Средиземном море» [824]. В этот день Муссолини как раз встречался с Гитлером. «Судя по имеющимся источникам, Муссолини испытал огромное удовольствие, отомстив другу за все предыдущие случаи, когда фюрер нападал на ту или иную страну, предварительно даже не поставив в известность своего итальянского союзника. Гитлер пришел в ярость. Этот безрассудный акт, предпринятый против стойкого врага в самое неподходящее время года, грозил спутать на Балканах все карты» [825]. Вторжение Италии позволило Великобритании развернуть свои действия на южном фланге Европы. В соответствии с британскими гарантиями на Крит прибыла английская авиация. 12 ноября британцы разбомбили итальянский флот в Таранто.
В Греции можно удобно высадиться и разворачивать наступление в сторону Румынии и Италии, разрезая коммуникации прогерманского блока. Муссолини опять показал себя негодным полководцем — 14 ноября греки нанесли контрудар и заставили итальянцев оставить даже часть Албании.
Балканы и без европейской войны были пороховой бочкой. Как пишет В. К. Волков: «На Балканах в начале второй мировой войны (мы касаемся периода с сентября 1939 г. по август 1940 г.) политическая ситуация оказалась чрезвычайно усложненной, поскольку в этом регионе не только сталкивались интересы всех великих держав (как задействованных прямо, так и незадействованных в конфликте), но также и сильно проявились противоречия самих стран этого региона. Наложение этих двух рядов противоречий еще более усложняло положение» [826]. Болгария опасалась вторжения турецких войск, которое могло быть спровоцировано странами Запада, стремившимися выйти к румынской нефти. В то же время Болгария стремилась прорваться к Эгейскому морю (за счет Турции) и «воссоединить» со своей территорией этнически близкую Македонию (за счет Югославии). К середине 1940 г. армии Венгрии, Румынии, Югославии и Болгарии были мобилизованы и ждали только сигнала, чтобы вступить в войну на чьей-нибудь стороне.
Теперь Венгрия, Румыния и Югославия тяготели к Германии, а Греция — к Великобритании. Многое зависело от позиции Турции, контролировавшей вход в Черное море. Соглашение 19 октября 1939 г. сделало Турцию союзницей «Антанты». Интересно, что эфемерный союзник Германии СССР фактически одобрил эту декларацию, что вызвало недовольство в Берлине. СССР таким образом хотел показать своему южному соседу и самой «Антанте», что в развернувшимся конфликте остается «третьей силой». Однако с началом Зимней войны и возникновением наполеоновских планов Даладье наступать на Москву через Крым отношение СССР к проблеме сближения Турции с западом изменилось. Ведь в руках Турции были ключи от Черного моря — проливы. К кому бы не прислонилась в итоге Турция — к «Антанте» или Германии, это все равно будет нести угрозу СССР.
СССР по-прежнему заботился о том, чтобы сближение с Германией не привело к полному обрыву связей с Великобританией и США. Некоторые авторы даже считают, что в 1940 г. следовало более решительно перейти на сторону Великобритании: «Международное положение СССР и его позиция в отношении Гитлеровской Германии окрепли бы, если бы Кремль, не теряя времени, решительно улучшил отношения с Великобританией… Активная дипломатия Кремля могла бы способствовать сплочению и других стран, опасавшихся гитлеровской агрессии, — Турции, Румынии, Югославии» [827], — считает Г. Л. Розанов. После окончания Зимней войны со стороны Черчилля последовали предложения об улучшении отношений. Сначала Сталин проявил готовность дистанцироваться от Германии, но после поражений англо-французской коалиции в Норвегии, а затем разгрома Франции переходить на сторону проигравшего было бы совсем неразумно. Мы увидим, что даже сохранение относительно нейтральных контактов СССР с Великобританией толкало Гитлера к подготовке войны против Советского Союза. Более демонстративная солидарность с борьбой Великобритании против Германии привела бы к немедленному ухудшению советско-германских отношений и ускоренной подготовке Гитлера к удару по СССР. Это могло бы иметь самые печальные последствия, так как грозило привести вермахт к окраинам Москвы не зимой 1941 г., а в более благоприятное для немцев время года. Разумеется, эта историческая альтернатива также не однозначна, о чем мы будем говорить ниже. Но предложенная Г. Л. Розановым линия поведения настолько угрожала безопасности СССР, что не могла в это время всерьез рассматриваться в Кремле.
Уровень советско-английских отношений показывает так называемая миссия С. Криппса. Черчилль хотел бы придать поездке Криппса статус чрезвычайной миссии. Но СССР принял Криппса просто как посла. Сталин встретился с ним 1 июля. Криппс пытался добиться расположения Сталина, признавая законность внешнеполитических стремлений Советского Союза и пугая его опасностью германской гегемонии в Европе. Сталин отвечал холодно. Тон беседы и особенно запись ее итогов, составленная для советских послов, создает впечатление, что в комнате незримо присутствует Гитлер. На предложение Криппса активнее участвовать в балканских делах Сталин ответил: «какая бы большая сила ни вошла на Балканы в качестве руководителя, она будет иметь все шансы на то, чтобы там запутаться» [828]. Именно в это время Гитлер принялся судить конфликтующих Румынию и Венгрию. Сталин подчеркивает, что на Балканах у него четко ограниченные интересы — безопасность проливов, что, в отличие от Гитлера, он не стремится руководить всеми Балканами. Это заявление направлено не столько Черчиллю, сколько Гитлеру.
Сталин использовал факт беседы с Криппсом двояко. С одной стороны, англичанам дали понять, что с ними не ссорятся (мало ли, как обернется ситуация в будущем), но и против Германии вместе играть не собираются. А 13 июля сильно отредактированная информация о беседе с Криппсом была официально направлена в Берлин для сведения. Этот текст, который В. К. Волков считает самостоятельным документом [829], должен был показать Гитлеру: СССР не собирается заигрывать с Великобританией, которая активно поддерживает его претензии на Балканах. Но за это СССР желал бы понимания его целей со стороны Германии. Советскому Союзу нужны гарантии, что война не приблизится к его границам, скажем, через Черное море.
Гитлер понимал, что Сталин пока не является союзником Черчилля. Но пока у Черчилля есть надежда заручиться поддержкой Сталина, Британия не пойдет на мировую. И штурмовать британские острова нельзя, потому что неизвестно, как будет действовать Сталин, если все силы Германии будут сосредоточены на Западе.
Б. В. Соколов считает, что «Сталин мог к концу июня 1940 г. выставить против Гитлера 84 стрелковых и 13 кавалерийских и мотоковалерийских дивизий, подкрепленных 17 танковыми бригадами» [830]. И это — против 12 дивизий, оставшихся на востоке, когда основные силы вермахта начали решающее сражение на западе. 6 мая 1940 г. Сталин сказал своим землякам в узком кругу: «Воевать мы будем с Германией! Англия и Америка будут нашими союзниками» [831]. Возможно, пересказывая беседу со Сталиным много лет спустя, участник встречи исказил слова под влиянием последующих событий. Сталин мог говорить об Англии и Франции. Но в любом случае нельзя исключать, что Сталин рассчитывал вмешаться в войну в случае благоприятной обстановки. Демобилизация части военнослужащих после Зимней войны была отложена с 1 мая до 1 июля 1940 г. С подготовкой нового «освободительного похода» в Польшу Б. В. Соколов связывает и расстрел весной 1940 г. польских военнопленных, которые не стали активно сотрудничать с СССР. В «новой» Польше они были не нужны. Кто согласился сотрудничать — будет участвовать в формировании нового Войска польского и затем займет видные места в жизни «новой» Польши.
