17-21 июня ключевые пункты стран Прибалтики были заняты советскими войсками. Ни о какой оккупации речи не было — ввод войск был аккуратно оформлен соглашениями. Выступая 16 июня новый премьер-министр Литвы Меркис заявил: «Дорогие литовцы и все жители Литовской Республики, необыкновенно быстрое развитие международных событий в последние дни сказалось и в нашем крае… Мы уверены, что прибытие новых воинских частей из Советского Союза в Литву произошло именно в целях большей безопасности самой Литвы и Советского Союза» [793].
Советскую армию встречали толпы восторженно настроенных противников правящих режимов. Полиция и военизированные формирования принялись разгонять митингующих, в столкновениях пролилась кровь. Противники ввода советских войск на митинги не выходили. В нескольких местах советские войска были обстреляны, несколько десятков солдат погибло. В Эстонии и Латвии было введено военное положение. Политическая напряженность нарастала. Советские представители потребовали убрать национальные вооруженные силы и военизированные формирования с улиц, что поощрило просоветские массы к дальнейшим выступлениям. Донесения комиссаров частей РККА из Прибалтики полны сообщений о местных жителях, которые подходят к советским солдатам, жалуются на жизнь, на власти, на хозяев и высказываются в подобном духе: «Буржуи у нас трещат по швам, а рабочие наши сейчас ожили — это все благодаря вашему приходу. Спасибо вам, дорогие товарищи» [794]. Большой популярностью пользовались советские песни в исполнении войск. Жители Прибалтики с песнями расстаются с прошлым: «Собралась большая толпа народа и слушала красноармейские песни, высказывая свое одобрение аплодисментами и криками „ура“!.. Затем молодежь стала петь вместе с красноармейцами» [795]. Разучив песни, их стали исполнять на митингах и демонстрациях. По словам Л. Стронг, «День и ночь, целыми неделями не прекращалось пение на улицах Каунаса» [796]. «Поющие революции».
Пока советские войска не вмешивались в ситуацию, в то же время являясь решающим аргументом на политических переговорах, которые вели советские представители. Новые правительства в большинстве своем формировались не из коммунистов, которые только что вышли из глубокого подполья и насчитывали в каждой партии по несколько сот человек, а из просоветской интеллигенции.
17 июня было сформировано новое правительство Литвы во главе с Ю. Палецкисом, левым ляудинником (народным демократом), известным как один из организаторов «Народного фронта» в 1936 г. Фигура Палецкиса и других левых интеллигентов в правительстве должна была показать, что к власти в Литве пришел «Народный фронт». Тут же были организованы массовые манифестации в поддержку нового правительства. Вскоре Палецкис стал и президентом — Меркис подал в отставку.
20 июня президент Латвии Ульманис с согласия представителя СССР А. Вышинского назначил премьер-министром профессора А. Кирхенштейна. Он немедленно объявил политическую амнистию. Встречать политзаключенных вышла 70-тысячная демонстрация сторонников демократии и советской власти. Для одних это был момент освобождения от диктатуры Ульманиса, другие несли лозунги «Да здравствует 13-я советская республика». По приказу нового правительства полиция и военизированные формирования ушли с улиц на время демонстрации. Поняв, куда клонится, полицейские массами покидали службу. Часть демонстрантов числом в 4–5 тысяч пыталась прорваться в президентский дворец и поднять над ним красный флаг. Вызванные по телефону советские войска взяли дворец под охрану и уговорили возбужденных сторонников советизации разойтись.
21 июня президент Эстонии Пятс назначил премьер-министром писателя И. Вареса, творившего под псевдонимом Барбарус. Интересно, что Варес участвовал в войне против Советской России в качестве санитара. Став известным в Эстонии писателем и общественником, он в январе 1940 г. поддержал избирательную кампанию В. Яануса, левого рабочего активиста и члена находившейся в подполье компартии.
Назначение Барбаруса премьером запоздало — к этому времени «контролируемая революция» в Эстонии вышла из-под контроля. Столкнувшись с запретами демонстраций, левая оппозиция стала проводить собрания рабочих на предприятиях. Вместе действовали левые социалисты, располагавшие «трудовой фракцией» в парламенте, профсоюзные активисты, недовольные запретами на профсоюзную деятельность, и коммунисты. Обсудив ситуацию, леваки решили провести 21 июня мощную, направленную против режима Пятса манифестацию. Сама демонстрация вписывалась в планы советских представителей, но она оказалась гораздо радикальней, чем хотелось бы: «Часть людей не поняла нашей политики, смену политики, смену правительства расценила как революцию и в демонстрацию… внесла элементы Октября» [797], — докладывал советский полпред.
21 июня на улицы Таллинна вышло несколько десятков тысяч человек под красными флагами и знаменами запрещенных прежде профсоюзов. С балкона советского полпредства их приветствовал советский представитель Жданов. Собравшись у президентского дворца, митингующие стали требовать освобождения политзаключенных. Вышедший на балкон президент Пятс ответил, что заключенные будут освобождены только в законном прядке. Тогда по призыву одного из профсоюзных лидеров митингующие разделились на три части. Одна пошла освобождать заключенных, другая — захватывать арсенал, третья — брать под контроль почту, телеграф и полицейское управление. «Демонстрация по дороге останавливалась, — докладывал полпред К. Никитин, — проводились краткие митинги и шли дальше. Примерно часам к трем или четырем дня народное движение вышло из рамок демонстрации. Были захвачены оружейные склады, роздано на руки оружие, полиция в страхе разбежалась и попряталась куда попало» [798]. Над башней «Длинный Герман» взвилось красное знамя.
Посол осуждает действия «провокаторов», накаливших толпу (особенно он недоволен адвокатом Кахра, который с красным флагом в руках возглавил колонну портных), а также выступление начальника политотдела корпуса Иванова, который, охваченный эйфорией революции, «не понял совершавшихся событий» и произнес перед демонстрантами «возбужденную речь». Впрочем, большой роли выступление советского комиссара не сыграло, гораздо весомее был сам факт присутствия советских войск. Один из организаторов революции 21 июня Х. Аллик вспоминал: «21 июня ни один из красноармейцев не тронул ни одного эстонского буржуа. Однако, несомненно, присутствие в Эстонии войск Красной Армии настолько парализовало боевой дух фашистской клики, что она не решилась применить оружие, хотя при других условиях, вероятно сделала бы это» [799].
Революция не входила в планы советской дипломатии. Полпред считал, что «вожди рабочего движения… выпустили демонстрацию из рук», при этом «виноваты мы, что недостаточно крепко держали вождей рабочего движения» [800]. Ведь если буква закона будет где-то нарушена, после войны захват Прибалтики СССР можно будет оспорить.
Пятс, срочно назначив Барбаруса премьером, «испуганно повторял: „Только, пожалуйста, поскорее организуйте правительство и приведите все в порядок“ [801]. Интересы Пятса и советского представителя Жданова на мгновение совпали: „Вечером 21 июня тов. Жданов вызвал М. Унть и дал ему приказание прекратить революционные действия и разоружить рабочие дружины“ [802]. Новый министр внутренних дел, депутат-трудовик Унть принялся выполнять указание. Рабочие дружины были частью разоружены (одновременно с разоружением старых военизированных формирований), частью превращены в правительственную милицию. В ночь на 22 июня Унть приказал остаткам полиции вновь занять свои места. На утро участники вчерашнего „праздника непослушания“ удивленно и разочарованно рассуждали: „снова все по-старому, и правительство буржуазное, и полиция на своих местах“ [803]. Разочарованные рабочие спрашивали советских командиров: „Как же так, нас сегодня опять разоружили, создали буржуазное правительство. Мы считали, что будет висеть красный флаг на здании правительства, а тут опять повесили три льва“ [804].
