Кто бы ни отбирал посольский персонал, он делал это хорошо. Женщина даже не моргнула. Скорее всего это был первый и последний случай в ее карьере, когда к ней обратились с такой просьбой, но она не колебалась ни секунды. Она дотронулась до маленькой клавиши на пульте, потом обратилась ко мне:

— Сейчас вас проводят к Тагеру.

За ее спиной в дверном проеме виднелся большой зал со стенами из полированного мрамора. В дальнем конце его показались четверо мужчин.

Крупных мужчин. Я не сомневалась в том, что они вооружены.

Она кивнула в сторону арки-детектора.

— Проходите, праймери.

Стоило мне шагнуть под арку, как воцарился обычный хаос: замигали огни, взвыли сирены, зазвенели звонки и так далее. Я даже не подумала снять с пояса дезинтегратор. Два охранника у арки потянулись за оружием, а четверо спешащих ко мне провожатых заметно ускорили шаг. Я не трогалась с места, стараясь казаться невозмутимой.

Никто не произнес ни слова. Никто не требовал, чтобы я сдала оружие.

Народ в очереди смотрел на меня, женщина за стойкой спокойно улыбалась, охранники напряженно ждали. Их эмоции касались меня как грубая шкурка свежей раны. Они, похоже, боялись, что стоит им сделать что-то не так, и я взорвусь. Никто из них не понимал одного: риск был, но для меня, не для них. Одно неверное слово, один неверный взгляд, одно неверное движение — и я вышибу себе мозги.

Четверо провожатых подошли к нам, и самый высокий поклонился.

— Добро пожаловать. — Он сделал приглашающий жест в сторону зала, откуда появился, поднимая руку так, словно я приглашена на званый обед, а он хозяин. Я прекрасно понимала, что он из элитных охранников посольской службы безопасности. Но ни на его безукоризненном костюме, ни на его таких же безукоризненных манерах это не отражалось.

И я пошла с ними. Они вели меня по коридорам, через арки и переходы, пока мы не оказались перед дверью. Дверью в стеклянной стене, казавшейся темной и непрозрачной, хотя я не сомневалась в том, что кто бы ни сидел внутри, он все видит.

Дверь в стеклянной стене отворилась. Посреди кабинета стоял мужчина и смотрел на нас. Мой эскорт остановился у дверей. Я вопросительно посмотрела на них — сначала налево, потом направо. Но они не двигались.

Поэтому я вошла одна.

Кабинет оказался просторным, с толстенным — ботинки утопали в нем почти по щиколотки — белым ковром на полу. Прозрачные полки вдоль стен были уставлены хрупкими вазами, стеклянными статуэтками и прочими безделушками.

Картины на стенах радовали глаз спокойным сочетанием цветов.

Я подошла к мужчине — самому обыкновенному человеку крепкого телосложения с каштановыми волосами.

— Так вы и есть душеспаситель? — спросила я. Разумеется, официальное название его должности звучало совсем по-другому: Психиатр класса А6 медицинского отдела КИКС.

— Да. Меня зовут Як Тагер, — кивнул он.

Он бросил взгляд на моих сопровождающих и поднял руку. Дверь мгновенно закрылась, оставив меня наедине с Яком Тагером, душеспасителем класса А6.

Я подошла к полке и дотронулась пальцем до стеклянной вазы.

— У вас тут полно хрупких предметов.

Он подошел и стал рядом.

— Да, хватает.

Я посмотрела на него. Он не слишком походил на эксперта мирового класса по проблемам психического здоровья. Женщина на контроле называла его просто Тагером.

— Вы врач?

Он кивнул:

— У меня медицинский диплом и докторская степень по психологии.

— Сколько у вас пациентов?

Он слегка улыбнулся:

— Один.

— В это количество вхожу я?

— Да.

— Тогда чем вы здесь занимаетесь? — фыркнула я.

— Исследованиями. — Мой интерес, казалось, был ему приятен. — Я изучаю психологические эффекты систем биомеханика-человек.

Боже праведный! Так это тот самый Тагер? Я сама читала его работы.

Мужик являлся признанным экспертом по части эффектов, оказываемых биомеханическими системами на людей, носивших их в своих телах. Я никогда не знала, что его основная специальность — душеспаситель. Это означало, что помимо научной работы он выполняет здесь задание КИКСа, скорее всего связанное с ДВИ или с Дьешанской Академией.

Я не знала, как себя с ним вести. Он казался слишком обычным. Десять лет назад, когда после инцидента на Тамсе меня посылали на обследование к душеспасителю, я спросила женщину-психолога, сколько пациентов было у нее за всю ее карьеру. Она ответила: восемь. Восемь пациентов за двадцать пять лет — и это включая меня, встречавшуюся с ней только дважды.

Я не хотела идти к ней. Я пошла только потому, что меня заставили. Да, мой командир выбрал хорошего врача. Если бы мне хотелось принять помощь, она смогла бы ее оказать. Но теперь все было по-другому. Тагер был моим единственным вариантом, и в силу каких-то глупых соображений мне не хотелось доверяться врачу-мужчине. Почему — сама не знаю. Не хотелось, и все тут.

Я вздохнула:

— Возможно, я совершила ошибку, придя сюда. Я зря отнимаю у вас время.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Что заставило вас прийти?

Я пожала плечами.

— Собственно, это не назовешь проблемой. — Я помолчала. — В последние дни я совершила несколько поступков… немножко странных поступков.

— В каком смысле странных?

— Сегодня ночью я целилась себе в висок из дезинтегратора на боевом взводе.

— Расскажите мне об этом, — негромко попросил Тагер.

— Я разговаривала с этим певцом из кабака. Я была пьяна. Я приставила дезинтегратор к виску, а предохранитель оказался спущенным. Рука плохо слушалась. — Я замолчала. Не хотелось мне говорить с этим мужиком — ни о сегодняшней ночи, ни о чем другом.

Если не считать того, что на этот раз я пришла по собственной воле, ожидая какой-то помощи. Не знаю какой, но я и не узнаю, пока сама не приложу усилие. Я вздохнула глубоко и попыталась еще:

— Две ночи назад я едва не убила человека, самого обыкновенного штатского, только за то, что он прижал меня к стене. Не знаю, почему. Ну, да, он кажется мне навязчивым. Он мне не нравится, а я — ему. Но это все.

Тагер продолжал внимательно смотреть на меня — возможно, он и в самом деле хочет разобраться. В конце концов, это же его работа. Ему положено так выглядеть.

— Как это случилось? — спросил он.

— Мне не понравилось, как он прикоснулся ко мне. — Мне сделалось не по себе. Все оказалось куда хуже, чем я себе это представляла. — Я среагировала как на нападение. Не знаю, почему.

— Что вы сделали?

— Разбила стакан и чуть не зарезала его.

— Чем вам не понравилось то, как он прикоснулся к вам? — Тагер говорил осторожно, но не так, как люди на контроле, ожидавшие, что я взорвусь при любом неверном движении. Тагер обращался ко мне так, словно питал ко мне глубочайшее уважение, что уже было абсурдно, учитывая, что мы с ним познакомились не больше пяти минут назад. Уважение надо завоевывать, а я не сделала еще ничего, чтобы завоевать его.

— Он дотронулся до лямки моего платья. — Описание инцидента заставило меня ощутить себя дурой. Назвать мои действия неадекватной реакцией было бы, мягко говоря, преуменьшением. — Потом он сунул руку между грудями и прижал к стене.

Тагер не сводил с меня взгляда:

— Он знал, что вы — праймери?

— Нет. Мы только познакомились в туристическом клубе.

— Он угрожал вам?

— Нет.

— Вы уверены?

— Конечно.

— Почему?

Я нахмурилась:

— Что вы хотите этим сказать: почему? Потому, что знаю.

— Как?

Кой черт он спрашивает меня об этом?

— Я эмпат, вот почему. Он сказал что-то насчет необходимости разбить мою «ледяную скорлупу». Но не предпринимал никакого насилия.

— Вы уверены?

— Да, уверена. Вы видите здесь проблему?

— Ваши рефлексы не включились бы без причины.

Вот, значит, как он отрабатывает свою зарплату: изрекая истины, и без того очевидные для его единственного пациента?

— Вы — душеспаситель. Вот вы и скажите мне, в чем здесь проблема.