— Ого — удивился он — что это?
— Деньги, Колек, китайские.
До машин дотащились без приключений. Ночевали в «Северном», банковали там же. Рыжему выделили побольше — у его супруги послезавтра был день рождения. Остальное поделили поровну, не забыли и общак.
Утречком Кореш с Витькой повезли оружие в Первомайск поездом. Братья поехали на «Жигулях», сзади пылил Вовчик. Рулил Эдик.
— Вставай, скоро дома будем — тормознул он брата, прикорнувшего сбоку. Святой продрал глаза, потянулся и невольно обратил внимание на промчавшиеся на встречу «Жигули», в которых сидели вооруженные автоматами первомайские мусора. Солнце лупило им в шары, и они не узнали Олега.
— Газуй, это по наши души — он опустил стекло и завернув «ПМ» в тряпку, бросил его напротив километрового столбика.
— Место это запомни.
Через десять минут менты догнали машину братьев. Из белой «пятерки» Эдьке многозначительно маякнули автоматом и он затормозил.
— Что делаем?
— Сдаемся, а там видно будет.
Брали лихо.
— Выйти из машины, руки на капот, ноги на ширину плеч, не разговаривать! Обшмонав, надели наручники и усадив пока еще подозреваемых в свою тачку, легавые слепка успокоились.
— Вы нас не на расстрел прете?
— Не-е — сел за баранку начальник ГАИ — Алимов приказал нам от вас шарахаться. Действуем по инструкции, накачали меня, что вы вооружены до зубов и живыми, наверное, не дадитесь.
— Чушь какая-то…
— Вот и я ему говорю, чушь собачья — подмигнул он в зеркало Святому — отпустят через трое суток.
Рыжего не тронули, так в конце каравана он и попылил дальше. Перед въездом в поселок, перегородив дорогу, торчали два «УАЗика», заметив жигу Олега, из зеленых утроб машин посыпались опера в бронежилетах и касках.
— Ну и встреча, поднимай их из снега — приказал сержанту начальника ГАИ и остановил тачку.
Сержантик сгалопировал и спустя пару минут, караван пошел. Замыкали его «УАЗики».
В отделе братьям предъявили постановление о задержании на трое суток по подозрению в убийстве Пестунова и заперли в камеру. Там уже сидели Кости Беспалый и Пингвин. Менты искали, где тырятся Слепой и Агей, Ветерка тоже нигде не было, а был он у Майки, но никто этого не знал.
«Только бы они, волки, на станцию не сунулись, не дай бог, Кореша с Гураном выцепят, тогда крыха» — Святой скрутил куртку и растянувшись на жестких нарах, примостырил ее под голову. «Хорошо все-таки за решеткой» — ухмыльнулся он сам себе — «отдохнуть хоть можно».
В первом часу ночи его подняли.
— Иконников, на выход.
— Двое нас, кого надо?
— Брата буди, быстрее.
— Проснулся я — сел на шконке Олег.
— Здорово, сержант, это тебе я прошлый раз зубы обещал вышибить?
— Мне.
— Блядь, так и не выполнил обещание, потерпишь еще чуток? Или жмут шибко?
— Да вроде ничего — теперь уже зная, что представляет собой Святой, не стал с ним зубатиться мусор.
В просторном теплом боксе под отделением милиции, «жигу» Олега в присутствии понятых тщательно обыскали и, ничего в ней не обнаружив, возвратили задержанного в хату. В четыре ровно его и Эдьку черным ходом вывели в гараж, посадили в «Ниву» и под конвоем утянули в Читинскую КПЗ. Вечером этого же дня приперли бухого еще Леху, а после бессонно проведенной ночи Святого вызвали на допрос. На четвертом этаже старинной пятиэтажки Управления внутренние дел в маленьком кабинете сидели полукругом четверо в штатском.
— Здравствуй, Олег. — панибратски встретил его видимо старший этой четверки. — Как спалось?
— Клопы, вши, холодно, не кормят, а так, в общем-то, ништяк. Можно я сяду?
— Конечно, конечно — посадил его начальник шайки-лейки на табурет, привинченный к полу.
— Чувствуешь, Олег, что вляпался и по ходу надолго, если не насовсем?
— Пока нет.
— Так, по-хорошему значит, не желаешь?
— Ни по-хорошему, ни по-плохому. Разговаривать мне с вами не о чем.
— Чаю хочешь?
— Не хочу — по слогам произнес Святой.
— На нет и суда нет. Пестунов, фамилия такая тебе о чем-нибудь говорит?
— Знакомая фамилия.
— За что ты его убил?
— Ранее я уже пояснял, что он убежал от меня с машины возле первомайского ПТУ.
— Но его нигде нет.
— Побережье пошерстите, может он там.
— Летали мы, Олег, на вертолете летали и над карьером вашим, и вдоль Ингоды.
— Я имею в виду не то побережье…
— А какое?
— Побережье Черного моря. Резвится, поди, Пестун с красивой телкой в его теплых волнах, а вы тут, бедные, ноги по самые яйца стираете.
— Завязывай, Олег. У нас имеется информация, что он мертв, мертвее не бывает.
— Гражданин начальник, просто так людей не убивают. Наверное, выпросил.
— Послушай, Иконников. Давай чисто по — мужски потолкуем.
— Ну, давай, попробуем.
— Пестунов мертвый?
— Мертвый.
Опера переглянулись.
— Труп отдай, родным ведь надо его похоронить.
— Вам нет, а им отдам, но не сейчас. Сейчас не получится, к сожалению. Я все, конечно, понимаю, но при таком раскладе мне прямой ход в тюрягу, правильно?
— Так-то оно так, а совесть не мучает?
— Честно говоря, нет. Пестун сам смерти искал. Я только помог ему из жизни уйти.
— Помог значит — облокотился локтями на колени мент — добренький ты парнишка, a если мы тебе поможем уйти из жизни, вот через это окно допустим, ну как?
— К полету готов и не надейтесь, суки, что я орать буду, как потерпевший, ни х. я — настраиваясь, замотал башкой Святой — че замерзли, или передумали?
— Ладно тебе, успокойся — встал он и выглянул в коридор — старшина, уведите подозреваемого. Покормите и завтра в десять приведете.
Эдька на допросе прикинулся простачком и убедил оперативников, что ничего про дела старшего брата и его бригады не знает.
Ветерок с легавыми не базарил вообще.
Начальник УВД добавил им еще по семь суток, потом еще по трое. По первомайскому телевидению Алимов дал объявление: «Задержана группировка братьев Иконниковых. Всех потерпевших и кто имеет к Иконниковым претензии, просим обратиться в отделение милиции».
Слепой, Андрюха и Кореш с Сэвой сразу после объявления прочесали всех возможных заявителей и ни жалоб, ни тем более заяв в ментовку от жителей поселка не поступило.
Двадцать шестого в камеру к Олегу втолкали Ловца.
— Привет — обрадовался он — тебя за что замели?
— Паренек у нас в Первомайске потерялся, мусора думают, что я при делах, а ты что тут делаешь?
— Целое кино, не поверишь — скинув полусапожки, Гриха влез на нары. — По Ленинградской менты окружили, руки за голову и маузер из-за пояса вытащили. В центральном отделе я им при понятых на эту пушку заявление предъявил, что так, мол, и так, нашел на улице, пру сдавать в ментовку. Ерунда короче.
— Повезло.
— Есть такое, а тебя — то выпустят?
— Шут их знает, они ведь могут все.
Следующим утром его, в конец изожранного злющими камерными клопами, уволокли в Управление, в тот же кабинет. На этот раз знакомый уже мент чадил заварником с пригоревшей в нем заваркой один.
— Присаживайся, Олег, чаем угостить тебя не удалось, но думаю это только на этот раз. Парень ты у нас знаменитый, так что обязательно еще встретимся.
— Отпускаете что ли?
— Угадал, больше тринадцати суток вмантулить тебе не удалось, так что гуляй пока — с явным огорчением на лице прикурил он сигарету и официально попрощался.
За массивными дверьми управления холодно и ярко било в глаза солнце. Святой зажмурился и глубоко вздохнул мороз и снова он не щекотался, а его из «Волги» с затонированными стеклами опера из другого, не ментовского ведомства, усиленно щелкали на «Кодак».
У родителей в «Северном» Олега уже ждали Ветерок, братан, супруга с сыновьями, Сэва, Слепой, Кореш — короче все, кому он был дорог.
Час ушло на то, чтобы привести себя в божеский вид и двумя машинами толпа шуранула в Первомайск. Приехали поздно и голодные, готовить дома просто не было времени и не рассасываясь по хатам, всем гуртом завалились в «Кристалл». Толпа посетителей смолкла, когда в зал вошла банда братьев Иконниковых, как рекламировали их по видику, даже музыканты заткнулись. Такой встречи Святой не ожидал.