— Это не для денег, для души, дома сидеть не желает, вот я батрачит на государство.

— Моя, вообще-то, тоже работает. Олег, в Чите Культурный такой есть, слышал?

— Не только, а что?

— Значит ты с ним знаком?

— Больше чем знаком, нужен он тебе что ли?

— Нет, просто я надеюсь, что читинцы мой кооператив теперь не тронут?

— Теперь не тронут.

Оборвал его стук в дребезжащие двери.

— Бухгалтерша, — уже спокойно, по-хозяйски провернул в замке ключом председателя «Юникса».

— Миша, вот ровно пятьсот, — просунула в щель приоткрытых дверей целлофановый мешок с деньгами Людмила Борисовна, — ничего больше не нужно?

— Нет, ничего. Спасибо за оперативность.

— Че они тебя не по отчеству кличут?

— Молодой еще видно, — позволил он себе улыбнуться и выдвинув ящик стола, бросил туда целлофан с филками.

— Э-э, так не пойдет. Я ведь тебе сказал, кто мякнул Манто, сказал, так что башляй.

В кармане стоянки за завкомом, на капоте Жигулей тэрсили Эдька с Ветерком.

— Ну что? — швырнул на капот карты братан. — Ништяк, потом расскажу, что у вас? Директорша триста штук отстегнула, это только за мясо, за шоколад — завтра.

— Отлично. Сто пятьдесят отложи для Ковалева, вечерком к нему заглянем, а сейчас давайте до школы проскочим. Игореха что-то натворил и меня вызывают, я ведь не только бандюга, но еще и папаша.

Во втором «А» шел тихий урок рисования. Едва слышно сопели школьники и так же бесшумно водили кисточками по ватману, изображая стоящий на учительском столе пустой горшок. Святой приотворил дверь класса и заметив его, молоденькая симпатичная училка, вышла в коридор.

— Здравствуйте, Марина Михайловна, и извините, что перемены не дождался. Нет времени, поверьте на слово, — виновато развел он руками. — Что случилось?

— Ваш сын вчера дежурным по классу был и перед началом урока классную доску от мела не вытер. Я его спросила, в чем дело, он ответил, что тряпки нет. Тогда я отправила его искать тряпку, и знаете, что он сделал?

— Что? — ухмыльнулся Олег.

— Смеяться тут нечему, Игорь купил тряпку в соседнем классе за пятьдесят рублей. У него денег в карманах больше, чем я в месяц зарабатываю. Балуете вы его, Олег Борисович, и портите. В таком возрасте иметь столько денег не зачем.

— Марина Михайловна, у наших детей нет возможности в Дисней Ленд бегать и даже паршивой карусели в поселке и той нет, не говоря уже о зоопарке или детском кафе. Вот я и думаю — пускай сынишка куражится, пока папуля жив-здоров.

— Вы что умирать собрались?

— Не то, чтобы очень, но опасность такая существует, — дыбанул на циферблат «Ориента» Святой.

— Болеете вы, серьезное что-нибудь?

— Успокойтесь, Марина Михайловна, не физически я страдаю, душа болит. Жизнь паршивая, вернее время нынеешнее не только мне наверное сердце рвет и кровь сворачивает.

Медленно училка повернулась лицом к белой двери класса и не решившись что-то сказать отцу Игорешки, зашла в старательно сопящий ребятишками класс.

— Олега, Миловилов с тобой потолковать хочет, — не дал ему сесть в машину Эдик.

— Где он?

— Вот в «Москвиче».

Святой перешел через дорогу и влез на заднее сиденье старенькой тачки.

— Что, Миша, стряслось, только быстрее?

— Манто цистерну спирта технического с Хабаровска пригнал и мы делали из него водочку и довольно бойко торговали, но после того, как вы его шлепнули, Читинская санитарная служба забраковала «горючку». Мне надо заключение областной санэпидстанции, что спирт наш — питьевой. После того, как я его разолью и реализую, забашляю всем, кому полагается.

— На той неделе мотну в Читу по делам и твой вопрос заодно решу. Все у тебя?

— Все, Олег, заранее благодарю.

Следующим был печеночник Шатров. Печень прихватило так, что несмотря на запарку по работе, которая обычно царит к концу сезона во всех злотодобывающих артелях, пришлось ему валяться в мягонькой постельке. В деревянном домк, под который он приспособил бывший обувной магазин, Николай Иваыч был один, ею супружница с дочерью ковалась в огороде.

— Привет, старатель, перевернула тебя лихоманка, — на край широченной тахты, закинутой шелковым покрывалом, присел Святой. — Долго прохлаждаться думаешь?

— Денька три еще наверное пошевелится и притихнет, проклятущая. — вроде как обрадовался гостю Шатров и поудобней подтянул спину вверх по пуховой подушке. — По делу ты, по глазам вижу, что по делу, говори?

— У меня, что глаза такие откровенные?

«Большие, холодные и жесткие для нашего здоровья» — взял с рядом стоящего причудливого журнального столика сигареты председатель и прихватив толстыми губами одну, зажег спичку.

— Пошутил я, Олег, — раскурил он влажноватую сигаретку, — но не навестить же больного ты пришел, люди мы деловые.

«Святой высыпал из пакета на кровать яблоки с апельсинами и разгоняя дым, подул перед собой.

— Вооруженная охрана у твоего золотишка есть?

— Грабануть решил? — надкусив яблоко, замер Иваныч. — Не советую, Олег, мы и так деньги сделаем, потерпи малость, — затушил он о надкус плода сигарету и положил и то, и другое назад на столик. — Манто кто-то убил, надеюсь ты слышал?

— Тебе-то что, ты ведь живой.

— Я и дальше жить хочу.

— Дружи со мной, Николай Иваныч, и до ста лет протянешь, но потом имей ввиду, все равно сдохнешь.

— Умру ты хотел сказать?

— Нет, я хотел сказать сдохнешь. Умирают лошади, собаки, птицы, а люди подыхают. Ну ладно, длинная это тема, да и не за тем я сюда приперся, чтобы тебе, мужику полуседому, нравоучения читать. Рации нужны, должны у тебя в артели быть?

— Мною надо?

— Хотя бы четыре штуки.

— Столько-то у меня и дома есть, — снова поправил он под головой подушку. — В прихожей ниша по правую руку от входа, в ней коробка из-под телевизора стоит, а в ней рации лежат. Четыре можешь взять, Разин с ГОКа подогрел. Хорошие машинки, на три километра запросто бьют. Кстати, он звонил мне перед твоим приходом. Прочухал, старый лис, про нашу с тобой встречу, но конкретного ничего не знает. Звонил по такому поводу-пятого октября Владимир Иванович сына женит. Свадьбу собирает в «Березовой роще» и просит, чтобы ты ребят своих туда отправил. Пускай присмотрят, чтобы посторонние во время церемонии в ресторан не лезли. Говорит сразу после бракосочетания двести штук даст?

— Добазарились. Деньги себе заберешь.

— Все?

— Конечно.

— Многовато, Олег, пятьдесят мне за глаза.

— Все говорю, это тебе за рации.

— Спасибо, Олег, но все равно много.

«Не кормит тебя, волка, хозяин твой видать», — поднялся он с тахты и оправил в том месте, где сидел покрывало.

— Выздоравливай, Иваныч, да забухаем это дело.

Только в двадцать три ноль-ноль Святой более менее разделался с тем, что на сегодня запланировал. Ветерок давно юзанул до хаты и только брат терпеливо катался рядышком.

— Олега, может домой рванешь? Смотри, худо для тебя все это кончится может.

«Да-а, шею Ленка мне путем намылит», — но оставался еще начальник ОРСа. «Хочешь бай-бяй»?

— Нет пока.

И спустя пятнадцать минут братья звонили в желтые двери коттеджа Ковалева, который одним боком притулился к зеленому массиву. Место это было пожалуй самым шиканым и престижным в Первомайске, соседствовали с Юрием Викторовичем такие же тузы местного значения.

— Дома его, козла, нет что ли? — отпустил Эдик квадратную кнопку звонка и толкнул кулаком в почтовый ящик. — Не заперто, — первым шагнул он в освещенный коридорчик.

За второй дверью в богатом персидском халате на карачках стоял Ковалев.

— Слава богу, это вы, ребята, — облегченно опустил он взгляд в ковер, — проходите, в зал проходите, — и пополз впереди Эдьки, показывая ему дорогу, куда идти.

«Круто западает ворюга» — ковры были везде, на полу, на кожаных диванах и даже кресла прикрывали узенькие ковры. Не было их только на потолке, зато там красовалась красотка-люстра из диковинного оранжевого стекла.