— Поздравляю!

— Не с чем, Санька, грустный праздник. Не в том смысле, что шпана «отрывается», а в том, что на год старше стал. А может и действительно, праздник? На земле этой человек — самое мерзкое и никчемное существо и с каждым годом мы все ближе и ближе к смерти, значит, природе есть чему радоваться. В любом случае спасибо за поздравление. Где жена, че один приперся?

— В фойе, у зеркала крутится.

— К нашим бабам подсади ее, пусть познакомится. Не видел тебя дней десять, где был?

— В Иркутске, по коммерции. Кстати, паренька, что со мной притопал, видишь?

— По габаритам заметный.

— Местный парнишка, я его давно знаю. В микрорайоне у матери живет, а встретил я его случайно в Иркутске, он только что откинулся. Два года по воровайке отсидел, может возьмешь его к себе?

— Молодой?

— Двадцать два, но башковитый.

— Послушай, Воробей. Ты видишь, как в Первомайске все заворачивается?

— Слухи ходят, конечно.

— Я мафию хочу крепкую замутить и уже двигаюсь в этом направлении, а тебе предлагаю всю коммерческую деятельность поселка в свои руки взять, Делай, что требуется, мы поможем, но придется тебе отчет перед нами нести. Заведешь книгу для финансовых дел и все туда катай. Я у тебя в течение года денег брать не буду. Пухни, накручивай и структуре своей богатеть помогай. Чем толще ты ее сделаешь, тем лучше всем будет. Если согласен, то парнишку этого можешь к себе пока взять, присмотрюсь к нему, может и заберу его у тебя. Ну, как?

Почти не думая, Воробьев согласился. Работая в то время коммерческим директором старательской артели «Бирюза», она имел кое-какие связи в области и прикинул, что при помощи физической силы, которую в лице мафии предлагал Святой, денег накачает.

— Кто это? — украдкой от любопытных взглядов ткнул вилкой Санька в сторону Славки.

— Племяш к Лехе в гости прикатил.

— Издалека?

— С Иркутска.

— Рядом с ним кто?

— Это супруга его, Маринка, а что?

— Нет, ничего. Не видел его просто раньше.

Женька и Слепой, чуть опоздавшие к началу, пришли уколотые, и кажется с сожалением смотрели на столы, уставленные фруктами и ликерами. Бухать на ханку им было нельзя, а от еды тошнило. Предложили вмазаться Олегу, но тот уже пил шампанское и отказался. Тогда они устроились у громадного торта в виде «зоны» с четырьмя вышками по углам, который под Эдькиным руководством смастерили ресторанные повара и заказали крепкого чая.

— Святой, коммерческий магазин, что бывшие афганцы открыли, ты обложил?

— Само собой.

— Сдались?

— Не без боя, конечно, но заломали их.

— Интересно — налил себе и Олегу Воробьев — знаю их с детства, пацаны вроде крутые.

— Время сейчас такое, что выбирать приходится, туда или сюда. Государству на нас наплевать на всех, плохих и хороших. Никому люди не нужны, беспризорники, одним словом.

— Откуда в такой день такие черные мысли? — подсел к ним с куском торта на тарелке Слепой.

— Может вся наша беда в том, что мы появились на свет белый без разрешения? — кончиком столовой ложки отломил кусочек вышки Святой.

— Ты знаешь — прыснул чаем под стол Слепой — меня ведь точно, когда клепали, не спрашивали, а теперь вот подыхать неохота, а придется, тоже ведь никто не спросит. Закономерность в этой паршивой жизни одна — смерть.

— Да идите вы… — встал Воробей — пойду потанцую лучше.

«Иди, покрути булчонками» — проводил его мутными глазами Слепой.

— Олега, у тебя чего общего с этим додиком?

— Мафия, Слепой, а в ней и такие люди нужны. Ты умеешь на калькуляторе считать?

— Нет.

— Вот видишь, а этот фрукт может.

— Значит он теперь у тебя под крылышком?

— Почему, отношения у меня с ним чисто деловые. Он — коммерсант, я — уголовник. Накосопорет, получит. Олег, паренька, что Воробьев притащил, знаешь?

— Андрюха Агеев. Плохо его знаю, сижу все время, но пацан вроде ни че. Ты вон про того спрашиваешь, который с Эдькой сидит?

— Про него.

Ближе к одиннадцати, подвыпивший Ветерок увез Святого с его женой до хаты и рванул к Майке на работу. Сегодня она вышла во вторую смену в цех разлива вместо приболевшей подружки. По-хозяйски вломился пошатывающийся Лexa на проходную и постучал в стекло, отгораживающее его от вахтера.

— Открывай вертушку, мне на территорию нужно.

— Вали отсюда, пока я тебе ноги не переломал — взвился от злости плечистый накачанный парень.

— Ты че, засранец, не знаешь меня?

— Отваливай лучше по-хорошему, а приключений на сраку ищешь, так подожди до двенадцати.

— И что будет?

— Смена моя кончается.

— Понятно.

«Здоровый ты, хряк, да шуметь тут мне ни к чему. Мы тебя, дружок, с другого бока ухватим».

— До двенадцати значит?

— Чеши, чеши.

Не успел Олег уснуть, как под окном засигналил «жигуленок» и нехотя поднявшись, он в трусах вышел на балкон.

— Пистолет дай?

— Серьезное что? — слетела сонная хмарь.

— На проходной в «Юниксе» грубанули.

— Кто?

— Черт его знает, вахтер, наверное.

— А ты че туда поперся, Настя где?

— В кабаке еще. Я к Майке хотел, она сегодня во вторую смену батрачит. Дашь «шабер» или поможешь этого козла на место поставить?

— Сейчас я оденусь, иди в тачку.

Он шустро натянул трико, на босу ноги кроссовки и чтобы не хлопать входной дверью, через балкон вьпрыгнул на улицу. В машине рядом с Ветерком сидели его племянник и Костя, которых на поиски мужа отправила Настя, и вчетвером поехали к проходной «Юникса».

Как и обещал, вахтер вышел ровно в двенадцать. Из темноты хорошо было видно, как он глянул на ручные часы и покрутив головой по сторонам, очевидно в поисках Лехи, шагнул из-под лампочки.

— О-о, да я знаю его, — наматывал эластичный бинт на кисть руки Кот — это Шарабан. Три года в морской пехоте отслужил и блатует, но ничего, сейчас я ему продемонстрирую, как десантура бьет.

— Подожди. Здоровый он, волк — передернул затвор Святой — я его по тихой возьму.

— Чем больше шкаф, тем громче падает — вылез Костя из «жиги» и направился на встречу вахтеру.

Ударил он Шарабана на свету, но куда и как, они не заметили, так быстро и неожиданно все произошло. В подлетевшую тачку вахтера хотя и с трудом, но впихнули махом и только когда выбрались за поселок, тот одыбал.

— Где я?

— Лежи, родной, не рыпайся, мы еще не определились. Олег Борисович, куда путь держим?

— На свалку.

— Слышал, Шарабан, на помойку.

— Зачем?

— Олег Борисович, что ему ответить?

— Преподавать правила хорошего тона.

— Слышишь, Шарабан. Хорошим людям придется тебе попу надрать. Учили ведь тебя в школе быть вежливым? Учили, но сразу видно, что не слушал ты, охламон, преподавателей.

На свалке между куч отбросов и первомайского хлама «Жигули» остановились и потушили габариты. Под ярким сиянием луны Ветерок вытащил вахтера за шиворот из салона машины.

— На колени, сука, и проси прощения.

— За что?

Минуты две они с Котом пинали Шарабана, но тот то ли со страха, то ли с упрямства, молчал. Темное синее небо швырялось метеоритами, но созвездие Святого висело на месте и падать не собиралось. «Привет, «Медведица». Давно не виделись, но не обессудь, днем тебя не видно, ночью я обычно сплю. Зима скоро, чаще будем встречаться».

— Не орет, козлина, может, мякнем его да в мусор зароем? — предложил Леха.

— Зеленый он еще, жалко, — оторвался от небосвода Олег — отпускать, конечно нельзя. Вахтер, че прощения не просишь? Гордый значит, это хорошее качество — он открыл багажник и достал оттуда монтировку — Костя, подними ему ногу.

— С превеликим удовольствием.

— Да не две, урод, одной хватит.

Кот выполнил его команду и, коротко размахнувшись, Святой перешиб Шарабану кость чуть ниже коленного сустава.

— Все, пацаны — не вытерпел тот и заорал — простите, ваша взяла! Не убивайте!

— Вот чудак, на букву «м». Пока копыто ему не переломили, не пищал — присел на грудь вахтера Кот.