— Я же говорю блядь, значит замужем, а что?

— А то, что у нее муж есть и видимо у Ветерка нашего из-за этой лярвы теперь неприятности будут.

— Муж ее моряк. Раз в год в поселке появляется и то дней на пять. Маечке деньжат подбросит и снова в океан. Что, интересно, он там потерял? А может его просто земля не носит?

Нетвердыми ногами вернулся за столик Леха.

— Святой, может, смотаемся в Иркутск, а? Все равно ведь туда собирались. Расслабимся на Ангаре, пожируем и заодно магазин государственный впорем. Поехали?

— У меня форма ментовская имеется, если нужна берите. Выглажена, вычищена, если надо, берите, — вдруг сказал Кот.

— Ты что, не с нами?

— Не могу, Олег Борисович, — Костя налил себе полный фужер водки и залпом выпил.

— Сына к теще в Казахстан повезу, пусть дитя фруктами побалуется.

«Этого чертополоха припадки бьют, на деле может загрести. Не взять, обидится, а может и обрадуется, но отвод в любом случае грамотный нужен».

— Вовка, мы на этот раз в трех отработаем, а ты дома останешься. Долю получишь, но не за узкие глаза. Присматривай за нашими семьями, короче пока нас не будет, чтобы все было ништяк. Усек?

— Ясно. «Жигули» берете?

— Нет, на паровозе укатим, но не завтра. Дней пять в Первомайске потолкемся.

Оружие хранилось у Кота. Ночью Эдик принес ему восемь гранат «РГ — 42» с запалами и забрал у него милицейскую форму, пистолет и парочку обрезов.

Семнадцатого, пасмурным утром, провожаемые низко стелющимися над перроном Солнечной стрижами, приятели сто восемьдесят третьим пассажирским, мотанули шелушить Иркутск. Сутки спали и не ели, забашляв проводнику, чтобы к ним в купе он никого не подсаживал. В Иркутске было так же неуютно, как и дома. У выхода с подземного перехода, подельников встретил белозубый Славка и прямо с вокзала утартал их на ту же квартиру, что и в прошлый раз.

— Слава, с работы на завтра отпрашивайся, ты нужен нам будешь, а сейчас дуй на базар и по полной программе отоваривайся. Маришка где?

— На даче у матери, — ответил он дядьке.

— Тогда водочки, шампанского бери и у нас заночуешь. Денег держи, трать, не жалей.

Девятнадцатого распогодилось. Ни о чем не расспрашивая подельников, племяш Ветерка весь день катал их по городу, показывая все винно-водочные магазины, и чертил рукой по воздуху, объясняя, далеко или нет от того или иного «объекта» находится отделение милиции.

Двадцатого числа после обеда подъехали к присмотренному накануне магазину и Эдик с Лехой ушли пасти служебный вход. За парадным с машины наблюдал Святой, Славка ковырялся в движке. Инкассаторы забрали выручку в восемнадцать сорок пять, а закрылась лавка ровно пятнадцать минут спустя.

На следующий день поднялись затемно, можно было еще спать да спать. Но не перед такой же делюгой, и ткнув штепсель утюга в розетку, Олег принялся утюжить и без того приготовленную, словно на строевой смотр, форму с погонами старшины.

Братан с Ветерком мылили в картишки. Часов с одиннадцати по очереди приняли душ и засобирались пообедать где-нибудь в городе. Святой прикинул форму, и снимать не стал.

— Ты что, в ней пойдешь?

— А что? Пускай обносится, обомнется.

— Да ты че, Олега, — не сдержал смех Эдик, — тебя ведь в Иркутске человек двадцать знают. Представляешь, с Грибовым встретишься или еще с кем из артели, а может из судимых кто устрижет?

— Отболтаюсь.

Хрястали в центральном ресторане города, а потом еще и шарились по комкам до четырех. Без пятнадцати пять приехал Славка и пока пил на кухне кофе, Святой натянул поверх форменных брюк синее трико, на рубашку без галстука синюю ветровку и вышел из спальни.

— Я на стреме.

— Мы — тем более, — снова усмехнулся брат.

— Ты что, урод, балдеешь? В тюрьме невесело.

— А я туда и не собираюсь, ноги видишь, какие длинные. От любой милиции сорвусь.

— Не убежишь, догоним. Преступник проклятый! — Леха прыснул на нарядную футболку племянника горячим черным кофе.

— Прекращай, Олега, не к добру смеетесь. Не обращай. Славка, на них внимание, прикуриваются, волки, как будто в турпоход направились. В пять двадцать пять были у «объекта».

— Олега, я схожу, промацаю?

— Сиди, — остановил он Эдика, — с хода паханем, — и стал освобождаться от тряпочного макияжа.

— Так ты старшина милиции? — полезли из орбит глаза племяша

— Это сегодня я старшина, в следующий раз майором буду. Мне лет под срандель, а я все еще не офицер. Не солидно. Слава, чтобы нас вместе не видели, мы сейчас смоемся, а ты лайбу вон к тому зданию с торца поставишь и можешь номера снять, хотя я думаю эта лишняя мера предосторожности. На всякий случай прощевай, ужинать мы, наверное, будем в КПЗ, а если ништяк отработаем, то с ликером в кабаке, и тебе кое-что перепадет.

— Мне ничего не нужно, — замотал он отрицательно, — я вам и так помогу, бесплатно.

— Тачку не глуши, скоро мы вернемся.

Продав последнюю бутылку водки, две продавщицы навалили на прилавке гору разноцветных купюр, и принялись их сортировать. Разнорабочий — лет под сорок, лысый, с животиком и дряблыми щеками мужчина, запер входную дверь на засов и, сунув в карман спецовки верхонки, пошел в подсобку допивать свою кровно заработанную белоголовую. Милая директорша, на которую Серега давно точил зуб, щебетала с не менее миловидной подружкой и, когда он возник в кабинете, даже не глянули в его сторону

— «Вот вороны, не замечают, с понтом. Не знают они меня, совсем не знают», — и появилось жгучее, желание, но не в штанах, а в желудке. Серега, понюхав разрезанную повдоль луковицу, плеснул себе в стакан.

— Мария Владимировна! — раздался крик продавщицы в торговом зале — сотрудник милиции в окошко стучится. Подойдите.

— Ой, девчонки, это, по-моему, инкассаторы! Шевелитесь. Танечка, ты пока я деньги сдаю, Сережку поразвлекай, — одернув халат, она убежала на непрекращающийся стук.

— Иду, иду, — повозившись с запором, Мария Владимировна приотворила с некоторой опаской, металлическую дверь.

— Вы инкассаторы?

— Что-то вроде этого, ответил ей Святой и, не грубо оттолкнув директоршу от порога, шагнул в помещение.

— Ваш кабинет где?

— Там, — слабо подняла она руку и, заметив у Эдьки обрез, шатаясь, сползла по стене на пол.

— Работайте — Олег вытащил из-под рубашки пистолет и, передернув затвор, пошел в подсобку.

Ветерок швырнул продавщицам сумку.

— Деньги в нее складывайте. Шустрее, суки!

Но и окрик не подействовал, женщины отказались выполнить его команду.

— Лечь лицом вниз, — разозлился он, — а то шлепну обоих. Ваше это? — совал Леха пачку четвертаков пожилой тетке в очки.

— Ваше? Собирай «капусту», живо!

— Не буду!

— Сядь тогда и не мешай пахать, лошадь Пржевальского. Откуда вас сюда понабрали?

Святой устроился в дверном проеме подсобного помещения левым боком к торговому залу и поднял ствол пистолета вверх. Не обращая на него внимания, Татьяна с Серегой чокнулись стаканами и выдохнув враз, глыкнули.

— Хороша, чертовка — сморщился от горечи водки и лука разнорабочий. Будешь? — предложил он менту. Олег промолчал.

— Такой парняга — симпатяга и не пьешь? Ей он тоже не ответил.

— А-а, понятно, вам на работе не положено.

«Угадала, кошка», — думал он, но упорно продолжал хранить молчание, боясь, что сидящие за столом запомнят, что у грабителя-старшины все зубы золотые.

— Да на, ты че кобенишься, — набухал стакан водовки грузчик и протянул менту.

— Сидеть! — опустил ствол Святой.

— Что происходит? — нисколько не испугалась Татьяна — отвечай, ты что оглох?

Чтобы прекратить базар, ему пришлось выдавить из себя.

— Ограбление. Коронки верхней челюсти потерпевшие удыбали.

— В туалет дай сбегать? — по-прежнему не боялась продавщица.

— Отвяжись ты, зараза!

— Ты что, настоящий милиционер? Будь человеком, пусти в туалет?

— Где он?

— Слева от тебя, первая дверь.