Странно это — местоположение дома учитывается и всеми неправдами расхваливается на рекламных картинках, а о соседстве — ни гу-гу. Так вы, значит, за сегрегацию? А вы? Или вы не вздрагиваете, когда вечером под окнами орут дебилы-мальчишки? Или пьяный взывает о милосердии под своим окошком, но и за всеми прочими окнами его хорошо слышно. Или к кому-то в летней ночи прикатили друзья на мощной тачке, сейчас поедут кататься, ждут, пока этот парень оденется и спустится, слушают музыку — и такая-то бодрая музыка несется из тачки по округе, что обыватели вскакивают, в смятении чувств полагая, что гудок завода вызывает их на ударную смену или опять что-то стряслось в Америке. Сколько всего происходит ночью, когда нужно или просто хочется спать, и разве вам не приходилось вертеться в постели, и скрежетать зубами, и утирать слезы бессильной злобы. Можно побежать воды в ведро набрать… Да? И выплеснуть? Чтобы потом не осталось ни зубов, сквозь которые хотя бы можно шипеть, ни, в лучшем случае, стекол?

Как вы разошлись, оскорбленный друг, теперь не скажете, что это мы предаемся не идущим к сюжету мечтам. А всего-то: непредвиденно бессонной ночью вам захотелось порядка… знаете, Уголовный кодекс и другие правила общежития, как сказал один важный чин. И что смешного? Да все смешно, УК не исключая, хотя смеяться в этом случае — определенно, грех. Хочешь такой малости: вот придет ангел с огненным мечом — а приходит почему-то оборотень в погонах, и мало не кажется никому. Или так: разрушить Бастилию — дело полезное, но, умудренные историческим опытом, над всякой разрушенной Бастилией мы видим призрак будущей гильотины, и думаешь, что черт с ней, с Бастилией, пусть постоит. Забрехались вы беспощадно: если Бастилия для вас — символ порядка, то сейчас ее впору строить, а не разрушать, а если вызывает сомнения сам порядок как идея, то хотелось бы узнать, что происходит под вашим окном и где таковое имеет местоположение. Не злитесь, происходит все то же самое, идею порядка — как одну из прекрасных и мистических вещей в числе того многого, что не зависит от наших желаний, — мы всей душой одобряем, с Бастилией готовы поступить согласно начальственным предписаниям, и вашу склонность кричать “апокалипсис!” при каждом погроме находим занятной и трогательной, хотя это и не комильфо. Но почему бы вам вопрос о предустановленной гармонии не обсудить с Евгением, а не с нами — он вряд ли поймет, зато заинтересуется.

Это вы к чему, неужели Евгений пообещал народу навести порядок? Забудьте вы про народ, что он вам дался? Мы ведь начали о богатых — помните, нет? Так вот, ваш душераздирающий пример двух соседей — о людях обеспеченных, а богатые сегрегацию давно осуществили, почему мы их и видим только на случайных газетных фотографиях, и то далеко не всех. Этот хрен, которого мы наблюдали рядом с Мадам, не просто богач — он чиновник, и не просто чиновник, а имеющий отношение к администрации президента. Ой, кто к ней сейчас не имеет отношения! И потом, сырьевые монополисты побогаче любых чиновников. Так вы, пожалуй, скажете, что овцы богаче волков, потому что имеют при себе шерсть и мясо хорошего качества. Зачем чиновнику быть богатым, если он может просто прийти и взять, что нужно: если у тебя алмазные копи — даешь ему алмазы, если магазин — даешь товар в ассортименте, если хор — то концерт, если баня — массаж, если газета — оммаж, короче, всякую ниточку и какашку, какая только может найтись и пригодиться, а если нет совсем ничего — ни ниточек, ни какашек, то и бояться не нужно, что какое-нибудь ведомство, министерство и администрация о тебе вспомнят, хотя и в этом случае кто-нибудь из них непременно получит орден за поддержку малого бизнеса. Какого именно? Какого-какого, именно, да хоть похоронного. Так-то! Нам в чинах красоваться, а вам дерьмом объедаться. А что монополист… Сегодня — монополист, а завтра — подследственный.

Странную вы картинку намалевали кистью своего воображения. Воображение, конечно, традиционно сильная составляющая нашей национальной культуры, однако, портреты рисуя, надо и на натуру поглядывать одним глазом. Интересно, а кто нас пустит, хотя бы одним глазом поглядеть? У вас, вы думаете, намалюется лучше? Вы как себе этого чиновника представляете? Ну! человек не человек — дерево не дерево, шкаф не шкаф — в общем, нечто в костюме заполняет собой костюм и кресло. И все же мы не думаем, что оно с рогами и копытами — вы вообще все всегда чрезмерно демонизируете, — а вы допустите: выкинут его из кресла — уйдут массажи-оммажи в область преданий — и чем человек питаться будет? Вон Б. А. Березовского не то что из кресла, а из родной страны выкинули, так он пуще прежнего питается, потому что олигарх, а не какая-то министерская крыса, и — как вы там сказали — оммаж ему о каком только мечтать… а что такое, собственно говоря, оммаж? Это такая церемония, когда вассал присягает сеньору на верность. И вы думаете, это благоразумно: поставить рядом слова “оммаж” и “газета”? Конечно. Просто сеньоры у них меняются очень часто, отчего создается видимость, будто они не присягали никому никогда — или плевать хотели на любую присягу, что объективно неверно. Ладно, молчите, продолжайте. Продолжаем.

Для чего вернемся к тому месту, которое Мадам пару страниц назад обласкала своей элегантной обувью. Итак, она вышла из машины и в сопровождении некоего господина, предположительно опознанного нами как чиновник, направляется к парадному подъезду — здание по всем приметам тоже административное — ну-ка, где тут большая красивая вывеска — к подъезду “Комитета по организации, реорганизации, управлению и поддержке манихейскими общинами”. Почему здесь творительный падеж? Видимо, по согласованию с главным словом “управление”… а вы не спрашиваете, почему и откуда этот чудной комитет вообще взялся? О чем тут спрашивать: у кого-то дети подросли и тоже должны иметь малое до казны прикосновение. Не нужно грустить; пойдемте внутрь, посмотрим — там наверняка чисто, светло и есть много очаровательных табличек с названиями подкомитетов: подкомитет благорастворенного воздуха, управление освежающего ветра, отдел воды, отдел мрака, отдел тумана, главное бюро согревающего огня и государственная инспекция пожирающего пламени. Мужик, который сидит за дверью “Яд, зараза” и заведует пропагандой местной водопроводной воды, раньше курировал что-то по линии народного просвещения, а вот эта могучая тетка — давайте-ка посторонимся — всегда светится в каком-нибудь предвыборном штабе и здесь отвечает за туман, а девушка в “Буйном вихре” —

Вы чего? Мы хотим на свежий воздух. А девушка в “Буйном вихре” ведет статистический учет головокружений. Прочь!!! Ничего вы не понимаете: как же еще можно попасть в телевизор? Петь или танцевать Мадам не умеет и, главное, не хочет, остается вертикаль власти. Да что такое; ну идем, идем. Не желаете вертикаль — дадим панораму народной жизни.

Широкая публика узнала о манихеях только то, что они — манихеи; этого оказалось достаточно. И подробности не потребовались — разве что индустрия обогатилась новыми брендами, и слова “пиво”, “трусы”, “презервативы” стали приятно сочетаться со словами “клин манихеев”, “помысел смерти” и “Мать живых” (ужасное модное ругательство). Кстати, имя основоположника, Мани, очень даже звучит, особенно пропетое несколько раз, энергично и на любимый мотив. Болтуны, шуты, люди с идеями обменивались модной жевкой — Вредная Вода! Разрушительный Огонь! — как масонским рукопожатием. (Знаете, что нужно делать при масонском рукопожатии? указательный палец загибать.) Простонародье и начальство, допустим, метко плюют на затеи образованных пакостников, но даже и они теперь знают первые — о манихейке, самой дешевой и смертоносной водке, вторые — о напугавшем вас комитете и страховой компании “Сбережем вашу печаль”. А зачем подсчитывать головокружения? Ну зачем, это же статистика, которая в современном мире играет ту же важную роль, что пышнообрядная католическая церковь в средневековье. Стоит статуя святого, на статуе — миллион узелков на память, чтобы святой чего не забыл, — обычная здоровая мистика: недоказуемо, ненаказуемо, необходимо. И в чем сходство? В узелках…