Дома я достала большой бабушкин чемодан – другого у меня просто не было, переезжала я обычно с картонными коробками – и покидала в него вещи. Затем в десятом часу сварила себе кофе… Ну да. Вещи я собирала долго, разглядывая каждую тряпочку на предмет годности к образу Давыдова. Честно говоря, ни одна не годилась! Все они были мои, дизайнерские, но кто знал дизайнера Екатерину Гриневу?! Ванда Вольфовна знала, и она говорила, что у меня в этом ремесле есть будущее. Из ее уст приятно было такое слышать.

Ровно в половину десятого мы с чемоданом втиснулись в лифт.

Через пару секунд двери закрылись и…

…И лифт никуда не поехал!

Люди, если вы куда-то спешите, не пользуйтесь коварным вертикальным транспортом! Ноги – лучшее транспортное средство, поверьте опытной страдалице, напрасно поставившей закорючку в договоре про мнимую жену. А какой там был гонорар! А какие перспективы сотрудничества с богатым холостяком! Стоп. А с чего это я взяла, что Давыдов – холостяк?! Он мне об этом сам не говорил, Заславский тоже ничего про жену не знал. Может быть, это и к лучшему, что я никуда не попала?!

– Катерина, не держи лифт! Езжай уж быстрее! – прокричала мне соседка снизу.

Я всего лишь кнопку первого этажа забыла нажать.

Это судьба, подумалось мне. От нее никуда не деться.

Возле памятника Маяковскому я была без двух минут десять. Идти по легкому снежному налету было скользко, еле дотащила тяжеленный чемодан! Пару раз пришлось отбиваться от назойливых парней, желающих помочь бедной провинциалке, приехавшей покорять областной город. Как бы не так! Своя ноша не тянет и все такое, сама дотащила. Жаль, что во времена бабулиной молодости к чемоданам не приделывали колесики. Живи я тогда, наверняка бы получила патент на это полезное для человечества изобретение. Или у меня часы отставали, или у Давыдова шли вперед, однако никого из знакомых рядом с собой я не обнаружила. Встала, отдышалась, представила, как попру чемодан с пожитками обратно в съемную квартиру, и чуть не заплакала. Ну надо же такому грандиозному делу провалиться! Пусть теперь Давыдов отыскивает себе другую фиктивную женушку, такую дуру, как я, еще нужно хорошенько поискать!

Я корила себя, нервно оглядываясь по сторонам, словно предчувствовала что-то хорошее. И оно произошло. Ровно в десять на проезжей части передо мной, шипя шипованными шинами, остановился черный «Мерседес». Задняя дверца распахнулась, приглашая меня заглянуть внутрь, но я не стала спешить, чтобы не показывать свое нетерпение. Пусть Давыдов подумает, что я еще сомневаюсь, стоит ли мне погружаться с головой в его сомнительное предприятие.

Но из машины показался не он, а Заславский, разодетый в тот же фрак из нашей театральной мастерской и прочие атрибуты завзятого аристократа.

– Катерина, – прокричал он, – давай запрыгивай быстрее!

Я ему белка, что ли?!

– Здравствуйте, Иван Сергеевич, – чинно поприветствовала я его. – Какое сегодня хорошее зимнее утро!

– Ты что, не выспалась? – опешил Заславский и вышел из машины. – Едешь или нет, я что-то не понял.

А то непонятно, если я стою с чемоданом!

– А-а, у тебя багаж!

Наконец-то, за это время и слепой бы увидел.

– Мишаня, – Заславский обратился к водителю, – погрузи даму в авто! А то я при параде.

С водительского места вылез шкафоподобный бритоголовый парень и с недоумением уставился на мой ободранный, видавший те еще виды чемодан.

– Второго нет, – заметила я ему.

– И слава богу, – хмыкнул Мишаня и играючи кинул мои пожитки в багажник.

– Дочка, – обратился ко мне Заславский, когда я села рядом, – твой драгоценный муж уже ждет тебя в поместье!

Я чуть не подавилась собственным языком, на котором вертелся вопрос, а куда мы, собственно, едем.

– Я знаю, – продолжал играть свою роль Заславский, – как тебе не терпится с ним воссоединиться!

Громила Мишаня кинул заинтересованный взгляд в зеркало заднего вида. Я ему кровожадно так улыбнулась.

– Они так любят друг друга! Очень любят, – сказал Мишане Заславский. – Не могут друг без друга!

Мишаня еще раз заинтересованно посмотрел на меня, но ответной улыбки ждать не стал, быстро отвел глаза. Ну да, я такая, еще и укусить могу.

– Что вы такое говорите, Иван Сергеевич? – прошептала я, толкая Заславского в бок.

– И тут Остапа понесло, – вздохнул он заговорщически.

Кто не знает, фраза вышла из-под пера блестящего дуэта Ильфа и Петрова. Возможно, не дословно, Заславский любил перевирать даже шедевры русской литературы.

– Зови меня папой, – попросил Заславский.

– Зачем?

– Так надо.

– Я соглашалась только на жену!

– Я что, забыл тебе рассказать об операции «Прекрасная маркиза»?

– Первый раз о ней слышу, – прошипела я.

– Между прочим, основное действующее лицо здесь я, маркиз Заславский.

– Почему маркиз?

– Граф как-то слишком вычурно звучит, не находишь?

– Я, честно говоря, вообще смысла во всем происходящем пока не нахожу.

– Это явное упущение с моей стороны, – покачал седой головой актер. – Дочка! Сейчас я попрошу Мишаню остановиться, и ты сделаешь свои дела!

Последние слова он сказал достаточно громко, чтобы водитель их услышал.

– Какие такие дела? – прошептала я.

– Маленькие! – торжественно объявил он. – Так спешила, что в туалет забыла забежать. Вот что делает любовь с человеком. Мишань, ты остановись возле тех кустиков.

– Я вас убью, – пообещала я совершенно искренне и снова толкнула Заславского в бок.

– Ща, – ответил Мишаня, не оборачиваясь. – Как только за город выедем, так и остановлю.

Я не понимала, к чему клонил Заславский.

Догадалась только, когда Мишаня остановил автомобиль на заправочной станции, на отшибе которой впритирку друг к другу стояли две покосившиеся туалетные кабинки. В одну вошел Заславский, в другую я.

– Катерина, – сказал Заславский, сторожевым взором оглядывая окрестности из туалетного окошка в виде сердечка, – ты моя дочь!

– Интересно, от кого?

– Катерина, прошу тебя, не лезь в дебри моих личностных отношений с противоположным полом. Я сам в них путаюсь. Ты же знаешь, путеводной звездой мне всегда служила Ванда.

– Где вы встретили мою маму, Заславский?!

– Твоя мама тут совершенно ни при чем.

– Она меня родила!

– Катерина, не тупи. Времени мало. А я должен тебе объяснить азы, остальное расскажет Давыдов на месте представления. Слушай внимательно: ты моя дочь, я маркиз Заславский. Мы оба из благородного дворянского рода, затерянного на просторах Европы. Я в отличие от тебя еще сохранил остатки благородства. С тобой безжалостно обошлась судьба, ты растеряла навыки хорошего тона.

– Что я растеряла?

В туалетной кабинке нестерпимо воняло. Я уже хотела согласиться на все, лишь бы быстрее отсюда выбраться. Но, как говорится, истина дороже.

– Пользоваться ножом и вилкой за столом умеешь?

– А то, – обиделась я. – Не все же стаканами водку пью.

– Больше этого не делай, Катя. Давыдов нас нанял не для куража, а для поддержания имиджа.

– Он что, больной?! Не мог найти профессионалов?!

– Катерина, я в отличие от тебя профессионал. А ты ему просто понравилась. Он сказал, что в тебе есть непосредственная стервозность, граничащая с дебильностью.

– Что во мне есть?!

Нет, повторять дважды было не нужно, я и так все прекрасно слышала. И я обиделась. Заперлась в кабинке и категорически отказалась из нее выходить. Разумеется, я осознавала, что выбрала неприемлемую для истинной леди форму протеста, но другую просто придумать не смогла.

Мишаня, заправивший своего «мерина» топливом, застал Заславского бегающим возле туалетов.

– Катерина, – твердил мой мнимый папаша, – давай, давай! Сделай это, и сразу почувствуешь облегчение!

– Скоро? – поинтересовался амбал.