– Ангельская пыль[13], кое-какие амфетамины и ЛСД.

– Это была та еще смесь! Лектер между тем подошел к зеркалу, в которое я смотрелся, и что есть силы ударил по нему ногой. Зеркало разбилось вдребезги. Я же в это время парил в небесах. Он поднял осколок побольше, передал мне и, глядя в глаза, поинтересовался, не желаю ли я счистить с лица кожу. После этого он выпустил собак из клетки, и я накормил их мясом со своего лица. Мне потом сказали, что это заняло довольно много времени. Я ничего не помню. Доктор Лектер с помощью петли сломал мне шею. Промывая собакам желудки в приюте, врачи извлекли мой нос, но прирастить его не сумели.

Услышав эти слова, Старлинг перебирала листки блокнота гораздо дольше, чем до этого.

– Мистер Вергер, после того как доктор Лектер бежал из-под стражи в Мемфисе, ваша семья обещала выплатить большое вознаграждение.

– Да. Миллион долларов. Ровно один миллион. Мы дали объявления по всему миру.

– И вы, насколько мне известно, были готовы платить за любую имеющую к делу информацию, а не только в случае ареста, ведущего к осуждению. Предполагалось, что вы станете делиться информацией с нами. Вы это делали?

– Вообще-то нет, но, строго говоря, не было ничего такого, чем бы стоило делиться.

– Как вы могли это определить? Разрабатывали ли вы самостоятельно какие-нибудь версии?

– Лишь для того, чтобы убедиться в том, что они никуда не ведут. Но с другой стороны, с какой стати мы должны были с вами делиться сведениями? Ваши люди нас никак не информировали. У нас было одно сообщение с Крита, оказавшееся пустышкой, и одно из Уругвая, которое так и не подтвердилось. Я хочу, мисс Старлинг, чтобы вы поняли – речь идет не о мести. Я простил доктора Лектера точно так, как Наш Спаситель простил римских легионеров.

– Мистер Вергер, вы дали понять Федеральному бюро расследований, что располагаете новыми сведениями.

– Посмотрите в ящике, в дальнем конце стола. Старлинг достала из сумочки белые нитяные перчатки и натянула их на руки. В ящике стола оказался большой конверт из плотной желтой бумаги. Содержимое конверта было достаточно тяжелым и твердым на ощупь. Старлинг извлекла из конверта рентгеновский снимок и просмотрела его на свет. На рентгенограмме была изображена левая, видимо поврежденная, рука. Старлинг пересчитала пальцы. Пять.

– Взгляните на пясть[14], если понимаете, о чем я говорю.

– Понимаю.

– Пересчитайте костяшки пальцев. Пять суставов.

– С учетом большого пальца у данного лица на левой руке шесть пальцев. Так же как у доктора Лектера.

– Да, как у доктора Лектера.

Угол снимка, там где помещаются дата и номер истории болезни, был аккуратно срезан.

– Откуда пришел пакет, мистер Вергер?

– Из Рио-де-Жанейро. Чтобы получить дополнительные сведения, мне придется платить. И очень много. Не могли бы вы мне сказать, действительно ли это доктор Лектер? Мне надо знать точно, прежде чем расстаться с деньгами.

– Попытаюсь, мистер Вергер. Мы сделаем все, что в наших силах. Сохранилась ли упаковка, в которой поступил снимок?

– Марго хранит ее в пластиковой сумке. Она вам ее передаст. А сейчас, мисс Старлинг, я прошу меня извинить. Я очень устал, и мне требуется кое-какой уход.

– ФБР свяжется с вами, мистер Вергер. Старлинг не успела как следует отойти от комнаты, как Мейсон прикоснулся языком к крайней трубке и позвал:

– Корделл?

Из игровой комнаты появился человек в медицинском халате и, держа перед собой папку с надписью «Департамент социального обеспечения неимущих детей г. Балтимора», приступил к чтению.

– Так, значит, его зовут Франклин? Что ж, пусть будет Франклин, – сказал Мейсон и выключил свет.

Маленький мальчик стоял в потоке льющегося с потолка света и, прищурившись, вглядывался во тьму.

До его слуха донесся глубокий вибрирующий голос:

– Ты Франклин? – спросил голос.

– Франклин, – ответил малыш.

– С кем ты живешь, Франклин?

– С мамой, с Ширли и со Стрингбином.

– Стрингбин живет с вами все время?

– Он приходит и уходит.

– Ты сказал «приходит и уходит»?

– Да.

– Мама, Франклин, у тебя не настоящая. Не так ли?

– Нет. Меня ей отдали на воспитание.

– Это ведь у тебя не первая такая мама?

– Не-а…

– Тебе нравится жить в своем доме, Франклин?

– У нас есть Киска, – сразу посветлев, ответил мальчик. – А мама в духовке печет пирожки.

– И давно ты живешь в, мамином доме?

– Не знаю.

– Ты там праздновал свой день рождения?

– Один раз. Ширли сделала мороженое.

– Ты любишь мороженое?

– Клубничное.

– Ты любишь маму и Ширли?

– Я люблю их и Киску.

– Ты хочешь там жить? Тебе не, страшно, когда ты лежишь в кроватке?

– Не-а… Я сплю в одной комнате с Ширли. Ширли – большая девочка.

– Франклин, ты больше не будешь жить с мамой, Ширли и киской, тебе придется оттуда уйти.

– Кто сказал?

– Правительство. Мама осталась без работы, и ей велели тебя отдать, а полиция нашла в вашем доме сигарету из марихуаны. Маму ты видишь последнюю неделю. А также Ширли и киску. Последнюю неделю.

– Да, – ответил Франклин.

– Но может быть, Франклин, это они не хотят тебя больше видеть. Может быть, в тебе что-нибудь не так? Может быть, у тебя на теле нарывы или другие противные вещи? А может быть, тебя не любят потому, что у тебя слишком темная кожа?

Франклин задрал подол рубашонки и, взглянув на свой крошечный коричневый животик, покачал головой и заплакал.

– А знаешь, что случится с киской? Как зовут киску?

– Киска. Это ее имя.

– Ты знаешь, что случится с Киской? Полицейские заберут ее в кошачий приют, и доктор сделает ей там укол. Тебе делали укол в дневной группе? Медицинская сестра делала тебе укол? Блестящей иглой. Так вот, они сделают укол и Киске. Киска очень испугается, когда увидит блестящую иголку. Они воткнут иголку в Киску. Ей станет очень больно, и она умрет.

Франклин снова поднял полы рубашонки и прижал их к лицу. Одновременно он сунул большой палец в рот, чего по просьбе мамы не делал уже целый год.

– Подойди ко мне, – раздался голос из темноты. – Подойди ко мне, и я скажу, как можно спасти Киску от укола. Ты хочешь, Франклин, чтобы Киске сделали укол? Нет? Тогда подойди ко мне, Франклин.

Плачущий Франклин, не вынимая большой палец изо рта, медленно двинулся в темноту. Когда он оказался метрах в двух от постели, Мейсон дунул в свою свирель. Вспыхнул свет. Из-за присущей ему смелости, а может быть, желая помочь Киске или понимая, что скрыться некуда, малыш не дрогнул. Он не стал спасаться бегством. Он неколебимо стоял на месте и смотрел на Мейсона.

Мейсон от разочарования мог бы вздернуть брови, если бы таковые у него имелись.

– Ты сможешь спасти Киску от укола, если сам дашь ей съесть крысиный яд, – сказал Мейсон. Шипящее «ш» потерялось, но Франклин все понял.

– Ты противная, старая какашка, – заявил Франклин. – И очень уродская.

С этими словами малыш повернулся, вышел из палаты и зашагал мимо шлангов и хромированных труб назад в игровую комнату.

Мейсон следил за ним по монитору.

Мужчина в белом халате, притворяясь, что читает «Вог», внимательно смотрел на мальчишку.

Игрушки Франклина больше не интересовали. Он уселся под жирафом лицом к стене. Это был единственный способ не сосать большой палец.

Корделл ждал, когда мальчик заплачет. Увидев, что плечики ребенка начали содрогаться от рыданий, он подошел к малышу и аккуратно вытер слезы стерильной салфеткой. Затем Корделл положил салфетку в бокал, из которого пил свой мартини Мейсон. Бокал стоял в холодильнике игровой комнаты между апельсиновым соком и бутылкой кока-колы.

Отыскать медицинскую информацию, имеющую отношение к доктору Лектеру, было чрезвычайно трудно. Принимая во внимание то глубокое презрение, которое он испытывал ко всем практикующим медикам, удивляться отсутствию у него личного врача не приходилось.