– Что вы узнали на нидерландских Антиллах? – спросил я.

– Я оказался в сложном положении, потому что мне не хотелось, чтобы юристы из «Ван Креф, Хэрлен» догадались о наших подозрениях. Мне очень помог Руди Гер. Я приехал под тем предлогом, что последние изменения в законах о налогообложении будто бы заставили нас проанализировать целесообразность изменения юридического адреса «Тремонт-капитала». Проверка документации якобы и была частью такого анализа.

– Гер нашел что-нибудь?

– Это интересно. Юристы из «Ван Креф, Хэрлен» утверждают, что они видели письменное поручительство банка «Хонсю». Когда Гер попросил их показать это поручительство, они ответили, что не могут разыскать его. Для любого юриста признаться в потере документа – это нечто ужасное, поэтому Гер думает, что они говорят правду.

– И что из этого следует? – спросил я.

– Не знаю. Мне представляется наиболее вероятным, что поручительство было фальшивкой, которую позднее кто-то изъял из архивов юридической фирмы. Возможно, это был один из сотрудников фирмы, продавшийся махинаторам. Нам будет очень трудно продвинуться в расследовании, не признав, что нас интересует личность владельца «Тремонт-капитала».

– Очень интересно, – сказал я. – Что-нибудь еще?

– Судя по всему, мы получим постановление суда, согласно которому аудиторы «Тремонт-капитала» будут обязаны показать нам копии их счетов. Будем надеяться, что счета помогут понять, куда ушли деньги. Постановление суда появится в лучшем случае в начале следующей недели, после чего аудиторам будет предоставлено еще две недели на его выполнение. Теперь нам остается только ждать, когда Гер скажет, что мы можем приступить к проверке счетов. До этого времени мы ничего не в силах предпринять.

– Ну а что же сейчас? – спросил я. – Вы не думаете, что нам следует заявить в полицию?

Не сводя с меня жесткого взгляда голубых глаз, Хамилтон подался вперед.

– Мы должны вернуть эти Деньги, – не повышая голоса, очень спокойно, но в то же время не допускающим возражений тоном сказал он. – Вы помните, я вам рассказывал, какие возможности я открыл в Токио? Так вот, я считаю эти перспективы вполне реальными. А ведь речь идет о пятистах миллионах долларов. Эта сумма могла бы преобразить компанию «Де Джонг». – По-прежнему не сводя с меня взгляда, Хамилтон отпил глоток воды. – Если японцы узнают, что мы отдали двадцать миллионов долларов в руки мошенников, пострадает наша репутация. Тогда никто не доверит нам управления своими фондами. Даже если в том нет нашей вины.

В том была наша вина, подумал я. Или по крайней мере вина Хамилтона. Он допустил небрежность при проверке документации. На Хамилтона это было совсем не похоже. Но я не собирался вынуждать его признать свой просчет.

– Если мы обратимся к властям, разве они не помогут нам найти деньги?

Хамилтон покачал головой.

– Полиция всегда стремится прежде всего схватить преступника, а не найти награбленное. Именно поэтому в Сити большинство скандалов никогда не становятся достоянием гласности, о них не сообщают в полицию. Если потерпевший сумеет разобраться сам, то его шансы на выживание резко возрастут.

На губах Хамилтона появилась легкая усмешка. Он удивлялся моей наивности.

– Хорошо, – сказал я, хотя, признаться, пока не видел ничего хорошего. – Так каким будет наш следующий шаг?

– Вы уже проделали большую работу. Продолжайте слушать, смотреть, задавать вопросы. На конференции в Аризоне будет много сотрудников «Блумфилд Вайс». Не исключено, что вам удастся что-то узнать там. Было бы очень хорошо, если бы вы расшифровали, что такое «денежный станок». Я сделаю, что смогу, в Лондоне и буду ждать новостей из Кюрасао.

Хамилтон заметил мой озабоченный взгляд.

– Не беспокойтесь, мы найдем деньги.

Поборов соблазн, Хамилтон отмахнулся от передвижного столика с десертом и расплатился. У выхода мы распрощались. Я взял такси и поехал в центр, в компанию «Харрисон бразерс».

День казался мне бесконечно долгим. Я устал, мне было трудно сосредоточиться, я был раздражен. Меня беспокоил Хамилтон. Я чувствовал, что взялся за решение задачи, которая выше моего понимания, и у меня невольно возникали смутные подозрения, что Хамилтону, которому обычно я безраздельно доверял, эта задача тоже не по силам.

В пять часов я решил, что могу покинуть «Харрисон бразерс», не боясь обидеть хозяев. На восемь у меня был назначен обед с одним из сейлсменов этого банка, который занимался государственными облигациями. У меня оставалось три часа, и я решил вернуться в «Уэстбери». Пешком я дошел до станции подземки «Фултон» и сел на поезд лексингтонской линии, направлявшийся на север. На «Гранд сентрал» я пересел на другую линию.

В метро я попал в час пик. Народу в поезде было битком. В начале сентября в Нью-Йорке еще очень жарко и очень влажно. Я сел в один из немногих в нью-йоркской подземке поездов, лишенный кондиционирования. Я чувствовал, как пот ручьями стекает по спине, пропитывая рубашку и даже брюки. Казалось, галстук вот-вот воспламенится от нестерпимой жары.

На платформе поезд стоял целую вечность. Прижатые вплотную друг к другу, до предела раздраженные пассажиры вполголоса проклинали это чертово метро. Даже в этом подземном аду они соблюдали золотое правило нью-йоркского метро – никогда, ни при каких обстоятельствах не заглядывать в глаза соседу. Сосед может оказаться насильником, кокаинистом, убийцей, сектантом из свидетелей Иеговы.

Чтобы не встречаться глазами с другими пассажирами, я принялся изучать наклеенные в вагоне рекламные плакаты. Я нашел изображение архитектора Уолтера Хенсона, известного всему Нью-Йорку постоянными жалобами на геморрой, и огромных черных тараканов, ползущих к мотелю «Роуч», на фасаде которого по-испански было начертано: «Тараканы появляются сами, но от них не избавишься».

Наконец поезд тронулся. Мой взгляд лениво скользил по вагону и вдруг замер.

В конце вагона стоял Джо.

Он без всякого выражения уставился на меня. Хотя я тоже смотрел на него, он ничем не выдал, что узнал меня. Я пытался вернуть самообладание, но был уверен, что Джо заметил промелькнувший в моих глазах испуг.

Я отвернулся и стал смотреть в другую сторону. Последний раз я видел Джо в столовой «Блумфилд Вайс» и уже стал забывать о нем. Но вот он снова появился и не где-нибудь, а в одном вагоне подземки со мной. Должно быть, он оказался здесь случайно. Конечно, убеждал я себя, это простое совпадение.

Я попытался протиснуться в другой конец вагона, подальше от Джо, и, занятый мыслями о своем недруге, не заметил, как всей своей массой наступил на ногу безобидному на вид мужчине в деловом костюме, который читал «Уолл-стрит джорнал».

– Ты что делаешь, мать твою! – завопил безобидный мужчина. – Слезь с моей ноги, скотина, не то я разобью всю твою поганую рожу!

Я бросил мимолетный взгляд на рассерженного пассажира и протиснулся дальше.

– Подонок, – пробормотал тот, обращаясь не столько ко мне, сколько к другим пассажирам.

Всеобщее внимание даже обрадовало меня. В переполненном вагоне Джо ничего не сможет сделать, а на 66-й улице вокруг нас тоже будут толпы.

Я оказался прав. Из подземки хлынул плотный поток торопившихся домой служащих. Я пристроился к шумной группке молодых банковских клерков, которые шли по направлению к моему отелю. Бросив взгляд через плечо, в квартале от себя я заметил Джо. Теперь я не сомневался – Джо шел за мной.

На Парк-авеню клерки свернули. Оставшийся до «Уэстбери» квартал я скорее пробежал, чем прошел, и остановился лишь у входа в отель. Я оглянулся. На углу, по-прежнему на расстоянии квартала, стоял Джо.

Я сказал портье, что не хочу, чтобы меня беспокоили. Он как-то странно посмотрел в мою сторону, но обещал выполнить просьбу. Я вошел в номер, закрыл дверь на все замки и бросился на кровать.

Если Джо шел за мной по пятам, значит, он хочет свести счеты. Почему? Возможно, к нему снова заходила полиция. А может быть, я своими вопросами о Греге Шофмане и «Тремонт-капитале» нечаянно разворошил осиное гнездо? Но при чем здесь Джо? В конце концов, не исключалась и такая возможность, что ему просто не давал покоя мой пока уцелевший палец.