Азат присел у входа в палатку, задумался, да так и заснул, сидя, прислонившись спиной к колышку. Больше ему ничего не снилось.

А с утра Платон Ильич объявил час камня. Это значило — разговаривать разрешалось лишь про камень. Про тот, что найден, и про тот, который еще не найден, про любой, видел ты его или только читал о нем в книге, или от кого-либо слышал.

Альда ушла в себя и все думала, как и когда сказать про Сеньку. Решила в обед, когда пойдут в колхоз. Петька суетился и все время вертелся около нее. Без умолку болтал. Даже сочинил небылицу про медведя, заболевшего цингой. Зверь сам отыскал в горах соль и постепенно вылечился от цинги. И будто с тех пор перестал любить мед. Рассказывал занятно, с забавными выдумками про медведя-папу, про медведицу-маму и их Мишек и Гришек, которым больше нравился мед, а не соль.

Платон Ильич покосился на Петьку. Час же камня! Но упрекнуть не упрекнул. Ведь медведь искал каменную соль.

У Азата тоже есть что рассказать Эти дни он жил хариусом. Самая замечательная рыба. Осторожная, чуткая. Как бы ни была голодна, а видит человека — ни за что не клюнет. Подойди же из-за кустов, закинь удочку с приманкой, и она враз схватит ее. Любит чистые горные речки, частые перекаты, быстрины. В мутных водах совсем не водится. Платон Ильич строго поглядел на Азата, молчаливо напоминая про час камня.

— А я про камень, Платон Ильич, — сразу нашелся Азат. — Ведь хариус среди камней водится, да и речка — не что иное, как «жидкий лед». И разве вода — не минерал?

Платон Ильич улыбнулся. Его явно обезоружили. Так, пожалуй, о чем ни заговори — все будет мир камня.

Платон Ильич взял в руки кусок базальта. Камень и время. Камень помогает нам определить, много ли времени прошло с тех пор, как родился он на земле. Именно по камню построена современная хронология мира.

Возраст земной коры превышает два миллиарда лет. Первая жизнь возникла миллиард лет тому назад. Эпохе каменного угля двести пятьдесят миллионов лет. Человеку — миллион, а может, и больше. Тонкая обработка камня началась семь тысяч лет назад. Веку меди всего шесть тысяч, а веку железа три тысячи. Так исчисляется время по каменным документам природы.

— Профессор Бахтин, который не сегодня-завтра появится здесь, — сказал Платон Ильич, — пишет книгу «Мир камня», и главное место в ней займут уральские самоцветы.

— А какой из них самый интересный, из самоцветов? — спросил Азат.

— По-моему, алмаз. Самый сияющий. С ним не сравнится никакой другой камень. Сверкая, он переливается всеми цветами радуги. Само слово «алмаз» означает по-гречески неукротимый, непреодолимый. Тверже алмаза ничего нет. Им режут стекло, алмазным порошком полируют любой камень и сам алмаз. Без него не обойтись в таких инструментах, как бур. Техника, особенно тончайшая техника, без алмаза немыслима. Лучшие, самые чистые кристаллики шлифуют в бриллианты. Даже очень крохотные камешки алмаза стоят раз в триста дороже равных им по весу кусочков золота.

Платон Ильич рассказывал, как маленькая девочка нашла первый алмаз в Южной Африке, как там добывают алмазы теперь. На пятнадцать тонн породы приходится не больше одного грамма алмаза. Рассказал, как были открыты якутские алмазы. Как много сил и средств затратили наши ученые, чтобы из угля или графита получить алмаз искусственно.

Оказывается, в природе алмаз выкристаллизовывался из кимберлитовой магмы, как из сплава, на огромных глубинах при огромных давлениях. Эти горные породы, прорывавшиеся из глубин земли, подобны базальту, говорил он, показывая на кусок породы в своих руках.

— Вот бы найти алмазы тут, на Урале! — загорелся Азат.

— Нашли в Якутии, найдут алмазы и в других местах. Наша земля очень-очень богата.

Готовясь в поход, Азат как раз и изучал кристаллические породы, и знал о них больше, чем другие.

Говорил он просто, без особых прикрас, хотя и, чувствовалось, нередко сбивался на книжный язык. Базальт, по его словам, похож на темное-темное стекло. В нем много железа и магния, а кристаллики минералов столь мелки, что их трудно различить. Если магма застывала медленнее, возникали порфиры, похожие на стекловидную массу, в которую включены крупные кристаллы минералов, выделившиеся из расплава. В плотной же породе диабаза рассеяно множество мелких кристалликов зеленоватого полевого шпата, отчего сам диабаз и выглядит зеленовато-серой плотной массой.

Все это так называемые излившиеся породы. Из глубинных же пород по-своему интересны гранит и сиенит.

Гранит состоит из смеси кристаллов полевого шпата, слюды и кварца, а в сиените кварца нет. С этими породами часто и связаны рудные жилы и залежи руд по соседству с кристаллическими массивами.

Разговор был долгим, поучительным. Чувствовалось, Азат великолепно изучил эти породы и умел о них рассказать.

И все же не камень полонил сегодня ребячьи сердца. Их окончательно заинтриговал злосчастный медведь. Не утерпели и всей гурьбой отправились на кордон.

Мишка, оказывается, сирота. Его мать убил Корней Ильич, и сам чуть не погиб в ее лапах. Так случилось. Старый медвежатник долго лечился, а медвежонка сохранил и привязался к нему крепко. Долго держал у себя в Белорецке, а когда звереныш подрос — снова привез его на кордон, к зятю. Мишка — проказник. Занятно копирует привычки и наклонности хозяев дома. «А как, Миша, ходит дед Корней?» — Мишка идет согнувшись, грузно ступая на задние лапы. «А как, Миша, ходит хозяйка?» — Мишка и ее скопирует точно. Идет прямее, семеня лапами. «А как, Миша, ходит Злата?». Есть у них внучка, шустрая, говорят, девчонка. И ее походку передает Мишка. Бежит резво, покачиваясь. «А как, Миша, курит хозяин?» Возьмет Мишка палку в рот, пососет и отдувается, будто дым пускает. Ребята до слез хохочут. Естественно, пришли с кордона и без умолку судачат о Мишке.

Больше всех изощрялся Петька. Столько нагородил про медведей, что не поймешь, где быль, где небыль. Будто дядя у него лесосплавщик, и дома у дяди чудо-медведь. Тоже медвежонком поймали в лесу. Все понимает и все умеет. Только не говорит. Даже в магазин ходит за хлебом. Нужно, и сдачу приносит. Однажды послали его, а хлеб еще не привезли. Лесорубы ждут в очереди. А Мишка никакой очереди не признает. Ждать не привык. Шасть за прилавок — подавай ему хлеб. Продавщица ни жива ни мертва. Как Азат на дереве, поддел товарища Петька. Медведь же такой шурум-бурум учинил — глядеть страшно. А буханку хлеба все же нашел. Сует продавщице рубль и сдачи требует. Та с перепугу дает трешницу. Мишка не берет: чужого не надо. И не ушел, пока не рассчитались, как следует.

А еще говорят, медведи в лесу и не такое вытворяют. Нарочно не придумаешь. Дикие. Встретят охотника — ружье ему пополам и ведут к себе. Угостят медом и — ступай домой. Отпускают. Женщин же оставляют за медвежатами ухаживать.

— Заливать ты мастер! — набросился на рассказчика Юрка. Он отлеживался на кордоне, и ребята его принесли оттуда на носилках.

— Разве я, лесосплавщики же, — оправдывался Петька.

Платон Ильич пошел на хитрость и объявил час молчания. Ребята еще прыскают со смеху и со взгляда понимают друг друга. Но лагерь сразу стих, и ни слова здесь уже не слышно.

Как раз в такой час и заявился профессор с белорецким камнерезом. Лагерь загудел даже. Все повскакали с травы, бросились навстречу. Обнимали гостей, жали им руки, от души смеялись. Наконец-то!

Хотелось говорить, расспрашивать, прыгать от радости. А нельзя: час же молчания!

Умоляюще глядели на Грека. Какая же пытка молчать. Но что делать. Дисциплина. Сами решали. И что они за люди, если не умеют сладить сами с собой.

Первым не стерпел все же Азат:

— Платон Ильич, душа горит! — сорвался он, взрывая невозможную тишину.

Грек неумолимо погрозил ему пальцем.

Веселому же возбуждению ребят не было границ. Какое тут молчание!

Только — что такое? Альда первой заметила, как мрачны лица гостей. Что же случилось, что?

— Платон Ильич, — глухо заговорил профессор, и все сразу поняли: случилось что-то ужасное, — у нас большое горе.