– Не верю, – сказал я, глядя на деревянную платформу в нескольких футах ниже нас.

– А хочешь, я тебе это докажу? – спросила Лайза с хитрой улыбкой.

– Прямо сейчас?

Лайза утвердительно кивнула.

– А если твой отец нас увидит?

– Не увидит. В этом-то все и дело.

– О’кей, – сказал я, и по моей физиономии расползалась широченная улыбка.

Мы занялись любовью; солнце и ветер ласкали нашу обнаженную кожу, в нескольких дюймах под нами тихо плескалась вода, а во все стороны от нас расстилались бесконечные просторы болота. Это было чудесно.

Приходя в себя, мы некоторое время лежали, обнимая друг друга. Чтобы хоть немного согреться, Лайза прикрыла грудь рубашкой, а моя спина от холода покрылась гусиной кожей. Мы молчали, и я ощущал себя единым целым с болотом и Лайзой.

Не знаю сколько времени прошло до того момента, когда Лайза сказала:

– Пошли. Посмотрим, не вернулся ли папа.

– Он непременно догадается, чем мы занимались, – заметил я.

– Ни за что, – хихикнула она. – Ну и что из того, если и догадается? Он перестанет беспокоиться о состоянии нашего брака, не так ли?

Мы шагали по мосткам, взявшись за руки. Это было крайне неудобно, так как мостки были довольно узкими.

Машина Фрэнка оставалась на том же месте. Лайза постучала в дверь. Ответа не последовало.

– Как ты думаешь, с ним ничего не случилось?

– Конечно, ничего. Просто он отправился на длительную прогулку.

– Не знаю, – сказала Лайза и тревожно огляделась по сторонам. – Странно, что он запер дверь. Когда он бывает здесь, то обычно оставляет её открытой. Давай попробуем заглянуть в дом.

Мы двинулись вокруг здания, заглядывая во все окна. Гостиная была пуста. Так же, как и кухня. Между этими помещениями находилось крошечное пространство, служившее неким подобием столовой. Окно здесь было расположено значительно выше уровня глаз.

– Лезь мне на плечи, – сказал я Лайзе и пригнулся.

– О’кей, – рассмеялась она и вскарабкалась на мою спину.

Я начал осторожно выпрямлять ноги, и её лицо оказалась на уровне окна. Веселый смех неожиданно оборвался. Я почувствовал, как она вдруг окаменела, а её пальцы вцепились мне в волосы.

– САЙМОН!!

Я опустил её на землю. Глаза Лайзы округлились, и я увидел в них ужас. Лайза не могла произнести ни слова и лишь хватала воздух широко открытым ртом. Я подпрыгнул, зацепился пальцами за край рамы и подтянулся так, что мои глаза оказались на уровне стекла.

– Великий Боже!

В дверном проеме между кухней и «столовой», уткнувшись лицом в пол лежал какой-то человек. На его спине расплылись два темных пятна.

Я спрыгнул вниз, обежал вокруг дома и с ходу всем своим весом навалился на входную дверь.

На дверной панели появилась трещина. Я толкнул плечом дверь еще раз. Затем еще. Когда дверь, наконец, распахнулась, я бросился к распростертому на полу Фрэнку.

Он был мертв. На спине клетчатой рубашки, в которой я видел его за день до этого, зияли два пулевых отверстия.

Лайза вскрикнула. Такого вопля отчаяния мне ранее от неё слышать не доводилось. Пробежав мимо меня, она упала на тело отца, повернула его голову лицом к себе и, рыдая, запричитала:

– Папа! Папочка! Папа!

– Еще несколько вопросов, мистер Айот. Или, может быть, вы предпочитаете, чтобы к вам обращались «Сэр Саймон Айот»?

Сержант Махони сидел на диване в нашей крошечной гостиной. В его карточке значилось, что сержант служит в «Отделе предупреждения преступности Полиции штата», находящегося в подчинении Окружного прокурора графства Эссекс. Это был крупный, явно склонный к полноте мужчина с жидкими рыжеватыми волосами и светло-голубыми глазами. Казалось, что один уголок его рта был постоянно приподнят в кривой улыбке, словно сержант слегка сомневался в словах собеседника. Он, судя по всему, приближался к пятидесяти, и у него был вид много повидавшего на своем веку человека. Что, очевидно, соответствовало действительности. Одна из коллег Лайзы увела её из дома выпить чашку кофе, и кроме нас с сержантом, в квартире никого не было.

– Называйте меня «мистер», – сказал я. – А слово «Сэр» означает лишь то, что мой отец ушел из жизни молодым.

После прибытия в Америку я изо всех сил старался не привлекать внимания к своему титулу. Лайза никогда не величала себя «Леди Айот», за исключением, правда, тех случаев, когда была изрядно пьяна и находилась рядом со мной в постели. Мое появление в Америке частично объяснялось тем, что титулы в этой стране мало что значат. В Англии, когда ко мне обращались «Сэр», я испытывал смущение. Игнорировать же титул означало проявлять неуважение к памяти предков. Здесь же я мог просто забыть об этом. О моем титуле в Америке узнавали, лишь заглянув – как это сделал Махони – в мой паспорт. Джил, правда, иногда шутливо вставлял его в дружеский разговор в хорошо знакомой компании.

– Хорошо, мистер Айот. Мне хотелось бы вернуться к некоторым событиям, о которых вы рассказали вчера. – Он говорил с заметным бостонским акцентом, но его речь существенно отличалась от речи Крэга. Я еще не научился узнавать местные диалекты.

– Прекрасно.

– Получается так, что вы были последним, кто видел мистера Фрэнка Кука живым.

– Неужели?

Светло-голубые глаза внимательно наблюдали за тем, как я реагирую на эти слова.

– Да. Коронер полагает, что он умер в субботу где-то до десяти вечера. Вы сказали, что видели его в субботу около двух тридцати пополудни.

– Да, думаю, что это именно так.

– Это подтверждает соседка, видевшая, как вы с большой скоростью ехали по проселку в направлении его дома.

– Машина двигалась со скоростью десять миль в час, – улыбнулся я. – Дама просто не смотрела, куда едет.

– Вполне возможно. Но мы расследуем не дорожное происшествие, – уголок рта Махони чуть дернулся вверх. – Был ли мистер Кук дома, когда вы приехали?

– Да. Он там был. Выглядел крайне усталым. Или, может быть, излишне нервозным. Одним словом, мое появление его не очень обрадовало.

– Почему вы решили с ним встретиться?

– Мне хотелось прояснить с ним кое-какие, возникшие между нами проблемы.

– Не могли бы вы сказать, какие именно.

Я колебался, не зная, что ответить.

– У нас с Фрэнком возникли разногласия по работе, – взвешивая слова, сказал я. – И мне хотелось разрешить наши разногласия.

Махони внимательно посмотрел мне в глаза. Он прекрасно понимал, что я не говорю ему всего.

– В чем заключались ваши разногласия?

– В вопросах инвестирования.

– Понимаю… – протянул он, ожидая продолжения.

У меня не было ни малейшего желания рассказывать сержанту о подозрениях Фрэнка относительно меня и Дайны. Но в то же время я знал, что не могу о них молчать. Расследовалось убийство, и вопросы будут возникать снова и снова. В конечном итоге, я решил быть максимально откровенным.

– Однако думаю, что в подлинной причиной разногласий было то, что Фрэнк подозревал меня в любовной связи с одной из моих коллег. Я хотел убедить тестя, что его подозрения не имеют ни малейших оснований.

– И это действительно так?

– Кончено, – просто ответил я, понимая, что сейчас не время вставать в позу, дабы выразить свое справедливое негодование. С Махони следовало вести себя крайне осторожно. И быть при этом предельно точным.

– О’кей. Поверил ли мистер Кук вашим словам?

– Не знаю. Боюсь, что нет.

– Вступали ли вы с ним в спор по какому-либо иному поводу?

– Нет.

– Но расстались вы отнюдь не друзьями?

– Да.

Махони долго молчал, не сводя с меня взгляда. Затем допрос возобновился.

– В котором часу вы покинули дом?

– Не помню. Видимо, что-то около трех.

– Куда вы направились?

– Я совершил прогулку по пляжу. По Шэнкс Бич. После этого я проехал в одну из наших компаний. В «Нет Коп», если быть точным.

– Во время прогулки вы никого не встретили? Может быть, вы кого-нибудь видели?