Сорока оказалась отличным зазывалой. Первые любопытные лисицы явились уже в полдень, а к трём часам полянка перед кривым дубом сплошь рыжела от лисиц. Здесь были лисы всех ростов и возрастов: и лисы-мамы с тремя, пятью и даже восемью лисинятами, и лисы-бабушки, и лисы-дедушки. Некоторые старые и уже немощные лисы прибыли верхом на своих молодых родственниках.

Можно сказать с уверенностью, что во всей округе в тот час нельзя было бы встретить ни одной лисицы — все собрались вокруг норы нашей кумушки и с нетерпением ожидали её появления. Все они с утра ничего не ели, некоторые — следуя совету кумы, многие — поневоле, потому что просто не могли в тот день добыть себе пищу. Поэтому неудивительно, что в пять часов всё сборище единогласно пожелало приступить к угощению.

Кума-лиса, увидев, что вряд ли ещё кто-нибудь придёт, вынесла столик. Среди собравшихся пробежал лёгкий шёпот; лисицы, стоявшие сзади, вытягивали шеи, мамы брали на руки маленьких лисят, а молодые лисы подсаживали себе на спину стареньких бабушек и дедушек, чтобы всем было видно.

Кума-лиса взяла слово. Когда толпа умолкла, она начала торжественным голосом:

— Друзья! Собратья! Я созвала вас для того, чтобы вы разделили со мною мою удачу. На днях один знакомый волшебник за мою великую мудрость и за образцовый порядок в моей норе наградил меня вот этим столиком. Не думайте, пожалуйста, что это какая-нибудь старая рухлядь. Нет, этот необычайный столик по моему приказу даст нам пакет с пятью кусками ливерной колбасы. А приказывать ему можно хоть миллион раз. И, поскольку сама я не лакомка, прошу вас, дорогие собратья, разделить со мною эти редкостные дары. Но прежде я хочу, чтобы вы осмотрели эту бумагу и верёвочку — в бумагу колбаса была завёрнута, а верёвочкой завязана. Теперь сами видите, я вас не обманываю.

И вот наступило долгожданное мгновение. Кума торжественно подошла к волшебному столику и подняла вверх правую лапку в знак того, что пир начинается. Собравшиеся затихли.

— Столик, накройся! — изрекла кумушка и с серьёзным видом выдвинула ящик. Шеи всех присутствующих вытянулись до предела, глаза вытаращились до последней степени, ноздри раздулись до невозможности, чтобы вдохнуть аромат колбасы. Но…

Из пустого ящика вылетел комар…

Кума испугалась. Она поспешно задвинула ящик и крикнула очень грозно:

— Столик, накройся!

На этот раз в ящике не оказалось даже комара.

— Она издевается над нами! — заворчали гости.

От их злобных взглядов, от волнения у кумы задрожали ноги.

— Леший тебя возьми, накроешься ты или нет?! — раскричалась она и с такой силой рванула ящик, что опрокинулась на спину.

Но тут же вскочила, отшвырнула пустой ящик и пустилась наутёк. Разъярённые гости помчались за хозяйкой.

— Вот так пир ты нам закатила! — выли они. — Мы, голодные, сошлись из самых дальних уголков леса, и для чего? Чтобы полюбоваться объедками! Чтобы над нами так глупо подшутила эта безобразница, эта нахалка, эта хулиганка!..

…Да и не так ещё ругали гости свою неудачливую хозяйку. Те лисы, что не побежали вдогонку за кумой, с бешенством набросились на столик и через минуту разнесли его в щепки.

А кума спаслась от преследователей лишь тем, что забралась на высокую сосну. Лисицы, как известно, на деревья лазить не умеют, но наша знакомая от страха даже не заметила, как вскарабкалась на самую верхушку. Разъярённые гости, разумеется, подняли шум и крик на весь лес — так что слышно было даже в сторожке лесничего.

Лесничий взял ружьё, кликнул собак и побежал в лес. Но, увидев издали такое необычное скопление лисиц, он тут же вернулся за другими лесничими и охотниками. Всем вместе им пришлось немало потрудиться, чтобы разогнать эту злобную свору. А кума прижалась к стволу сосны; к счастью, рыжая её шерсть совсем слилась с красной сосновой корой, и охотники ничего на дереве не приметили.

Лиса просидела на ветке до ночи, и, лишь когда совсем затихли вдалеке голоса охотников и лисиц, она крадучись спустилась вниз и вернулась к своей разгромленной норе. Поразмыслив обо всех печальных событиях истекшего дня, она решила для себя вот что:

«Я совершила большую ошибку — по собственной глупости лишилась замечательной вещи. Несомненно, столик был волшебный, а я просто не умела с ним обращаться. Вероятно, надо было просить, а не требовать. Или, может быть, он подчинялся какому-то волшебному слову; я бы его наверняка узнала, если б тогда не поспешила, а постояла под окном лесничего ещё минутку и дослушала сказку до конца. Или столик рассердился на меня за хвастовство? А возможно, он притворился дурачком, который не понимает, что от него хотят! Ведь попробуй накорми столько голодных ртов — надорвёшься! И он прав, совершенно прав! Этим грубиянам я не дала бы даже обёртку от колбасы, даже верёвочку — не стоят они того. Знаю, они теперь сделают из меня посмешище всего округа. Но так мне и надо: нечего было бросаться в сарай за столиком, не дослушав сказку до конца. Но я этот позор с себя смою! Ещё не знаю как, но восстановлю свою репутацию самой славной лисы в лесу!»

Подкравшись на другой день к знакомому домику, кумушка-лиса неожиданно услышала доносящиеся через окно голоса разных животных — домашних и лесных. Она сразу поняла, что эта настоящие голоса настоящих зверей, а не какое-нибудь звукоподражание, которым иногда забавляются иные люди. Но вот что удивительно: как могло такое количество зверей уместиться в небольшой комнате лесничего? А если даже и уместилось, как терпит весь этот зоопарк хозяйка?

Но ещё больше удивилась наша кума, когда, став на завалинку и заглянув в комнату, она не увидела там никого, кроме лесничего и его маленького сына Веноушека. Они сидели за столом возле небольшого раскрытого ящика и слушали голоса, которые вылетали из этого ящика.

«Неужели корова, — недоумевала лиса, — которую я сейчас слышу, засунута в такой крохотный ящик? Не иначе, потому она и мычит так жалобно».

А когда из ящика раздался голос оленя, лиса от удивления едва не свалилась с завалинки.

«Как могут поместиться олень и корова в таком тесном хлеву?» — спрашивала она себя. И тут же получила ответ, потому что этот самый вопрос задал папе и Веноушек.

Отец обстоятельно объяснял, мальчик и лиса внимательно слушали. Лесничий рассказал, что этот ящик, только что полученный по почте, называется патефоном, что никакие звери в нём не запрятаны, просто их голоса с помощью особого аппарата записаны вот на эти круглые чёрные пластинки. Патефон надо сначала завести — вот этой ручкой. Потом надо положить пластинку на этот круг — вот так. Потом вот это колесико с иглой — называется мембрана! — кладут на пластинку. А потом — видишь? — останавливают патефон, снова заводят и кладут новую пластинку… Лиса не проронила ни слова. Она осторожно подглядывала в окошко и к концу вечера уже знала не хуже Веноушека, как обращаться с патефоном. Она прослушала несколько пластинок, на которых были записаны голоса диких зверей и птиц, ржание лошади, мяуканье кошки, кукареканье петуха. Самое большое впечатление произвело на куму блеяние козы, тоже записанное на пластинку.

Лиса готова была простоять под окном до утра, но Веноушеку пора было спать. Патефон замолчал, и кума тоже отправилась на покой в свою нору.

…За тем лесом, что рос вокруг горы Гомоли, начиналось поле, а между лесом и полем расположилась маленькая, неприметная деревушка Жабоносы. Наша кума часто приходила сюда, чтобы понаблюдать из-за кустов за жизнью людей, за их работой в поле, за играми детишек. Эта затерянная среди лесов деревушка нравилась лисе ещё и тем, что люди здесь жили совсем как в старой сказке — многие не слыхивали радио или, например, патефона.

Про патефон наша кума вспомнила, когда ей случилось наблюдать за старой козой, что жила со своими козлятами в маленьком хлеву, стоявшем во дворе крайнего на селе дома. Уходя на пастбище, коза строго-настрого приказывала детишкам никому не открывать дверей: