К сожалению, прямым начальником Криса оказался чрезвычайно активный и относившийся к категории игроков американец по имени Херби Экслер. Он всячески подталкивал Криса к заключению более крупных сделок. Его логика была проста: если парень стабильно зарабатывает для банка двести тысяч долларов в месяц, что мешает ему зарабатывать миллион или даже пять? Крис не без колебаний поддался на его уговоры и увеличил масштабы сделок.
Крис занимался продажей и покупкой государственных ценных бумаг. Близилась эра объединения Европы и замены национальных валют на евро. Тогда национальные фондовые рынки окончательно вошли бы в общеевропейский рынок, общее финансовое руководство стал бы осуществлять Европейский Центральный банк, в результате чего играть на рыночной стоимости и доходности ценных бумаг разных стран стало бы невозможно. Но пока этого не произошло, можно было купить высокодоходные французские или итальянские гособлигации, а германские на ту же самую сумму продать.
Крис так и поступал, пока у него не скопилось итальянских и французских ценных бумаг на несколько миллионов. Потом в России грянул экономический кризис, в странах Восточной и Центральной Европы начался хаос, а у западных инвесторов выработалось стойкое желание получать пусть небольшой, но стабильный процент. Эта тенденция получила название «движения к качеству». Все бросились покупать гособлигации Германии, а за итальянские, испанские, португальские и даже французские бумаги давали значительно меньше заявленной стоимости.
У Криса было намерение спешно распродать упавшие в цене облигации, пусть даже и с известным убытком, но его босс Херби Экслер считал, что рынок скоро стабилизируется, и требовал от него продолжать скупать по дешёвке неликвидные бумаги. По этому поводу Крис неоднократно имел серьёзные стычки с боссом, пока тот в конце концов не обвинил его в трусости.
Крис потом не раз себя спрашивал, почему пошёл на поводу у Херби Экслера. Ответ напрашивался сам собой. Во-первых, Херби был его непосредственным начальником, во-вторых — и тут Херби был прав, — рынок и в самом деле мог стабилизироваться, ну а в-третьих… в-третьих, Херби обладал в «Блумфилд Вайсе» непререкаемым авторитетом и считался настоящим королём рынка. Короче говоря, Херби его уломал, и Крис впервые поступил наперекор себе.
Рынок между тем продолжало лихорадить, цены на бумаги все падали, и находить на них покупателей становилось всё труднее и труднее. Рынок самых ходовых государственных бумаг совершенно зачах, и убытки у их держателей множились прямо-таки в геометрической прогрессии. Начался кризис мирового масштаба, который удалось немного притормозить только благодаря действиям Федерального резервного банка США.
Это были худшие дни в жизни Криса. Убытки его отдела достигли астрономических цифр и продолжали расти, а он ничего не мог с этим поделать. В тот период он не смог бы продать самый скромный пакет, даже если бы Херби ему это и позволил. Каждый новый день превращался в кошмар и был хуже предыдущего. Вечером Крису оставалось только причислить к прежним убыткам новые и отправляться домой, где он пытался отвлечься просмотром телевизионной программы или чтением книги, но тщетно. Чтобы избавиться от владевшего им гнетущего чувства, он пару раз основательно напивался, но и это не помогало. Наутро с больной от похмелья головой он приезжал в банк, садился за рабочий стол и убеждался, что, пока он пьянствовал, а потом спал, убытки отдела увеличились ещё на несколько миллионов.
Больше всего он боялся потерять над собой контроль. И прежде случались нелёгкие времена, но у него всегда доставало сил забыть о неудаче и начать все заново. На этот раз всё складывалось по-другому. У него появилось ощущение, что он едет на машине с неисправными тормозами по обледеневшей горной дороге. Его машина не слушалась руля, колёса скользили по льду, а пропасть, куда машина должна была рухнуть, неумолимо приближалась. Разница состояла лишь в том, что, если бы он ехал на машине, его мучения прекратились бы через несколько секунд, а не длились день за днём и неделя за неделей.
Крис пытался внушить себе, что происходящее — лишь временная неудача, от какой не застрахованы даже высококлассные специалисты. В семь утра он входил в офис с непроницаемым выражением лица, придававшим ему сходство со статуей, и пребывал в таком состоянии до восьми вечера, когда уходил со службы. Он исправно улыбался искусственной улыбкой всем, кто пытался с ним пошутить или просто говорил ему «привет», хотя таких в его окружении становилось всё меньше и меньше. Все уже знали, как обстоят его дела, и догадывались, что конец не за горами. Его избегали, как избегают чумного или прокажённого. Вполне возможно, многие на подсознательном уровне верили, что невезение — такая же заразная болезнь, как чума или проказа.
Херби переживал убытки своего отдела ещё тяжелее, чем Крис. Большую часть дня он сидел у себя в офисе у компьютера, устремив взгляд на цифры продаж, которые упорно отказывались лезть вверх. У Херби были приятели в американском исследовательском фонде «Гринвич», куда он названивал по семь раз на дню, интересуясь прогнозами его специалистов по поводу дальнейшего развития событий на рынке. Люди из фонда неизменно отвечали, что продажи вот-вот начнутся, Херби тут же перезванивал Крису и сообщал ему это известие, как самую заветную на свете тайну, расписывая на все лады опытность и компетентность этих людей в вопросах продажи и покупки ценных бумаг. Если Крис позволял себе в этом усомниться, Херби орал на него, и говорил, что, когда продажи наконец начнутся, это будет крупнейшая в их жизни сделка и что он, Крис, должен обязательно в это верить. Всякий, кто пытался уговорить Херби внести коррективы в политику отдела, мгновенно становился его личным врагом. Херби стал желчным, дёрганым и крайне агрессивным.
Крис никак не мог взять в толк, почему правление «Блумфилд Вайса» не отдаст Херби приказ изменить стратегию отдела. С другой стороны, «Блумфилд Вайс» был известен на Уолл-стрит тем, что если уж рисковал, то рисковал по-крупному и никогда не сдавал своих позиций.
