Люсьен удивленно поднял брови.
— А тебе не терпится поскорее доложить ему об этом.
— За сегодняшний день ты успел натворить так много, что я ума не приложу, с чего начать свой рассказ, — иронично заметил Дэнис.
— Так ты расскажешь ему или нет?
— Непременно, а как же иначе?
Люсьен повел плечами.
— Но это ничего не даст. Теперь уже слишком поздно отказываться от спора. В этом меня может поддержать даже папа.
— Посмотрим. Знаешь, у тебя есть неповторимый талант ввязываться в любые авантюры, а потом лихорадочно искать выход. У меня такое предчувствие, что совсем скоро ты можешь попасть в пренеприятную историю, парень.
Люсьен рассмеялся.
— Не я один, мой дорогой братик, как дела у мадам Беккерель?
— Заткнись! — прошипел Дэнис.
Несмотря на скорое окончание бала, гости не торопились. В проходе Майкл Озо собрал вокруг себя немало любопытных, желающих узнать подробности пари. Несколько молодых джентльменов направились в сторону Люсьена, чтобы посмотреть на «героя» дня.
«Конечно, Люсьен прав только в одном. Теперь, когда о споре знает каждый дурак, выйти из него было бы практически невозможно», — размышлял Дэнис. Кривотолки и сплетни его почти не волновали.
— Ладно, договорились. Я буду молчать. Но бьюсь об заклад, что скрытое станет явным, если ты умудришься проиграть пять сотен и свою гнедую.
— Я обязательно выиграю, — сказал Люсьен с решимостью в голосе. Он знал, что пароход Озо был довольно быстроходным. Тем не менее корабли такого типа считались не очень надежными. На большой скорости они могли сломаться и даже взорваться. Поэтому Люсьен надеялся прежде всего на то, что у Майкла Озо сдадут нервы.
XIV. МОЛИТВА ЗА УПОКОЙ ДУШИ
На следующее утро Баррет и Поль де Монтень в сопровождении слуг прошли через застывший сентябрьский сад и застали на веранде Салли. На ней был костюм цвета морской волны и темная шляпа. Она натягивала на руки пару темных перчаток и, казалось, старалась говорить с Мамой Рэйчел, Холлис, Фелисией, Мио и Тестутом одновременно.
— Поль, слава Богу, ты вернулся, — обратилась к нему Салли со вздохом облегчения. — Поль, Юджин Превест умерла.
— Юджин? О Господи!
Поль не мог признаться в большой любви к Юджин. Она настолько вжилась в образ человека со слабым здоровьем, что все знакомые относили ее к числу тех цепких больных людей, которые непременно доживут до своих девяноста лет.
— Очевидно, ее сердце просто не выдержало, — сказала Салли. — Никто не знал, что у нее больное сердце. Я пойду сейчас туда узнать, смогу ли я помочь чем-либо Роману. Я собираюсь забрать с собой и маму. Холлис, я хочу, чтобы ты и Фелисия остались здесь присмотреть за Эмилией.
Это было бы совершенно неуместным — взять с собой Фелисию, да и Холлис как-то странно смотрит на нее с утра, но в это Салли уже не хотела вдаваться.
— Тестут, мы должны будем разместить у себя людей, которые придут на похороны, так что тебе лучше подготовить все комнаты. Мио, ты упакуй все вещи, которые надо будет вынести, и отправь в «Алуетт».
Уилл подъехал, Салли и Мама Рэйчел сели в коляску.
— Что еще, — шепотом обратилась Салли к Полю. — Я думаю, ты зайдешь к Роману попозже. Бедняга, он должно быть в шоке.
Фелисия наблюдала за тем, как Мама Рэйчел похлопала Уилла по плечу и они тронулись. Можно ли убить человека одним желанием того, чтобы его не существовало на свете? Фелисия чувствовала себя ужасно неловко от того, что она ничего не могла с собой поделать, чтобы не испытать маленький всплеск счастья, когда ей сообщили, что Юджин мертва. Фелисию пугала мысль, что кто-либо сможет, глядя ей прямо в лицо, сказать о том, что она рада смерти жены Романа.
В отличие от своих сестер Холлис отнеслась к смерти Юджин как к дару, посланному ей судьбой. Она была занята составлением планов, в которых платье для второй свадьбы занимало слишком много места.
Адель смотрела в окно. Она оставалась в «Прекрасной Марии» достаточно долго для того, чтобы понять, что Превест и де Монтень были связаны узами, и узнать некоторые обстоятельства женитьбы Романа Превеста. Изменение положения монсеньора Превеста несомненно заинтересует и займет Холлис. Адель думала об этом с удовлетворением — у нее уже оформилось представление о том, какие отношения сложились у Холлис и Превеста. Но что особенно занимало Адель — это то, что Холлис и Фелисия будут отвлечены, у Салли дом будет полон гостей, и ни у кого, кроме самой Адели, не будет времени, чтобы посвятить его Полю де Монтеню. Поль должен попасть в зависимость от нее, пока она сама не предпримет дальнейших шагов.
Адель опустила шторы и вышла в холл напротив кабинета Поля. Она займется его корреспонденцией, и он будет очень благодарен ей за то, что она не забыла сделать этого в утренней суматохе.
Отец Фортье, весь в черном, стоял у гроба Юджин Превест. В церкви было очень душно и жарко, и черные наряды женщин еще более усугубляли это. Салли отметила про себя, что она не была так потрясена с тех пор, как похоронили Жюльена Торно. Она взглянула на Холлис — не возвращались ли к ней воспоминания о похоронах мужа. Но видя ее равнодушный профиль, она поняла, что Холлис думает о чем угодно, но только не о покойном муже.
«Deius, cui proprium est misereri semper et parcere… О Господи, мы отдали в Твою власть душу Юджин, сотворенную Твоими руками, которую Ты забрал из мира сего…»
Роман бормотал свои напутствия тихим голосом. Салли никогда раньше не замечала, как много на его голове седых волос.
Какими бы ни были его отношения с женой, ее неожиданная кончина потрясла его. Что же он будет делать, когда боль пройдет? Фелисия, белая как мел, казалось, старается быть совсем незаметной.
«Anima ejus, et animol omnium fiolelium defunctorum per misericoroliam. Dei requiescant in pace. Может ли ее душа так же, как и души других умерших, по воле Бога покоиться в мире».
«Amen».
Поль, Дэнис и другие подняли гроб с Юджин. Ее должны были похоронить в фамильном склепе поместья «Алуетт», у церкви уже ждала карета, запряженная двумя черными лошадьми.
Лошади передвигались медленно. Кареты друзей, членов семьи и приглашенных, которые составляли, как показалось Салли, половину населения Нового Орлеана, следовали за ними. Луизианцы отдавали должное церемонии похорон. Роман и мужчины предадут гроб земле, пока женщины будут ждать их в доме. Как правило, женщины-креолки вообще не ходят на церемонию похорон.
— Мне, Салли, кофе подать сейчас? — На черном лице Якобса было неопределенное выражение.
— Да, спасибо, Якобс, я думаю, так будет лучше. И немного сэндвичей, пожалуйста. Остальную еду мы придержим до прихода мужчин.
— Да, мэм.
Якобс ушел и появился с кофейником в руках. За ним следовала Мама Рэйчел с сэндвичами, которые она расположила на длинной полке у стены. Кузины Романа попросили ее переложить их, и каждая предлагала сделать это по-своему. Мама Рэйчел сказала «да… м…», но положила их там, где сама считала нужным им находиться. Женщины заняли свои временные позиции. Фелисия расположилась у окна и смотрела на ряд черных экипажей.
— Моя бедная девочка, ты заболеешь, если будешь продолжать в таком духе. В чем дело, наконец?
— Мне страшно, — прошептала Фелисия. — Мама, это так ужасно. Я хотела, чтобы она умерла, и вот она мертва.
— Я понимаю. — Салли посмотрела в лицо своей дочери. — Ты действительно желала ее смерти или просто хотела, чтобы Роман не был женат?
— Чтобы Роман не был женат. — Фелисия повесила голову. — Но ведь это то же самое, не так ли? Другого способа стать неженатым у него не было.
— Ну, ладно. Я не думаю, что тебе надо так беспокоиться об этом. Мы не можем желать людям смерти, и слава Богу, иначе все могут умереть сразу. Возможно, это было желание владеть им вместо Юджин, а не желание ее смерти. Ты можешь спросить об этом отца Ортье, но я уверена, что он скажет тебе то же самое.