— Что ты делаешь, черт возьми? — воскликнул тот, потирая подбородок рукой.

Салли засмеялась.

— Извини. Просто снимаю туфли.

Жильбер сам стянул с нее туфли и швырнул их в угол.

— Могу я теперь продолжить?

— Хотелось бы.

У Жильбера были очень опытные и ловкие руки. Салли знала, что она не единственная его любовница, но это ее не волновало. Жильбер давал ей то, чего не давал Поль, — он наслаждался ею как женщиной, он ценил ее картины, и между ними все было очень просто.

Жильбер наклонился над ней и стал расстегивать маленькие розовые пуговки спереди на ее корсете. Когда он добрался до талии, то резко сдернул ткань с ее плеч и принялся покрывать поцелуями шею и грудь любовницы.

— У тебя тело восемнадцатилетней девушки, — прошептал он.

— Жильбер, льстить не обязательно.

— Ну, хорошо. Ты очень хорошо сохранилась для своих сорока лет.

Салли засмеялась и легонько укусила его за ухо.

— Ну, это уж слишком нагло. К тому же мне пока тридцать девять.

Она развязала его галстук и отшвырнула его в сторону, а потом принялась расстегивать пуговицы жилета. Жильбер резко поднял ее и поставил на ноги. Лицо Салли разрумянилось, золотистые волосы едва держались на шпильках и были готовы рассыпаться по плечам. Жильбер повел ее в другую гостиную и запер дверь.

Жильбер расстегнул крючки-застежки на ее юбке, стянул с Салли корсаж. Он почувствовал, что у него перехватывает дыхание. Салли выскользнула из юбок, они мягко упали на пол, и она осталась в белых шелковых чулках и белых панталонах. Жильбер усадил Салли в большое кресло и принялся развязывать ленточки на поясе, а потом стал снимать с нее чулки, так же как перчатки — медленно, аккуратно, целуя колени и лодыжки.

Покончив с чулками, Жильбер опустился на колени перед Салли и мягкими, осторожными движениями начал стягивать с нее панталоны. Салли извивалась от наслаждения.

— Черт возьми, Салли, ты прелесть.

— С тобой я это чувствую.

— Могла бы и ты сказать мне, что я неплохой любовник.

— Дорогой мой, если бы ты не был им, я бы сюда не приходила.

Жильбер перехватил ее руки, сжал их, потом отпустил ее ладони и расстегнул брюки.

Обнаженная Салли застонала от проснувшейся в ней чувственности, от наслаждения, которое давал ей Жильбер, целуя и лаская ее тело.

— Боже мой, Жильбер, ну же!.. — прошептала Салли, извиваясь в кресле. Они оба соскользнули на пол. Жильбер сорвал с нее панталоны, отбросил их в угол, где уже валялись корсет и чулки Салли.

Ее волосы рассыпались волнами по плечам, и Жильбер уткнулся в них лицом, ощущая запах лилий. Он сжал Салли в объятиях, и они покатились по толстому ковру…

Положив голову на грудь Салли, Жильбер слушал, как бешено бьется ее сердце. Потом он приподнялся на локте и начал забавляться с локонами ее прекрасных волос.

Салли усмехнулась:

— Нужно поставить здесь диванчик или кушетку. Мне все-таки было неудобно.

— Но тебе ведь понравилось, — ответил Жильбер и слегка ущипнул ее за бедро.

Из всех его любовниц Салли была самой страстной, самой «подвижной». И она была единственной настоящей леди среди всех его подружек — продавщиц, наложниц, содержанок, обыкновенных шлюх.

Салли была не просто леди, она к тому же была талантливой художницей.

Жильбер посмотрел на нее. Салли сидела на полу, скрестив ноги, с усмешкой глядя на разорванные панталоны. Ее прекрасные золотистые волосы закрывали плечи и спину.

— Посмотри на себя в зеркало сейчас, — сказал Жильбер, — тебе нужно написать автопортрет, именно в такой позе и в таком виде.

— Будет настоящий скандал.

— Ты продашь картину, которую принесла мне сегодня?

— Продала бы, если бы знала, что Поль ее никогда больше не увидит. Как и другие, которые продал ты.

Салли вовсе не нуждалась в деньгах, но ей было очень приятно, если находился кто-нибудь, кому ее картины нравились настолько, что он был готов заплатить за них деньги.

— Должна тебе сказать, продать ее будет нелегко. Надеюсь, ты не продавал еще мои картины кому-нибудь в Вашингтоне.

Она искоса взглянула на него.

— Что у тебя на уме? — подозрительно спросил Жильбер.

— Не у меня, — ответила Салли, — у Поля. Он собирается баллотироваться в Конгресс твоим оппонентом.

— Ах, черт возьми!

— Да уж. Демократам явно кажется, что ты — неподходящая фигура для этого поста, и они снарядили моего несчастного супруга спасать Луизиану.

Жильбер выглядел озадаченным.

— Да я честен, как…

— Ты честен так же, как и всякий политик в этом штате. Поэтому не надейся, что я буду тебе помогать. Я сама намеревалась поехать в Вашингтон.

Жильбер нежно тронул ее за руку.

— Салли, милая, ты ведь могла бы мне помочь.

Салли отрицательно покачала головой.

— Я знаю, что могла бы. Единственное, что я могу для тебя сделать, — это помочь тебе не падать духом.

Она наклонилась и поцеловала его, потом слегка пнула босой ногой его ботинок.

— И в следующий раз сними, пожалуйста, обувь, как настоящий джентльмен.

Фелисия де Монтень глядела на дубовые деревья в монастырском саду. На ветвях едва-едва пробилась первая весенняя зелень, и деревья были слишком уж прозрачными, чтобы Фелисия могла осуществить свой план. Сестра Мария Жозефина обязательно поймает ее. Фелисия прислонилась к стволу одного из деревьев и принялась обдумывать все сначала, машинально ковыряя носком туфли землю.

На ней было простое сине-коричневое гладкое платье из муслина. Сестры-настоятельницы считали его вполне приличным для молодой леди, еще не появлявшейся в обществе. Золотистые волосы Фелисии были тщательно причесаны и уложены под небольшой коричневой шляпкой, и голубые глаза, такие же яркие, как у ее матери, светились от негодования и обиды.

— Клубни-и-ка! У меня клубника, красная и спелая!

Фелисия прислушалась. В монастыре покупали овощи, фрукты и зелень у уличных торговцев, и сестра Мария Жозефина обычно выходила за ворота, услышав такие зазывные крики. Она всегда выбирала самое лучшее.

Фелисия быстро вскарабкалась на нижнюю ветку дерева, потом подтянулась чуть выше, на следующую. Двигаясь вдоль нее, она достигла стены, окружающей сад. Фелисия вполне могла порвать платье, но подумала, что Джо Спеллингу все равно, какое на ней платье. Еще рывок — и она наверху стены. Быстро взглянув, что делается на улице, Фелисия оценила обстановку и ловко соскользнула со стены. Вероятно, сестра Мария Жозефина заставит ее читать «Отче наш» до дня Страшного суда, когда она вернется, но через четыре дня начнется пост, и тогда уж точно делать будет совершенно нечего, кроме как молиться. И это целых сорок дней! Приглашение посмотреть шоу марионеток на Джексон Сквер было слишком заманчивым, чтобы от него отказываться, к тому же там она могла свободно повидаться с человеком, который пригласил ее.

Фелисия спрыгнула на мостовую прямо перед носом изумленного трубочиста, служившего в монастыре, и кивнула ему, словно бы она всегда выходила на улицу таким образом. Она отряхнула перчатки, поправила шляпку и быстро пошла вниз по улице.

Трубочист заспешил в другую сторону. Ему не хотелось болтаться поблизости, когда сестры начнут искать потерявшуюся Фелисию.

— Итак, Люсьен возвращается домой, не правда ли?

Андре Перо выглядел расстроенным, когда задавал этот вопрос.

— Да, это так, — ответил Дэнис, — я приеду к вам с ним, что бы разобраться со счетами.

— Я был бы очень рад этому, — саркастически заметил Перо, — если бы не был честным человеком. Последний раз, когда я видел Люсьена, он не мог отличить гроссбух от карточных расчетов. И вообще последние счета ему были гораздо более близки.

— Если он собирается получить по наследству «Прекрасную Марию», то ему придется научиться разбираться в гроссбухе.

— М-да, — протянул Перо и захлопнул свои книги. — Передай Полю, что он может рассчитывать на ту сумму, о которой мы договорились. Полю следует перепоручить все дела по плантациям тебе.