Мае Амедда вышел на край подиума и встал перед Валорумом.

– Тишина! – проревел он, закинув голову. – К порядку!

Присутствующие подчинились призыву Амедды, немного успокоились и заняли свои места. Анакин заметил, что ложа Торговой Федерации вновь выдвинулась вперед и заняла место рядом с ложей Набу. Лотт Дод бросил пристальный взгляд на сенатора Палпатина, но ничего не сказал.

К центру арены поплыла новая ложа, и заместитель председателя предоставил слово сенатору от Руны Эдселю Бар Гану.

– Руна поддержживает вотум недоверия канццлеру Валоруму, – растягивая шипящие и свистящие, заявил Бар Ган.

Недовольный Мас Амедда констатировал:

– Требование поддержано.

Он повернулся к Валоруму и что-то быстро сказал ему, загородив рот ладонью.

Валорум ответил Амедде непонимающим взглядом. Его взгляд был пустым и равнодушным.

– Отсрочка недопустима, – громко заявил Акс Мое из Маластера, вновь привлекая к себе внимание Маса Амедды. – Раз требование поддержано, голосование следует провести немедленно. И повторно проголосовать по вопросу Набу.

Снова поднялся Лотт Дод.

– Я предлагаю передать вопрос о вотуме в процедурный комитет для тщател'ного изучения…

Сенаторы опять вскочили с мест и принялись скандировать:

– Во-тум! Во-тум!

Мае Амедда положил руки на плечи верховного канцлера Валорума и начал в чемто горячо убеждать его, словно с помощью слов хотел вернуть мертвеца с того света.

– Вот видите, ваше величество, общественное мнение на вашей стороне. – Услышав тихий голос Палпатина, Анакин снова прильнул к экрану. – Уверяю вас, Валорум будет смещен. Они выберут нового канцлера. Могущественного. И наши страдания наконец закончатся…

Мае Амедда вновь вернулся на подиум и обратился к залу.

– Верховный канцлер объявляет перерыв.

Сенаторы вновь подняли гулкий неистовый крик. Мае Амедда снова что-то говорил Валоруму, тот бессмысленно смотрел в сторону, словно что-то сломалось у него внутри.

И тут Анакин почувствовал странную волну. Холод, смешанный с жаром, прокатился от живота к плечам, оставив ясное понимание, что во Вселенной что-то изменилось. Ощущение трещины, разрыва… Странный свет… Ему показалось, что может это изменить, поправить, как и любой механизм, с которым он сталкивался в жизни… Волна какой-то силы прокатилась через него и ушла, оставив ощущение потери и недоумения.

Анакин поднял голову. Ложа Набу возвращалась на галерею. Сенатор и королева смотрели на него.

Анакина допустили в один из королевских покоев. Тут рк он не смо удержаться – проскользнул мимо стражника и бросился на поиски Падме, но – нос к носу столкнулся с самой Амидалой. Королева стояла одна в центре комнаты.

– Ой, – сказал ей Анакин и смутился. Почти.

Королева отрешенно кивнула. Он не был уверен, что она видит его, хотя взгляд Амидалы не ускользал в сторону. Абсолютно белое лицо королевы было безупречно и безмятежно.

– Я ищу Падме, – он с сомнением огляделся. Они были одни. – Куай-Гон сказал, что сейчас мы пойдем в Храм на Совет. Я хотел попрощаться. Куай-Гон сказал, что мы можем с ней не увидеться…

– Падме здесь нет, – улыбка коснулась алых губ королевы. – Я дала ей одно поручение. Анакин погрустнел.

– Но я передам ей твои слова. Он вновь расцвел.

– Я стану джедаем, – сказал он. – Может быть.

Он должен был поделиться! Он хотел бы сказать это Падме, но раз ее нет, сойдет и королева.

Амидала кивнула:

– Может быть, станешь.

– Я думал, Падме понравится.

– Ей понравится. Я тоже так думаю.

Анакин попятился, вдруг сообразив, что, наверное, он что-то нарушил или говорит как-то не так, как положено. Взрослые либо сердятся, либо радуются.

Королева не делала ни того, ни другого. Она была – никакая. И он не был уверен, что она взрослая. Но не был уверен в обратном. У нее не было возраста. У нее было лицо Падме, но она не была ангелом.

– Я… пошел, – сказал он.

– Удачи тебе, Анакин, – ласково произнесла Амидала. – У тебя все получится.

День тянулся нескончаемо медленно, а закат наступил слишком быстро.

Кварталы внизу уже погрузились в ночную мглу, только здание храма полыхало в вечерней заре, будто охваченное пламенем. Скоро тень затопит и широкий балкон, опоясывающий Башню Совета, и только шпиль, возносящийся выше любого здания на планете, будет виден на фоне фиолетового неба.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Оби-Ван решил думать о постороннем. Но даже праздные размышления упорно приводили его к пророчеству. Он знал его с детства. Как и сотни других легенд и пророчеств, которые так любили дже-даи всех рангов. Особенно падаваны. Это пророчество было не лучше и не хуже всех прочих. Обычно учитель не отличался склонностью верить в них.

Наоборот. Как раз именно он имел привычку выливать холодную воду на особенно разгоряченную очередным пророчеством голову. Почему же сейчас он упрямо цепляется за мальчишку? Оби-Ван сам провел этот тест, потом повторил еще раз, чтобы убедиться, что все сделал правильно. У мальчишки в крови оказалось столько мидихлориан, что зашкалило не только прибор, но и вихрь мыслей в голове падавана. Но ему все время казалось, что рыцарь из пророчества должен выглядеть как-то иначе, ну, значительнее, что ли. На ми представилась гигантская фигура в черном плаще и черных доспехах.

Оби-Ван украдкой взглянул на наставника. Мог бы и не украдкой. Куай-Гон Джинн стоял спиной к нему, упершись широкими ладонями в каменную балюстраду, и не отрываясь смотрел на запад, на недогоревшее пламя солнечного костра. Вот в чем Куай-Гон был действительно последователен, так это в своем таланте заводить самые нелепые знакомства, а потом расплачиваться за них. Учитель всегда ссылается на интуицию. Интуиция хороша, если она рождена Силой, а не эмоциями.

– Больше думай о других, – посоветовал Куай-Гон Джинн, не оборачиваясь. Без укора, скорее, с сочувствием. – Сострадание сложно отнести к числу твоих достоинств.

Интересно, а он чем занимается, по его мнению? Ходит вверх ногами по канату? Думает о других. Точнее о другом. Точнее… так, он запутался.

Совет скажет: да, у мальчика в клетках необычно большое содержание мидихлориан, но это еще не основание учить его. А еще они скажут: правила установлены, и не Куай-Гону менять их, потому что кодекс выверен временем и ни разу еще не подводил их. И еще: никому не удавалось обучить человека владению Силой, если учеба началась позже, чем через год после рождения.

Анакину девять лет. Он слишком старый.

А потом они много еще чего добавят в адрес учителя. Тут и дара предвидения не нужно. Учитель опять раздразнит Совет по самое не хочу, и все пойдет так, как уже было во многих случаях. Куай-Гону откажут, его положение станет еще более шатким, чем раньше, а Оби-Вану придется краснеть за него.

– Мальчик не пройдет испытания Совета, учитель, – сказал Оби-Ван. – И вы это знаете.

– Почему? – быстро поинтересовался Куай-Гон, по прежнему не отводя взгляда от линии горизонта.

– Не тот возраст.

– Анакин станет джедаем. Я дал слово, – сказал рыцарь.

Оби-Ван устало вздохнул.

– Не надо спорить с Советом, учитель. Хватит. Только не сейчас.

Лучше бы он его ударил, наверное.

Куай-Гон долго не отвечал. Даже не оборачивался.

– Я поступлю так, как должен, Оби-Ван, – в конце концов сказал он. – Ты хочешь, чтобы я был другим?

Да, чуть было не сообщил Оби-Ван. И – нет. Не хочу. Если честно, то – нет.

– Если бы вы просто следовали кодексу, давно уже стали бы членом Совета! – выпалил Оби-Ван. – Вы больше, чем кто-либо, заслужили место в Совете! Вы…

Он никак не мог придумать слова, чтобы все объяснить. Разом. Фразы выстраивались длинными цепочками, обрывались, путались, уводили так далеко…