Окна спальни в особняке, арендуемом княгиней Багратион, выходили прямо на восток, потому яркое майское солнце осветило их довольно рано. Утренние его лучи пробились сквозь неплотно задвинутые шторы и легли длинными бликами на ковер возле кровати. Затем они протянулись и на кровать, достали до одеяла и наконец блеснули генералу в глаза.

Впрочем, он сам давно проснулся. За долгие годы военной службы у него выработалась привычка вставать вместе с нижними чинами вверенного ему подразделения по сигналу барабана и трубы. Побудку же в Российской императорской армии играли зимой в шесть часов утра, летом – в пять часов утра. Потом следовал завтрак: краюха хлеба с кружкой горячего чая, иногда – с медом. Но бывало, на завтрак артельщики варили и борщ на бульоне из бычьих хвостов.

Теперь князь Петр, подперев голову рукой, смотрел на спящую жену и вспоминал события минувшей ночи. О, это была совершенно изумительная ночь! В ней безраздельно царствовала божественная Екатерина Павловна. Он только исполнял ее прихоти и наслаждался, будучи приближен к лону королевы, как верный рыцарь Прекрасной Дамы, сполна вознагражденный ею за подвиги в Крестовом походе, где преодолел тысячи верст по безводной пустыне и сражался с коварными сарацинами.

Темно-каштановые волосы красавицы рассыпались по подушке. Думая о прохладных майских ночах, она под конец их любовных упражнений благоразумно надела ночную сорочку. Кружевной воротник, широко распахнутый, сейчас обнажал высокую, необыкновенно белую шею и часть плеча, на коем ближе к ключице темнело пятнышко. Это он, совсем потеряв голову от страсти, оставил ей след от поцелуя. Нехорошо, ваше превосходительство! Ведь вы находились в постели с женщиной, состоящей с вами в законном браке, освещенном нашей матерью святой церковью. К чему такие крайности?..

Склонившись над женой, Багратион осторожно прикрыл ладонью пятнышко на ее ключице. Но, видимо, тяжела, груба, шершава оказалась рука бывалого воина. Екатерина Павловна открыла глаза и улыбнулась:

– Доброе утро, милый! Как вы почивали в моей спальне?

– Отлично, ангел мой!

– Я не утомила вас?

– Нисколько! – князь Петр нежно поцеловал ее в щечку. – Готов служить вашему сиятельству с прежним пылом.

– Ах вы, шалунишка! – княгиня шутливо погрозила ему пальцем. – Иногда следовало бы и остановиться!

– Как прикажете, ангел мой…

Их завтрак походил на идиллию в добропорядочном семействе русских помещиков. Стол, накрытый льняной скатертью с красно-желто-белым узором, под цвет к ней – салфетки. Лакей в ливрее, подающий кофейник с горячим напитком. Почтенный супруг в атласном турецком халате (и откуда только взялась в доме Екатерины Павловны подобная вещь!). Очаровательная молодая супруга, позволившая себе выйти к столу с прической и макияжем, но – в роскошном кружевном пеньюаре, сквозь который кое-где просвечивало тело. Всё так мило, так непринужденно, так по-домашнему!

Для полноты картины генерал от инфантерии мог бы просматривать венскую газету. Кстати говоря, ее подали к столу вместе с кофе и сдобными булочками. Но Петр Иванович, знавший немецкий язык недостаточно, лишь прочитал заголовки.

Жаль, что в училище для детей штаб– и обер-офицеров в Кизляре он проучился только год. Там немецкий язык преподавал герр Хюбнер, веселый, общительный человек. Правила немецкой грамматики юный князь Багратион усвоил, но со словарным запасом дела у него обстояли неважно, хотя по мере возможности он его пополнял, правда, в основном – военными терминами.

Екатерина Павловна, взяв газету у генерала, кое-что быстро перевела супругу. В частности, сообщение о его прибытии в столицу Австрии. Стало быть, князю следовало в ближайшее время нанести визит военному министру эрцгерцогу Карлу-Людвигу-Иоганну, принадлежавшему к династии Габсбургов.

Затем надо дождаться приглашения во дворец Хофбург и прибыть туда вместе с женой на аудиенцию к императору Францу Первому. Аудиенция – неизбежна, поскольку Петр Иванович является кавалером ордена Марии-Терезии второй степени, награды высокой и почетной. Исходя из дипломатического этикета, правитель страны просто обязан оказать русскому полководцу таковое внимание.

Тратить время на помпезные официальные встречи Багратиону не хотелось. Он приехал в Вену с другой целью: разобраться в собственных семейных делах. Ночь с прелестной Катиш обнадеживала, но день, похоже, сводил «на нет» его достижения. Княгиня смотрела на мужа ласково и от прямого ответа об их совместном возвращении в Россию хитро уклонялась.

Бесконечно удивляясь, генерал обнаруживал в Екатерине Павловне все новые и новые качества. Прежний юношеский ее максимализм и непримиримость к людским недостаткам уступили место здравым суждениям о природе вещей. Княгиня как будто видела подоплеку явлений и не заблуждалась относительно причин, их породивших. Она так умело вела беседу за чашкой кофе, что он ни разу не сумел поймать супругу на противоречии, упрекнуть в упрямстве, заставить согласиться с его умозаключениями.

В то же время Петра Ивановича не покидало ощущение какого-то удивительного, вновь возникшего единения с этой молодой женщиной, легко подарившей ему ночь любви. Он нисколько не сомневался в ее чувствах к нему, ярких, сильных, естественных. Между тем выходило, что она много и охотно говорит о своих эмоциях, но при том ни единым словом пока не обмолвилась о своих мыслях и намерениях.

– Ангел мой, – Багратион поднялся из-за стола, подошел к Екатерине Павловне и поцеловал ей руку. – Мне совсем не хочется уходить отсюда…

– Очень этому рада, милый.

– Однако мундир и шпага остались в гостинице. Там же находится адъютант, владеющий немецким, денщики, строевая лошадь. Все это понадобится для визита к военному министру Австрии. Потому я уезжаю.

– Хорошо, – сказала она. – Завтра здесь соберется небольшое общество моих лучших друзей. Они будут рады приветствовать доблестного русского генерала. Но прошу вас, наденьте свой парадный мундир.

– Желание дамы – закон для офицера! – князь поклонился супруге и вышел из комнаты.

Когда Багратион появился в приемной военного министра, то его сразу узнал один из адъютантов эрцгерцога, одетый в красивый темно-зеленый доломан с серебряными шнурами и пуговицами и накинутый на левое плечо такой же ментик. Майор Гессен-Гомбургского гусарского полка барон фон Вендер почтительно сообщил Петру Ивановичу место и время их давней встречи: австрийская деревня Шенграбен, начало ноября 1805 года. Естественно, генерал от инфантерии не вспомнил бравого майора. Мало ли капитанов, майоров и даже полковников встречалось ему на пути.

Но слово «Шенграбен» много значило в его карьере. Это были события австро-русско-французской войны. Австрийскую армию, вверенную генералу Макку, Наполеон уже разгромил, союзники отступали. Вместе с русскими гессен-гомбургские гусары защищали селение Голлабрюн от атак корпуса Мюрата, после чего отошли к большой деревне Шенграбен.

Здесь австрийцы получили от французов известие о перемирии, якобы заключенном между Наполеоном и императором Францем Первым. Оно являлось обычной дезинформацией, к которой французы нередко прибегали во время войны. Однако командир Гессен-Гомбургского гусарского полка генерал-майор граф Ностиц почему-то им поверил. Он увел свою воинскую часть с боевых позиций, но все-таки Багратиона об этом предупредил, послав с депешей поручика, барона фон Вендера.

Русские у Шенграбена остались. Под командованием князя Петра они вступили в сражение с противником, имевшим почти шестикратное численное превосходство, и остановили его наступление ценой больших потерь: примерно половина всех наших солдат и офицеров, участвовавших в неравной схватке.

Древич, слушая речь майора, переводил Багратиону запоздалые признания беглеца:

– Замечательный, достойный античных героев подвиг… Как жаль! Да, как жаль, что гессен-гомбургские гусары не вписали столь славную страницу в свою полковую историю…