– Ну, еще нужно убедиться, что мое представление соответствует действительности, – усмехнулась я, – да и одного действующего лица нам явно не хватает.

– Я так понимаю, что ты имеешь в виду Тони Фатмера? – продемонстрировал проницательность Дэвид.

– Да, и я предлагаю тебе, если ты не устал еще от моего общества, съездить туда, где этого молодого человека должны неплохо знать, у нас ведь есть его анкетные данные? – обратилась я к комиссару.

– Конечно. – ответил он, – вы хотели бы встретиться с его семьей?

– Да, это было бы не лишним, хотя психологически это достаточно трудно. Впрочем, если ход моих мыслей все-таки ошибочен, где как не там я могла бы это понять.

– В таком случае, действительно поезжайте, тем более, что живут его отец и брат совсем недалеко в пригороде Сент-Ривера. Сразу за национальным парком есть небольшой живописный поселок, его называют…

– Волдвест, – догадалась я.

– В Волдвест мы съездим, но, пожалуй, завтра. А пока неплохо бы позаботиться о безопасности Роберта и Моник, – подняла я вопрос, без решения которого не могла бы спокойно уехать домой.

– Вы правы, – согласился со мной комиссар. – Придется обратиться в отдел охраны свидетелей.

– Ну, что касается Моник, то да, – встрепенулся Гретт, – но я-то сам могу о себе позаботиться.

– Ох, уж эти мне герои, – усмехнулась я, – вот когда ты научишься пули на лету ловить…

Волдвест – действительно очень красивое место. А домик Фатмеров располагался еще и у небольшого, но удивительно чистого озерца, в прозрачной воде которого игриво суетились маленькие блестящие рыбки.

Мы предупредили о своем приезде, но неприятное напряжение не оставляло меня всю дорогу. Я понимала, что еду в этот дом не с доброй вестью. Но не могла и не поехать. Я хотела понять этого человека, да и не только его как отдельную личность, мне необходимо было объяснить себе суть явления, ибо я точно знаю, что у него, у этого явления, должны быть причины. Нам не дано изменить мир в целом, но чуть-чуть повлиять на расстановку сил в нем может каждый. А для этого мы должны понимать, как все это устроено, чем руководствуются люди вокруг нас, когда принимают свои решения, делают свой выбор, определяя тем самым и свою судьбу, и нашу.

Дверь нам открыл небольшого роста худощавый пожилой человек с совершенно белыми длинными волосами, стянутыми у самой шеи в пучок, при помощи простой черной резинки. Он молча пропустил нас в дом, жестом пригласил войти в одну из комнат.

Наверняка, это был кабинет. Вдоль стен, от потолка до пола, стеллажи с книгами под маленьким окошком узкая тахта, накрытая мягким теплым клетчатым пледом. Посредине большой письменный стол с удобным креслом с одной стороны и двумя стульями, старыми, с потертой кожаной обивкой, – с другой.

Хозяин кабинета занял кресло и предложил нам стулья. Все это молча, жестами.

Заговорил он приятным и каким-то удивительно молодым баритоном.

– Я не думаю, молодые люди, что наш с вами разговор будет длинным. Вы ведь сказали, что хотите поговорить со мной о моем старшем сыне.

Я кивнула в знак согласия.

– Уже пять лет я ничего не знаю о своем старшем сыне, и, представьте себе, ничего не хочу знать. О причинах таких отношений между нами я не собираюсь говорить, если меня не обяжет к этому судебное решение, – он вопросительно посмотрел сначала на Дэвида, потом на меня.

– Нет, мы не собираемся вмешиваться в сложное прошлое вашей семьи, – я постаралась это сказать, как можно, мягче, – но, возможно, вы сможете нам рассказать о том, каким был Тони раньше, например, когда он был еще школьником.

– Мне трудно понять, чем это может вам помочь в раскрытии преступления, вы ведь этим занимаетесь? – Я кивнула. – Но он был очень хорошим и послушным мальчиком. С ним не было хлопот, школу он окончил на отлично.

– Вы любили его? – вопрос буквально вырвался у меня, я смутилась и не ожидала ответа.

– Любил, – ответил он каким-то неожиданно глухим голосом, – но без взаимности.

Этот визит оставил в душе настольно тяжелое впечатление, что не хотелось обсуждать его результаты ни с кем. Мне казалось, что Дэвид понял меня, поэтому весь недолгий путь до моего дома мы ехали молча. Комиссару мы не позвонили. Да в этом и не было необходимости. Была договоренность о том, что завтра мы все встречаемся в его кабинете. Сейчас, в отрыве от моей основной версии, мне нечего было ему сказать.

На следующий день в кабинете комиссара Катлера были не только те, кто проводил расследование, и не только знакомые нам участники событий.

В аэропорту при попытке улететь за границу с поддельным паспортом был задержан Энтони Фатмер. Похоже, он был к этому психологически готов, просто у него уже не было возможности скрываться, он был сильным игроком, поэтому правильно оценивал свои шансы.

Оказавшись в кабинете комиссара, Фатмер тоже вел себя спокойно. Он сразу потребовал адвоката. Поэтому на нашем импровизированном совещании присутствовал еще и Самуил Коен.

Итак, на сей раз, все было так, как обычно бывает в классическом детективе. Действующие лица собраны в одной комнате, а многоопытный сыщик преподает им урок логики. Конечно, изложить версию событий мог и Эрик Катлер, но он считал, что я раньше обо всем догадалась, а я не стала с ним спорить.

Мы решили не тратить время на допрос Фатмера. Этих допросов еще предстояло достаточно много. Мы не сомневались, что придется иметь дело с хитрым и хорошо подготовившимся противником, которого не так просто будет заставить говорить правду.

Мое изложение версии этих трагических событий было задумано не для того, кто знал о них больше меня.

И так, уточняю: кроме меня, комиссара и Дэвида, здесь были Роберт Гретт, Моник Саммерс, а также Тони Фатмер и его адвокат Сэм Коен.

Скажу сразу, что моя версии подтвердилась почти полностью, все, что выяснялось в ходе судебного разбирательства не только не противоречило ей, но и служило доказательством моей правоты. Поэтому я могу со спокойной совестью повторить все, что говорила тогда.

Тони познакомился с Джейн тогда, когда она поступала в университет. Джей льстило внимание Фатмера. В окружении девушки еще не было таких умных и основательных молодых людей. В это время Джейн стремительно менялась. Она устала от своего одиночества, от постоянных поисков любви, от обиды на равнодушие родителей и от жалости к себе. В Тони ей нравилась его абсолютная однозначность. Ясность жизненных принципов. Он верил в свою гениальность и исключительность, а она с удовольствием разделила эту веру.

Верить в далекого и непонятного Бога – это для слабых и бездарных. Такой человек как Энтони Фатмер должен верить только в себя, в свой уникальный интеллект, в свою избранность. И Тони верил сам и заставил Джейн верить в него так, как верят, если не в Бога, то в пророка.

О Моник и ее предполагаемом наследстве Фатмер узнал от Джейн. План возник тогда, когда Энтони увидел Моник и заметил, насколько девушки похожи друг на друга. Если вы думаете, что все это было затеяно только ради получения денег, то вы не поняли, что представлял собой Энтони Фатмер.

Заменить наследницу в этих обстоятельствах было совсем непросто. Во-первых, девушки, хоть и были похожи, но не так как бывают похожи близнецы. Кроме того, нужно было придумать, как нейтрализовать тех, кто никогда не сможет ошибиться. Таким человеком была, например, мать Моник. План продумывался тщательно, до мелочей. «Никаких случайностей» – вот какой девиз исповедовал молодой математик. В своем плане, он, прежде всего, опирался на психологию восприятия похожих предметов.

Представьте себе, что у вас есть предмет А и предмет В. Они очень похожи, но не идентичны. Когда предметы рядом, мы их легко отличаем один от другого. Но если мы видим только один из предметов, мы не всегда можем сразу определить, что это именно предмет А. Или наоборот – предмет В. Для того, чтобы их не путать, мы должны найти в каждом из них индивидуальные признаки. То есть какие-то детали, которые свойственны только одному из предметов: или А, или В. Вот когда мы запомним эти детали, мы легко решим поставленную задачу. Мы всегда сможем сказать какой из этих предметов в данный момент перед нами. Понятно, что, отличая друг от друга какие-то похожие предметы, мы применяем этот закон не сознательно, во всяком случае, чаще всего.