— Ладно, — согласился эльф, все еще храня на лице страдальческое выражение. — Но только без пинков.

— И без дезертирства, — откликнулся детектив.

— О дезертирстве и речи не было, — запротестовал Мюргенштюрм. — Речь шла скорей о физическом и нравственном обновлении. — Он помолчал. — А вы абсолютно решительно уверены, что мы не можем уделить даже пяток минуточек?

Мэллори схватил эльфа за тощую шею и яростно прошипел:

— Послушай, ты…

— Прочь с дороги! — прокричал кто-то. — Освободите дорожку!

Разжав руки, детектив отпрыгнул в сторону, и в это самое время сухопарый субъект, одетый только в кроссовки, спортивные трусы и майку с номером 897 на груди, с разбегу врезался в Мюргенштюрма. Эльф отлетел в снег, толстым слоем лежавший вдоль дорожки, но субъект сумел удержать равновесие и перешел к бегу на месте.

— Тысяча извинений, — произнес он, когда Мюргенштюрм выбрался из снега. — Но преимущество было у меня.

— А я и не знал, что преимущество бывает и на ездовых дорожках, — заметил Мэллори.

— На ездовых дорожках? — озадаченно спросил субъект. — Вы хотите сказать, что это не шоссе А-98? — Мэллори покачал головой. — Тогда я могу заключить, что мерцающие вдали огни находятся не на Виа-Венето? — несчастным голосом спросил субъект, указывая на Пятую авеню и не пропуская ни шага.

— Это огни Манхэттена, — поведал Мэллори.

— Манхэттена? — удивился субъект. — Вы вполне уверены?

— Не так уверен, как вчера, но довольно уверен.

— Гм, — задумчиво произнес бегун. — Похоже, я отклонился от курса куда сильнее, чем думал.

— А куда вы направляетесь? — поинтересовался Мэллори.

— В Рим, конечно.

— Ну конечно, — сухо повторил Мэллори.

— Ах, я же забыл о приличиях! — воскликнул субъект и протянул руку, по-прежнему не останавливаясь ни на миг. — Меня зовут Иан Уилтон-Смит.

— Британец? — спросил Мэллори, пожимая протянутую руку.

— До мозга костей, — кивнул Уилтон-Смит. — Смерть ирландцам! Грабь колонии! Боже, храни королеву! — Он вдруг осекся. — У нас еще королева, да? Или уже король?

— По-прежнему королева. Как я понимаю, вы давно не были дома?

— С весны 1960-го, — признался бегун. — В то лето я отправился в Рим на Олимпийские игры.

— В качестве зрителя?

— В качестве марафонца. Фактически говоря, я все еще на дистанции, но где-то по пути свернул не в ту сторону.

— Не знаю, как бы вам это преподнести, но с тех пор было не так уж мало Олимпийских игр. Забег завершен.

— Нет, не завершен, пока я не пересек финишную черту, — несгибаемо заявил Уилтон-Смит.

— А не проще ли остановиться?

— Так нечестно. Правила игры, знаете ли.

— В правилах нигде не сказано, что надо бегать десятилетиями после того, как все остальные финишировали, — возразил Мэллори.

— Побеждает не быстрейший, а упорнейший, — процитировал Уилтон-Смит.

— Но только не в этом забеге. В нем победители уже определены.

— Но разве я в том повинен, правда? — парировал Уилтон-Смит. — Моя работа — знай потей да делай все, что в твоих силах. — Он помедлил. — Вы не видели тут поблизости фотографов, нет?

— Нет.

— Жаль.

— Почему? Вы их ожидали?

— Ну, ведь я являю собой величайшую сенсацию в мире спорта, — пояснил Уилтон-Смит. — С каждым шагом я увеличиваю свой рекорд.

— Какой рекорд? Вы же проиграли.

— Рекорд длительности пробега дистанции олимпийского марафона, разумеется. Я все жду, когда люди из Гиннеса возьмут у меня интервью, измерят длину моего шага или еще что-нибудь такое для их книги. Я все гадаю — почему?

— Может, они не в курсе, что вы все еще бежите, — предположил Мэллори.

— Не может такого быть! — насмешливо улыбнулся Уилтон-Смит. — Вероятно, ждут меня миль на пять — десять дальше по дороге.

— Возможно, — не слишком убежденно вымолвил Мэллори. Уилтон-Смит зевнул.

— Что-то меня в сон клонит. Пожалуй, мне стоило бы чуток поспать перед встречей с ними. Я должен быть в наилучшей форме, когда у меня будут брать интервью и делать снимки.

— Сомневаюсь, что вам повезет найти комнату, — уведомил Мэллори. — Ночь-то новогодняя!

— А зачем мне комната?

— Мне показалось, что вы хотите поспать.

— Я сплю на прямых и просыпаюсь на поворотах, — растолковал Уилтон-Смит. — Я не хочу, чтобы закралась даже тень подозрения, что я жульничаю.

— Так вы и едите на бегу?

— Конечно.

— Простите, что спрашиваю, но как, черт возьми, вас занесло на ездовую дорожку в Центральном парке?

— Хотел бы я и сам это знать, — признался Уилтон-Смит. — Я полагаю, что в Мельбурне мне следовало свернуть налево.

— В австралийском Мельбурне? Бегун кивнул.

— Загадочно, правда?

— Это еще слабо сказано, — согласился Мэллори.

— Что ж, я искренне насладился нашей небольшой беседой, но теперь я все-таки вынужден бежать.

— На вашем месте я бы купил карту дорог! — крикнул вслед Мэллори.

— К чему? — прокричал тот в ответ. — Все дороги ведут в Рим!

Когда бегун оказался достаточно далеко, чтобы не подслушать разговор, Мэллори повернулся к Мюргенштюрму.

— Ну, каково твое мнение?

— Дурак он, — тотчас ответил эльф, потом нахмурился и почесал в затылке.

— С другой стороны, он постоянно трудоустроен уже более четверти века, в то время как большинство воистину разумных людей из числа моих знакомых не может удержаться на работе. Я нахожу это весьма загадочным.

— Ничего особенного, в моем Манхэттене происходит то же самое.

— Неужели? Мэллори кивнул:

— Светлые умы способны решать большинство проблем мира, но как надеть одинаковые носки или сменить шину, остается выше их понимания.

— Как утешительно, — сказал Мюргенштюрм. — Я уж боялся, что это изолированный феномен.

— Увы, нет. — Мэллори снова зашагал на юг. — Давай-ка не будем задерживаться. В плаще или без плаща, на улице чертовски холодно.

— Может, снег окажется нам на руку, — с надеждой сказал эльф. — На нем могут отпечататься единорожьи следы.

— Если наш марафонец их не затоптал, — уточнил Мэллори. Они прошли еще с полмили, сгорбившись и пригнув головы против разгулявшегося ветра. Затем Мюргенштюрм тяжело плюхнулся на землю и заявил: