Игорь. Честный, а также принципиальный, добрый и тэ пэ.
Роман. Да, если хочешь, — принципиальный, добрый и тэ пэ.
Игорь. Гуманист.
Слава. Как я Ромку понимаю: у него что добрый, что добренький — значение одно… Добреньких я больше сволочей не люблю. Добренькие и чистенькие — они чистоплюи, они шиш в кармане прячут. А я хочу, чтобы добрый и честный человек злым был. Понимаешь — чтобы злым было добро! Чтобы боролось оно за себя.
Игорь (щелкает пальцами, вытаскивая из Романа реплику). Ну?.. Ну?.. Щелк.
Роман. Абсурд.
Слава. Абсурд? Ты помнишь, мы тебя, честного, в комсорги выдвигали? Ты отказался: у меня, мол, характер не тот, велика, мол, честь. И я отказался — я как раз тогда в боксерскую секцию поступил. И Оля отказалась — у нее музыка во главе угла. А Сивушкин не отказался. Еще только рассуждали — а может, раз все отказываются, так и Сивушкин подойдет? — а он уже грудью вперед: если окажете доверие — готов. И оказали. Знали, что карьерист, знали, что лодырь и тупица, а выбрали. Забыли, как он вам, честным и порядочным, водянистые морали читал? А вы в ответ что? Шиш в кармане, и весь разговор.
Роман. Слушай, ну что тебя сегодня прорвало?
Слава. Ничего. (Помолчал.) Разговор у меня сегодня был. Я после уроков от комсомольской организации вместе с завучем вроде как делегацией насчет квартиры для Петьки Коржикова ходил. У него, понимаешь, туберкулез был, а он в полуподвале живет… Сидит чин. Бумажки, цифры нам в нос тычет. Мы ему про Петьку, а он нам про рост жилищного строительства. Благополучный, черт. Равнодушный. Но главное — слова правильные говорит. Взвился я, не помню, чего ему и нагородил. «Ишь ты, говорит, комса, — горяч. В капиталистическом окружении, говорит, живем. Ты, говорит, ненависть свою для классовых врагов побереги, а на своих кидаться не смей».
Рая. Платформочку подвел. А завуч что?
Слава. Ничего. Взял меня за руку и из кабинета повел. А в дверях обернулся и говорит: «Классовые враги ему не опасны, он их с детства ненавидеть привык — не ошибется, разглядит. А вас в суматохе может и проглядеть. Он проглядит, а вы ему душу испоганите существованием своим».
Роман. Ван Ваныч у нас ничего. Дает.
Слава махнул рукой и отошел к обелиску.
Рая (посмотрела ему вслед, вдруг). Мальчики, все! Танцевать хочу!
Игорь исполняет на губах подобие твиста. Рая и Роман, подпевая ему, танцуют.
Мальчики, а почему мне твист танцевать не велят? А? По-моему, консерватизм.
Роман. Точно. Говорят, когда-то фокстрот запрещали, потом за узкие брюки взялись. А результат? Фокстрот теперь вроде польки-бабочки стал, а узкие брюки в магазинах продают — бери не хочу. И с твистом этим. Мода отойдет — привыкнут и рукой махнут.
Слава. Да ты погляди, кто на танцплощадке уродуется — одна шпана.
Рая. Конечно, шпана, если порядочным людям за это комсомольским билетом грозят. (Падает на скамейку.) Фу! Аттракцион! Я с Федькой общнулась сейчас. На танец приглашал. С шантажом. «С нами, говорит, вредно отказываться танцевать». Я говорю: почему? «Споткнуться, говорит, можно после танцев и упасть». А я ему: ничего, у нас компания побольше. Меня под руки поведут. «А у нас, говорит, компания маленькая, да удаленькая, у нас и в вашей компании корешки есть». Интересно, на кого это он, подлец, намекал? На Ромочку, что ли?.. Ромочка, ау! Я спрашиваю: не на тебя ли Федька намекал?
Игорь. А может, на меня?
Рая. А что? Вчера вечером на драмкружок не пришел?
Игорь. Не пришел.
Рая. А вчера как раз прохожего раздели возле кино.
Роман. Ага. Часы с него сняли. (Показывает на часы у Игоря на руке.) Вот.
Рая. В ресторан ходишь. А на какие шиши?
Ольга. Дурачки. У него же отец художник, состоятельный человек.
Рая. Ну?! А я думала, он сейфы взламывает в свободное от учебы и общественных нагрузок время.
Ольга. А может быть, и правда, мальчики, кто-нибудь из нашей школы связался со шпаной? Я знаю, в Москве недавно такой случай был. Одного полковника сын. Они ведь как делают. Они сперва на кино деньги дают или еще какой-нибудь пустяк. Или в карты обыграют, а долг не возьмут. А когда накопится сумма, приказывают — или отдавай, или иди в помощники к нам.
Игорь. А, беллетристика это все… Вон Воробьев-младший идет.
Роман. Где?.. Рехнулся он — по ночам гулять? (Зовет.) Мишка!
Голос Миши (издали). Что?
Игорь. Ходи сюда, пионер, если старшие зовут.
Входит Миша, на плече веревка — лассо, у пояса огромная крашеная деревяшка — пистолет.
Миша. Ну?
Игорь. Великолепная семерка. Чуждое влияние загнивающего капитализма.
Роман. Ты что, другого времени не нашел по парку гулять?
Миша. Я маленький, меня не тронут.
Игорь. Умница пионер.
Миша. Я от Ван Ваныча иду. А еще к Анне Петровне зайти обещал.
Игорь. Вращается в высшем свете.
Миша. Сам ты вращаешься. А я (показывает тетрадку) столько написал, что пальцы болят.
Слава (берет тетрадку, читает). «Воспоминания участника Великой Отечественной войны, бывшего гвардии старшины Званцева И. И.».
Игорь. Однако чинов наш завуч не нахватал.
Слава (читает). «В начале зимы тысяча девятьсот сорок первого года я с группой учителей ушел в народное ополчение. Наш полк бросили в прорыв под Москвой. Это было то тяжелое время, когда решалась судьба нашей древней столицы».
Игорь. Художественно дает.
Слава (читает). «Гитлеровцы, не считая потерь, рвались к Москве. Больше смерти боялись они провести в окопах суровую русскую зиму…» Слушай, Воробьев, а вдруг как раз по этой тетрадке грядущие поколения будут оценивать великую битву под Москвой. А у тебя «русскую» через одно «с».
Миша. А ну, отдай…
Слава. Последний абзац…
Миша. Ромка, скажи, чтобы отдал.
Несколько раньше появились Федька из трубопрокатного и смуглая личность в берете, с оттопыренной нижней губой, по кличке «Чомбе». Они явно навеселе. Присели на постамент и пьют пиво, по очереди отхлебывая из бутылки.
Чомбе. Эй, читатель! Пионера не забижай.
Слава. Явление.
Чомбе. Здорово, Бабец.
Игорь. Привет.
Чомбе (Славе). Ну, на коленях тебя просить детишек не забижать?
Миша. Вы меня не защищайте, у меня брат есть.
Слава. Между прочим, пересели бы, не пивная тут.
Федька. А что? Герои производства у статуи героя Отечественной войны.
Слава (махнув на подвыпившую пару рукой). Черт с вами. (Ребятам.) Пошли.
Федька. Это с кем черт? С нами черт? Интересный разговор. Оскорбил рабочий класс — и пошли?
Рая. Это ты рабочий класс? Тебя рабочий класс из цеха попер. Ты ящики грузишь возле пивной.
Чомбе. Федечку не забижай. Он умница, в официанты растет.
Слава. Эту шпану я вроде не встречал.
Миша. Который справа — Федька, а слева — Чомбе зовут.
Федька. Видал — новорожденный! Не знает, что тебя Чомбой зовут.
Слава. Приклеили ярлычок. (Идет.)
Чомбе. Стой! (Подходит к повернувшемуся к нему Славе, пытается отстранить его рукой.) Ладно. К тебе покуда разговора нет. А к девочкам твоим претензии имеются.
Слава. На драку напрашиваешься, друг?
Игорь. Славка, не связывайся. Народ серьезный.
Чомбе. Девочки обидели нас… Отступи, ну? Можем и тебя пригласить. У нас красиво. Музыка в полумраке, шампанское на столе. (Пытается обойти Славу.) Нахохлился, будто наседка возле цыплят. Бабец, а ну, объясни дружку, что не коршун я, а тонкой души человек… Не верит. Насмерть стоит. А может, девочки только и мечтают, чтобы ты в сторонку отошел. Они ведь не цыплята — курочки уже.
