Каверзнев остановился перед телекамерой и нажал на кнопку рядом с входом. Загудел замок, и дверь распахнулась. Каверзнев вошел в коридор и остановился перед следующей такой же массивной дверью. Отсюда один коридор вел во двор и в тюрьму, а второй — в помещение охраны.

От пульта поднялся старший смены, открыл рот, собираясь докладывать, но подполковник успокаивающе махнул рукой.

— Что это у тебя? — спросил Каверзнев, показывая на здоровенный желвак, закрывающий глаз.

Один из офицеров хихикнул, а старший лейтенант покраснел и отвел глаза.

— Эк тебя разнесло… — посочувствовал Каверзнев. — Простыл, что ли?

Лейтенант в своем углу весело рассмеялся. Старший показал ему кулак.

— В десять часов приедут люди! — предупредил Каверзнев. — Они начнут переоборудовать вторую комнату.

— Зачем? — спросил старший. — Новая система сигнализации?

— Нет. Жене Ковалева разрешили жить здесь.

— И она согласилась? — удивился старший.

Лейтенант хмыкнул.

— Ты же согласился, чтобы у тебя глаз зарос… — сказал он. — И не спорил…

Каверзнев с недоумением посмотрел на веселого лейтенанта, но переспрашивать не стал.

— А с завтрашнего дня с той стороны здания начнут сооружать пристройку, — проинформировал Каверзнев.

— А это зачем?

— Там будет новый прогулочный двор и лаборатория.

— Слава Богу! — с облегчением вздохнул старший. — Надоело носилки таскать. Да и Ковалев уж очень неохотно снотворное вводит. Раза три мухлевать пытался!

— Приготовьте костюмы для строителей. И внимательно смотреть!

Старший кивнул лейтенанту, и тот, тяжело вздохнув, направился к шкафам.

Согласно строгой инструкции, неукоснительно действующей здесь, в случае необходимости проведения каких-либо работ внутри охраняемого помещения все присутствующие, конечно, кроме заключенного, должны быть готовы к немедленному заполнению помещений газом, чтобы мгновенно нейтрализовать Ковалева и тех, кого он мог привлечь к помощи себе вопреки их желанию. А он это мог…

— Костя, а как ты разговариваешь с Мурлыкой? — спросил Ковалев, присев на пол к сыну, складывающему сложную конструкцию из кубиков.

— Просто! — ответил Костя, не прерывая работы. — Я ему говорю, что жду его здесь… Только не ртом говорю.

— А как, словами?

— Не-е-ет, — нараспев ответил Костя. — Я не так. Я передаю радость.

— Как это? — не мог понять отец.

Костя вздохнул, не в силах объяснить себе непонятливость отца, отложил кубик в сторону и повернулся к кровати, на которой, раскинув лапы, сладко спал кот. Он смотрел на пушистого друга серьезным взглядом, и Мурлыка вдруг заурчал, перевернулся кверху животом и вытянул лапы, как он делал, когда ему почесывали живот.

— Я его глажу, — пояснил Костя.

Кот замурлыкал, не открывая глаз.

— А еще что-то передать можешь?

— А что?

— Ну можешь заставить его на подоконник вспрыгнуть?

Костя задумался.

— Ладно, я ему мышь покажу.

Кот встрепенулся, его морда ощетинилась, мгновенно показав, что он не мягкая игрушка, а хищник; и серый зверь, сбросив оцепенение сна со своих мышц, прыгнул на подоконник, еще в полете выпустив когти. Он стукнулся о стекло и недоуменно оглянулся, не видя мышь, которая только что нахально сидела на том месте, где сейчас переживал разочарование он, а его хозяева громко хохотали. Мурлыка еще раз оглянулся и сладко, всем телом потянулся, издав сладострастный горловой звук, после чего вернулся на кровать и опять свернулся клубком как ни в чем не бывало.

— А с другими животными ты так пробовал?

— Конечно! — Костя повернулся к своим кубикам и опять принялся за строительство.

— С какими?

— Папа, ты пока поговори с мамой о чем-нибудь, а я дострою башню и тогда расскажу.

Лешка опешил от рациональной рассудительности маленького человечка, он растерянно посмотрел на сосредоточенное лицо малыша, пристраивающего красный кубик поверх голубого, хмыкнул и повернулся к смеющейся жене. Вера горделиво качнула головой — мол, знай, наших! — и показала кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

— А почему бы их не лечить обычными методами? — спросил Лешка.

Он сидел в лаборатории, стены которой были заставлены различной аппаратурой, и слушал объяснения врача. Этого врача Лешка про себя называл Черным за волосы цвета вороньего крыла и такие же черные глаза, пронзительный взгляд которых мог выдержать далеко не каждый человек. Врач отлично владел приемами внушения и был, по-видимому, крупным специалистом в области гипноза, но ученый получил свой дар благодаря знаниям и усиленной тренировке, а Лешка — случайно.

— Понимаете, обычные методы лечения алкоголизма не дают гарантий против рецидива. Да, неплохо действуют препараты, вшиваемые в мышцу больного, но еще никому не удалось убрать из самых дальних закоулков памяти пьяницы то ощущение эйфории и легкости, которое дает алкоголь…

Врач всегда давал объяснения каким-то менторским, высокомерным тоном, как будто он снисходил к невежеству собеседника с неземных высот, и особенно это проявлялось, когда он разговаривал с Лешкой. Ковалеву иногда казалось, что в душе врач презирал его. Но Черный прекрасно знал методику внушения, в его распоряжении находилось множество препаратов, резко усиливающих эффект гипноза, да и Лешка за год совместной работы научился не обращать на его тон внимания.

— Действие любых лекарств когда-нибудь заканчивается, — продолжал врач, — и тогда больной остается один на один со своей надорванной психикой. Его борьбу с алкогольной зависимостью надо поддерживать…

— Но почему нельзя лекарствами?

— Можно. Но можно и другими методами! И мы их должны найти. Так вот, с некоторыми пациентами мы проводили необычный опыт. Все знают, что регулярно пьющие постепенно разрушают организм, но больше всего страдают сердце и печень. Короче говоря, каждому алкоголику ежесекундно грозит инфаркт, и они об этом знают. Так вот, тех, в лечении которых мы не могли использовать фармакологию, мы помещали в больницу, объясняя это угрозой инфаркта, после чего сами вводили больного в состояние комы…

— Это как? — не понял Лешка. — Инфаркт вызывали, что ли?

— Не совсем. Но похоже. Больной чувствовал, что сердце начинает работать неравномерно, с перебоями, он задыхался, после чего мы подключали его к аппаратам искусственного дыхания. Впрочем, всю процедуру вы уже видели.

— И это делалось только для введения в транс?

— То есть для внушения? Нет. Как это ни поразительно, многим больным хватало получаса нахождения в реанимации. Вся эта обстановка — шипение аппаратов, заменяющих легкие и стимулирующих работу сердца, медицинские приборы — настолько глубоко потрясала душу больного, что многих после этого больше и не нужно было лечить от алкоголизма! Мы им объясняли, что второй раз можем не успеть реанимировать, и эти люди бросали пить. Однажды с больным, находящимся в коме, мы провели сеанс внушения, и, как ни странно, сеанс удался. Более того, установка, заданная в эти минуты, остается в самой глубине подсознания, и в обычном состоянии больной никогда не вспомнит установки, да и сам факт проведения сеанса внушения, конечно, если при нем не повторят ключевую фразу, введенную в подсознание…

— Так ведь это — управление поведением людей!.. — задумчиво сказал Лешка. — Так, значит, и делаются «зомби»…

— Ну, дорогой мой, каждым из нас кто-то управляет, одними в большей степени, другими — в меньшей!.. Но сейчас нас не должен волновать этот вопрос. Люди, с которыми мы будем работать, — алкоголики. Вы будете прорываться в подсознание, а я — вводить код. Дальше уже моя задача.

— Но если у вас так хорошо получалось, зачем я?!

Черный на секунду задумался, внимательно разглядывая свои пальцы, пожал плечами и продолжал, вперив взгляд в угол лаборатории.

— Во-первых, каждый пятый человек вообще не поддается внушению, — он смотрел на телекамеру, которая на этот раз была выключена, впрочем, Черный всегда избегал смотреть на Лешку, хотя всех остальных при встрече сверлил взглядом до тех пор, пока они не отводили глаз, а Черный при этом снисходительно улыбался. — Во-вторых, пациенты с сильной, тренированной психикой при определенных условиях могут вспомнить все, что когда-либо происходило с ними, а наши больные относятся именно к этой категории.