…Как оно всегда и бывает, беда пришла откуда не ждали. Впрочем, значение происшедших событий поначалу никто в должной мере не оценил — и уж тем более не воспринял как достаточно грозное предзнаменование. Началось все со штуки, конечно, досадной, но вполне рядовой.
Карлу Яновскому, заместителю Гринсберга по науке, пришло очередное послание от жены с Большой земли — и основной его смысл примерно укладывался в слова «или я, или Фронтир» — с угрозами развода и вообще с привкусом истерики. Причем случались эти истерики достаточно регулярно — ну, вот такая манера была у дамочки о себе напоминать… К подобным громким заявлениям с ее стороны уже давно никто всерьез не относился — за исключением самого Яновского. Всем на Фронтире было известно, что жену свою он обожает и мало что не боготворит, но вбитые в организацию проекта пять лет кровавой пахоты — а Яновский тоже был из первопоселенцев — так просто на помойку не выкинешь, и к Фронтиру Карл, подобно всем остальным, относился как к любимому детищу. На подобные заявления мадам Яновской он каждый раз реагировал всерьез — и крайне болезненно. «Зря, молодой человек», — увещевал Гринсберг, и сам далеко не старик. «Ну что ты ведешься, как маленький? Бабы, они все такие», — говорил молодой и еще не женатый Марк. Прочие воспринимали это по-разному: кто сочувствовал, а кто и откровенно хихикал… Но на сей раз Яновский психанул всерьез.
«Галошу» водить он умел, и даже неплохо — вот только кто мог предсказать, что он, полуослепший от злости, с разгону влетит на ней в самую середку открывшегося, как по заказу, «миража»? Само по себе оно, конечно, не критично — вылазки в «миражи» проделывались всякий раз, как предоставлялась такая возможность, — но осторожно, краешком, не теряя из виду тех, кто страхует тебя. А Яновский вломился в «мираж» на полном ходу — и в нем затерялся.
Марк предлагал пойти по следу и рвался лично возглавить группу поиска. Он уже почти уговорил Гринсберга на эту авантюру, когда Карл вернулся. Был он весел, приветлив и спокоен, безо всяких следов мировой скорби, но при этом как-то странно сосредоточен, на все вопросы, где он был и как вернулся — улыбался и отмалчивался. И сразу с головой ушел в работу.
Странности обнаружились далеко не сразу. Да, теперь Яновский делал значительно больше мелких ляпов в работе: неверно указывал цифры в отчетности, заказывал совершенно ненужное оборудование и, наоборот, пропускал весьма важные позиции в графиках снабжения… Но все это вполне укладывалось в привычную схему: ну, замотался человек, заплюхался, оно простительно. Только вот пятилетняя Джейн, раньше обожавшая дядю Карла, теперь обходила его сторонкой, да пылилась на полке растущая стопка нераспечатанных дисков-посланий от жены…
Марк, поначалу решивший, что Яновский взялся-таки за ум, исхитрился все же вызвать его на разговор — и прифигел. Счастливый Яновский пребывал в полной уверенности, что семейная жизнь его наладилась, конфликт интересов успешно разрешен, и теперь вполне можно предаваться одновременно и любимой работе, и радостям семейной жизни. Более того, по некоторым обмолвкам можно было заключить, что Карл Яновский уверен, что ему удалось уговорить чудо-женушку поехать с ним на Фронтир, и в настоящее время она то ли находится где-то здесь, то ли вот-вот прибудет.
Кинулись к Лившицу, тот, понятное дело, заворчал, что он не психиатр, но согласился в конце концов под видом регулярного обследования проверить Яновского на предмет психических отклонений. Проверил — и развел руками: ничуть это не напоминало классическую клиническую картину. Просто казалось, что Яновский живет где-то не здесь, а в точно таком же мире — только дела там обстоят значительно лучше… Если исключить сбой в некоторых исходных посылках, то Карл Яновский вполне адекватен, заявил Лившиц — но тут же снова повторил, что он не психиатр, и тут требуется более квалифицированный специалист.
Тогда же Арон Лебовски высказал Марте (а потом и всем остальным) пока еще достаточно робкое предположение, что внутри «миража» Карл Яновский попал в некий континуум — как он тогда высказался, «возможно, мнимый» — где все обстоит именно таким образом, как ему сейчас видится. Арона подняли было на смех — но кое-кто, включая Бритву, задумался всерьез.
Гринсберг уже основательно начал подумывать о принудительной госпитализации своего зама по науке — но тут Яновский пропал. Уже насовсем. Никто не видел, как и куда он ушел, хотя периметр охранялся круглосуточно, все катера оказались на месте, но тем не менее Карла Яновского не было ни на Фронтире, ни в окружающей пустыне — а поисковые группы, расширяя круги, прошаривали буквально каждый квадратный сантиметр без всякого результата.
Примчавшаяся из самой Метрополии мадам Яновская закатила истерику уже в кабинете Гринсберга, но, понятно, делу это ни в малейшей степени не помогло. Все личные вещи Карла Яновского остались на своих местах, но отдать их жене — означало признать, что Яновский погиб, тогда как Марта Лебовски уверяла, что он жив, что он даже в пределах досягаемости — только где-то не здесь. Точнее ответить она бы вряд ли смогла, да и чувство это было напрочь иррациональным, никоим образом не похожим на то, чему обучают «индукторов» в Академии. Бритва настояла на том, чтобы Марте поверили — хотя она-то как раз не была уверена в том, что живой Яновский это так уж хорошо. И Марку, и Марте она говорила о том, что Фронтир, да и все остальные миры, как раз сейчас проходят узловую точку, и схемы ветвления просматриваются на редкость скверные. Впрочем, кто и когда слушал Кассандру?.. Свои — приняли всерьез, Управление же, как водится, отмахнулось: мол, хватает иных забот.
Что ж, насчет узловой точки Бритва не ошиблась — она вообще редко ошибалась. И опять же, тут в общей судьбе решающую роль сыграла маленькая Джейн. Ребенок в один прекрасный день просто пропал — как до этого пропал Яновский. Весь поселок перевернули вверх дном, и Гринсберг уже поднял по тревоге поисковые группы на катерах, но тут девочка объявилась как ни в чем не бывало — серьезная, сосредоточенная, она тащила поперек живота пыльную, облезлую серую кошку.
Челюсти отпали у всех разом: общеизвестно, что в этой пустыне никаких кошек, тем паче домашних, не водилось сроду. Из очередного «миража» Джейн ее прихватить никак не могла: не фиксировалось в тот день никаких «миражей». Другое дело, что Джейн, в отличие от Яновского, скрытничать не стала — просто и без затей сообщила, что поймала кошку в парке. Правда, где этот парк находится, объяснить она не могла — для этого, кажется, ей элементарно не хватало слов, — но утверждала, что знает, где это, и может попасть туда хоть сейчас.
Странно, но меньше всех удивился отец Джейн, теперь уже ординарный профессор ПВ-физики Арон Лебовски. Вместо того, чтобы задавать вопросы, он ограничился тем, что серьезно поговорил с дочерью и взял с нее слово, что таких вылазок она больше не будет проводить в одиночку — а Джейн, несмотря на нежный возраст, к данному слову относилась вполне по-взрослому (и даже лучше, хмыкнул про себя Олег. Не так уж много встречал я взрослых дяденек, чтоб слово держали). А затем попросил показать ему этот парк. До тех пор Марте казалось, что она знает своего мужа — застенчивого добряка, умницу, но при этом довольно-таки бесхребетного ученого. Но теперь за внешней мягкостью впервые блеснула сталь — и умение глубоко хранить тайну, хранить даже от самых близких людей. По его тону и поведению было ясно, что попадание Джейн в загадочный парк — или еще куда бы то ни было — лишь подтверждает какие-то его теории, его правоту в каком-то очень важном для него вопросе.
Конечно, неугомонный Марк тут же напросился в сопровождающие — впрочем, ни Арон, ни Джейн особо не возражали. А вот попытку Гринсберга навязать им вооруженный эскорт Арон отверг в довольно резких выражениях — чего за ним ранее также не замечалось. Разумеется, за ними попытались проследить — но сотнях в двух метров от периметра, за гребнем бархана, след их просто обрывался.
