Через год Кейт попала в больницу с ревматизмом и бронхитом, и Нора с Молли договорились взять Джимми и Джеймса к себе, но, когда дошло до дела, мальчики наотрез отказались. Они остались в доме одни, и раза два в неделю кто‑нибудь из дочерей Кейт наведывался к ним, чтобы навести порядок. Нора и Молли рассказывали матери, что кавардак в доме страшный, правда, сразу можно разобраться, кто в чем виноват — ведь Джимми хоть и неряха, но совесть у него есть, он сгребает все в одну огромную кучу, видно, надеется, что за ним приберет Санта — Клаус, а Джеймс бросает вещи там, где стоит, едва только какая‑нибудь мысль поразит его воображение. Кончилось тем, что Кейт вернулась из больницы не долечившись, но все равно опоздала, потому что Джимми успел набедокурить — потихоньку бросил школу и устроился работать в упаковочную фирму.

— Ах ты, мерзавец, — вздыхала Кейт нежно. — Так я и знала, стоит мне отвернуться, и ты что‑нибудь выкинешь. О господи, да разве за тобой углядишь! Извольте завтра же отправляться в школу, дорогой сэр! А не то сама туда оттащу. Не в первый раз.

— Как же я вернусь в школу? — возмутился Джимми. — Ведь если я не предупрежу за месяц об увольнении, меня накажут по закону.

Джимми знал, что Кейт больше всего на свете боится полицейских, судей, инспекторов и даже теперь, на старости лет, вечно трусит, как бы ее не упрятали в тюрьму ни за что ни про что.

— Я сама поговорю с управляющим, — предложила она. — Как его звать?

— С ним нельзя поговорить, — возразил Джимми, — он уехал в отпуск.

— Ну и врун же ты, — пробормотала она со счастливой улыбкой. — Чего только не придумаешь! Говори сейчас же, как его звать, бездельник несчастный!

— Все равно мне надо устраиваться на работу, — заговорил Джимми, совсем как взрослый. — Случись что с тобой, кто позаботится о Джеймсе?

— Нет, ты чистый дьявол! — сказала Кейт, ведь она сама все время об этом думала, и вот, на тебе, Джимми угадал ее заботы. Но, с другой стороны, Кейт знала, что Джимми любит командовать и не преминет выставить напоказ, какая на нем ответственность, а на самом деле у него на все свои причины, о которых никому не догадаться до поры до времени.

— Не завидую я бедному Джеймсу, если ему придется полагаться на тебя, — закричала она. — А своей матери ты написал?

— Интересно, было у меня время писать? — ответил он обиженно, уязвленный такой несправедливостью.

— Когда денежки нужны, так время находится, — понимающе кивнула Кейт. — Сядь‑ка сейчас да напиши, лодырь ты лодырь. Вижу, сам натворил дел, а хочешь все на меня свалить.

Джимми со страдальческим видом уселся за стол и стал вымучивать письмо к матери.

— Как пишется «учреждение», Джеймс?

— Ага! — закричала Кейт злорадно. — Хочет школу бросить, а сам не знает, как простое слово написать!

— Раз ты знаешь, сама и напиши! — не остался он в долгу.

— В мое время бедняки в школу не ходили, — ответила Кейт с достоинством. — Нам see доставалось с трудом, не так, как нынче, и мы ценили, что имели, не з пример теперешним. Пиши и не разговаривай!

Снова приехал отчим Джимми и долго убеждал его. Он терпеливо объяснял, что, если Джимми не закончит школу, он не сможет поступить в колледж, и тогда ему придется всю жизнь быть простыв: рабочим. Джимми знал, что отчим желает ему добра, и расплакался, но на него нашел упрямый стих, и он не мог отступиться. Он все твердил, что хочет сам зарабатывать. Когда отчим собрался уезжать, Джимми проводил его до машины, и они еще долго разговаривали. Кейт это насторожило.

— О чем вы говорили? — спросила она.

— Да ни о чем, — небрежно отозвался Джимми. — Я его спросил, кто мой отец, а он говорит, что не знает.

— Раз говорит, значит, не знает, — отрезала Кейт. — Ну и любопытный ты стал.

— А он говорит, я имею право узнать, — рассердился Джимми. — И велел спросить у Нэнс (временами он называл свою мать «мама», временами по имени, но и то и другое выходило у него неловко).

— Спроси, спроси, — ответила Кейт насмешливо. — Она, верно, спит и видит, как бы скорее тебе рассказать!

Однако в следующий раз Джимми вернулся от матери с торжествующим видом и поздно вечером похвастался:

— Ну, я все‑таки разузнал, кто мой отец.

— Быстро ты расстарался, — ответила Кейт. — Как же тебе удалось?

— Дядя Тим помог, — сказал Джимми. — Я как раз спорил с Нэнс, а он вошел. Ох и разозлился он! Только и сказал: «Джимми, выйди!» Я вышел. Через полчаса он пришел ко мне и говорит: «А теперь ступай к матери!» Она сидела и плакала.

— Еще бы! — дернула плечом Кейт. — Ну и что же? Кто твой отец?

— Да вообще‑то не ахти кто, — уныло признался Джимми. — Зовут его Кридон, у него была бакалейная лавка в Северном Корке, но он ее давно бросил. Нэнс думает, сейчас он в Бирмингеме. Ну, это я выясню.

— Для чего? — спросила она. — Какой тебе прок, если ты его найдешь?

— Надо же мне с ним повидаться, — вскинулся Джимми.

— Повидаться?

— Ну да, — проворчал он с некоторым сомнением в голосе. — Нельзя, что ли?

— Чего же нельзя? Он ведь о тебе так заботится! — усмез улась Кейт. — Мозги у тебя набекрень, вот что!

И правда, ей иногда так казалось. То Джимми целыми месяцами будто и не вспоминал о своих родителях, то начинал бредить ими днем и ночью и доводил себя до полного исступления. Когда на него это находило, Кейт боялась, как бы он чего не выкинул. Он был на все способен, и хоть она понимала, что до рукоприкладства дело вряд ли дойдет, но день за днем ждала, как бы случайно брошенное кем‑то слово не показалось Джимми нестерпимо обидным.

Однажды он уехал. Какой‑то матрос патрульного рыбачьего судна устроил ему бесплатное плавание. Пока его не было, Кейт места себе не находила, а

Джимми, конечно, был верен себе, даже открытки не прислал, где он. В глубине души Кейт надеялась, что ему не удастся разыскать отца, что тот переехал, но, зная, каким упрямым становится Джимми, когда хочет чего‑то добиться, она мало в это верила. Она все пыталась представить себе, как встретятся отец с сыном, и молила бога, только бы отец не сказал ничего такого, что выведет Джимми из себя.

— О господи, господи, — вздыхая, говорила она Джеймсу. — Мало ли что взбредет Джимми в голову, он еще убьет его.

— Ну что ты, бабушка, — уговаривал ее Джеймс скучным голосом. — Не для того Джимми поехал в Англию, чтобы его убивать. Он умнее, чем ты думаешь.

— А зачем он поехал? — допытывалась она. — Раз уж ты все про него знаешь, скажи мне зачем?

— Из любопытства, только и всего, — отвечал Джеймс. — Джимми всегда ищет то, чего нигде нет.

И однажды, осенним утром, когда Джеймс уже отправился в школу на другой конец города, в дом ввалился Джимми весь грязный и взъерошенный. Он ничего не ел со вчерашнего вечера, и Кейт начала неуклюже возиться в кухне, стараясь побыстрее накормить его и проклиная свою старость и слепоту, из‑за которой теперь все ей было трудно. Но в душе она ликовала. Она ведь сама себя обманывала, когда боялась, как бы Джимми не поссорился с отцом, на самом деле для нее было б куда страшнее, если бы они поладили.

— Ах ты, бродяга, — ласково сказала она, наклоняясь над кухонным столом и заглядывая ему в лицо, чтобы получше рассмотреть. — Где же ты был?

— Да всюду.

— Ну и нашел его?

— Ясно, нашел. Пришлось ехать за ним в Лондон.

— Ну теперь ты на него поглядел и что скажешь? — спросила она с деланной беззаботностью.

— Человек как человек, — ответил Джимми небрежно, но и его голос прозвучал неискренне. — А вообще‑то он долго не протянет. Он так пьет, что скоро ему крышка.

Кейт тут же устыдилась своей ревности и мелочности — теперь, когда Джимми был с ней, она могла себе это позволить.

— Ох, Джимми, не надрывай себе из‑за них душу! — воскликнула она горестно. — Не стоят они того. И никто этого не стоит.

Она просидела с ним на кухне два часа, совсем как в тот раз, когда он убежал к ней от своей матери. Он выкладывал ей все: как скитался по Уэльсу и Англии, как добрые люди подвозили его, как один шофер грузовика накормил его обедом и еще дал пять шиллингов, когда Джимми рассказал ему про себя. Кейт казалось, что она видит все это своими глазами, видит, как Джимми входит в обшарпанный дом, как стучит в дверь, как ему открывает небритый человек с печальными воспаленными глазами и подозрительно вглядывается в Джимми, будто давно привык, что с добром к нему не приходят.