Общий вывод[39]: правовое государство – это очередной социальный миф.

«Это миф, поскольку в тексте законов невозможно отразить ни предмет, ни цель правового воздействия, поскольку законы не поддаются взаимному согласованию и нельзя достоверно их прочесть.

Это миф, поскольку правовая регламентация жизни требует умножения законодательных актов, а умножение законодательных актов противоречит возможности их свободного прочтения и плодотворного исполнения.

Это миф, поскольку попытка отразить жизнь в текстах законодательных записей продиктована кощунственным духовным устремлением к упразднению самой жизни».

Законы вытекают из жизни. Состояние общества определяется не только законами, но и внутренней регламентацией, моралью, понятиями справедливости. Плутократия может диктовать законы для контроля над людьми.

Миф – нормальная рыночная экономика. Россия отказалась от планового хозяйства. В результате преступной приватизации, когда все богатства страны были переданы в руки плутократии, катастрофически упало производство. Но зато, как твердят СМИ, мы переходим к нормальной рыночной экономике. Этот миф анализируется в работе С. Г. Кара-Мурзы [42]:

«В языке экономистов постоянно фигурирует понятие «нормальная рыночная экономика». Все признают, что в России ее нет. Объяснения причин, по которым ее нет, различны. Одни ссылаются на тяжелое наследие советской системы, другие – на ошибки и злоупотребления реформаторов.

Те же самые экономисты, что употребляют понятие «нормальная рыночная экономика», признают, что это крайне неравновесная система, которая требует для поддержания гомеостаза непрерывного изъятия огромных ресурсов извне и сбрасывания огромного количества загрязняющих отходов вовне. Этот тип хозяйства не только не может быть распространен на все человечество, но даже не может и продолжать поддерживаться в нынешней пропорции длительное время

Принять, как нормальное, то, что не может быть нормой для всех и даже для значительного меньшинства, – вещь далеко не безобидная. Это не просто вводит общество в глубокое заблуждение и повреждает мышление, это подрывает фундаментальные этические ценности (в подсознании – религиозные). Вероятно, правильнее было бы назвать этот тип хозяйства «экономика золотого миллиарда», и тогда все встало бы на свои места.

Пока что неизвестно, по какой причине экономисты почти всех направлений (даже коммунисты) заявляют о желательности для России рыночной экономики. Поэтому реформаторов критикуют не за неверный выбор траектории («магистрального пути»), а за ошибочный выбор технического варианта и темпа изменений.

Таким образом, негласно утверждается, что при хорошем и неторопливом исполнении приватизации в России можно было бы построить «нормальную рыночную экономику» (или «экономику золотого миллиарда»). Немногие авторы, которые ставят под сомнение саму эту возможность в принципе, занимают в сообществе маргинальное положение, и их заявления просто игнорируются – на них никто не отвечает».

Однако мировой опыт показывает, что, с одной стороны, эффективное управление из центра каждой парикмахерской или ларьком невозможно, а с другой – ключевые системы жизнеобеспечения должны находиться под жестким контролем государства.

Миф – переход на магистральный путь развития. Обычно подразумевают, что Россия сошла с магистрального пути, по которому идет Запад, и от этого все ее беды и трудности. Однако понятие «перехода на магистральный путь развития» носит неоднозначный характер. Так, оно может означать две качественно различные возможности: включение в ядро глобальной системы либо в число «аутсайдеров», на пространстве которых ядро организует «дополняющую» экономику. Известно, что разрыв между ядром и периферией при этом не сокращается, а растет, и в перспективе, как выразился Ж.-Ж. Аттали: «участь аутсайдеров ужасна». Прогнозы сокращения населения России, продолжающей «идти по магистральному пути», хорошо известны… Экономисты, продолжающие замалчивать суть выбора, не могут не знать о его последствиях. Об этом писал С.Г. Кара-Мурза[42]:

«В целом, из множества уклончивых и туманных заявлений возникает ощущение, что элита сообщества экономистов России уже смирилась с тем, что страна будет доведена до состояния аутсайдера с вымиранием двух третей населения. Смирилась – но, согласно контракту, «дает понять» этому населению, что оно будет введено в золотой миллиард. Дает понять, но прямо не утверждает, потому что очень совестливая и лгать не может».

Отмечая, что ряд экономистов критикуют реформаторов за то, что они «обещали привести нас в Швецию, а ведут в Бангладеш», Кара-Мурза пишет[42]:

«Утверждение, что нас ведут в Бангладеш, также требует обоснования. Из чего видно, что нас туда ведут? Разве в Бангладеш происходит вымирание населения?

Оптимистическая критика оппозиции, уверенной, что Россию хотят сделать сырьевым придатком, а русских – внешним пролетариатом Запада, во многом основана на оценках качества рабочей силы и технологической инфраструктуры СССР. Эти оценки уже в значительной степени иллюзорны, за десять лет произошла глубокая деквалификация рабочих, и выросло новое поколение молодежи с высокими притязаниями и разрушенной трудовой этикой. Кого Россия может сегодня выбросить на мировой рынок труда? Об инфраструктуре и говорить не приходится, она, десять лет не получая средств даже на простое воспроизводство, начинает рассыпаться».

Кара-Мурза выделяет ключевой момент[42]:

«В ходе приватизации не было высказано ясных экономических доводов в поддержку утверждения, что частные предприятия в России окажутся эффективнее, нежели предприятия, включенные в плановую систему. Это утверждалось как постулат, опирающийся на политическую силу и телевидение. С момента приватизации прошло восемь лет, и можно было бы дать оценку приватизации на основе опытных данных. Такой оценки внятно сделано не было.

Между тем в России существует крупная отрасль, которая имеет надежный рынок сбыта и не испытывает недостатка средств – нефтедобывающая промышленность. Здесь не было больших помех тому, чтобы приватизация показала свой магический эффект в росте абсолютного и измеримого показателя эффективности – производительности труда.

Результаты таковы: в 1988 г. на одного работника, занятого в нефтедобывающий промышленности, приходилось 4,3 тыс. т добытой нефти, а в 1998 г. – 1,05 тыс. т нефти. Таким образом, несмотря на существенный технический прогресс, который имел место в отрасли за десять лет, превращение большого государственного концерна в конгломерат частных предприятий привело к падению главного показателя эффективности более чем в 4 раза!

Как видим, под лозунгом перехода на магистральный путь развития страна шла к экономической деградации.

Миф – российский средний класс. Этот миф, исходящий из идиллической картины западного образа жизни, подробно проанализирован в статье А.А. Калинина[3]:

«В ряду вымыслов, которыми граждан России кормят с особой назойливостью, можно сказать, принудительно, миф о российском среднем классе занимает особое место. В «идейном» меню, коим элита утоляет потребность масс в пище духовной, этот миф занимает то же почетное место, какое занимала овсянка в традиционном рационе англичан».

По разным оценкам[3,44,45] стратификация населения России определяется следующими данными: богатых и очень богатых 2-4%, «средний класс» 15-20%, бедных и обнищавших 75-80%. В СМИ же рисовалась идиллическая картина структуры общества на Западе и положения «среднего класса»[3]:

«Очень много процветающих, хотя и не очень богатых людей, образующих так называемый «средний класс» и наслаждающихся материально обеспеченной свободой. Чем пуще развивается капитализм, тем многочисленнее становится «средний класс», тем богаче становятся его представители, тем большей свободой они наслаждаются».

Сияющий образ такого правильного, пожалуй, даже справедливого общества, конечно, зачаровал многих, тем более, что пресловутая ваучерная приватизация, по словам ее творцов, открывала кратчайшую дорогу от «совкового» убожества в «средний класс» почти всем, кроме разве что самых порочных – всяких там алкоголиков, лентяев, тупиц и косоруких.