И вот, наконец, появилась книга, в которой с исчерпывающей убедительностью была показана непригодность гипотезы мостов для палеонтологов и биологов. Одновременно книга давала специалистам этих отраслей идею, которая открывала перед ними широчайшие перспективы.
Начинает эту главу Вегенер не слишком обнадёживающе. «Палеонтологические и биологические данные, свидетельствующие о былой связи материков, исключительно многочисленны, так что нет возможности дать о них представления в рамках настоящей книги». Тем не менее фактов такого рода приводится большое количество.
Начинает Вегенер опять же с Атлантики. По обоим берегам океана встречаются садовые улитки древнего вида Helix pomerta. Причём распространены эти улитки лишь в двух районах — в Западной Европе и на востоке Северной Америки, а больше ни в одном уголке Земли. При том невозможно изобрести способ, с помощью которого знаменитые тихоходы (помните пословицу: «Улита едет, когда-то будет». — И. Д.) смогли преодолеть Атлантический океан или — если исходить из гипотезы «мостов суши» — продвинуться по земле на многие тысячи километров.
Ещё более интересные сведения «подбрасывают» дождевые черви. По обе стороны Атлантики на одних и тех же широтах встречаются черви родственных видов. Причём «родственники» с южных побережий — представители более древних видов, с северных — более молодых.
Опять же, подчёркивает Вегенер, «промежуточные материки» для объяснения этого факта слишком громоздкая и неубедительная конструкция.
К тому же выводу приходит он, рассматривая нынешние границы обитания небольшого зверька лемура — обезьянки, несколько похожей на лису. Лемур водится в наши дни в Индии, на острове Шри-Ланка (Цейлоне), в Юго-Восточной Азии, на Мадагаскаре, в некоторых районах Африки. Собственно, лишь ради того, чтобы объяснить столь рваный его ареал, сторонники концепции «мостов» изобрели целый промежуточный материк Лемурию, который якобы сто пятьдесят миллионов лет назад соединял Индостан с Африкой. Можно согласиться с доводами Вегенера, что для одного маленького зверька — это слишком большая честь.
Однако суждения такого рода — лишь «уколы». Они, конечно, убеждают лишний раз в том, что «мосты суши» — громоздкая умозрительная конструкция, но всё же не уничтожают её. Вегенер это прекрасно понимает. Потому особое внимание уделяет тем фактам, которые, с точки зрения концепции «промежуточных материков», лишь в том случае поддаются объяснению, если все океаны планеты изрисовать сплошными мостами. Оказывается, многие растения и животные могут потребовать той же чести, какой удостоился лемур, — каждому подавай свой материк! Но это явно доводит идею «мостов» до абсурда.
«Остров Хуан-Фернандес, — отмечает Вегенер, — в этом отношении особенно интересен. Согласно Скотсбергу, в ботаническом отношении он не обнаруживает никакого родства к близ расположенному побережью Чили и, наоборот, имеет общие формы с Огненной Землёй, Антарктидой и островами Тихого океана. Это превосходно согласуется с нашими представлениями, что Южная Америка, перемещаясь в западном направлении, приблизилась к островам только в новейшее время, что и является причиной такого резкого различия во флоре. Теория опустившихся промежуточных материков тут ничего не может объяснить». Ведь и верно: в этом случае надо бы нарисовать мост суши, который протянется от Антарктиды через Огненную Землю вдоль Южной Америки, однако не примыкая к побережью этого континента. Но такая конструкция явно из области фантастики.
Следующий пример ещё более убедительный: «Флора Гавайских островов… родственна флоре Старого Света, а не флоре Северной Америки, несмотря на то, что Северная Америка расположена к островам сравнительно ближе и связана с ними в настоящее время воздушными и морскими течениями. И это станет понятно, если исходить из нашего положения, что данная флора появилась на Гавайских островах в плиоцене (то есть 1,8–5,0 миллионов лет назад. — И. Д.), когда Северный полюс находился в Беринговом море, то есть в зоне господствующих западных ветров, дующих из Японии и Китая, и что, кроме того, американское побережье было удалено от них значительно дальше, чем в настоящее время».
Но, пожалуй, самые интересные аргументы в пользу своей концепции добыл Вегенер в истории животного мира Австралии.
Замечательный английский естествоиспытатель Альфред Рассел Уоллес, основоположник зоогеографии, ставший навсегда для научного мира эталоном этики учёного (несколько раньше Чарлза Дарвина он опубликовал работу, в которой на материале Малайского архипелага пришёл к идее естественного отбора, однако от приоритета отказался, сочтя «Происхождение видов» более глубоким и серьёзным трудом), приложил много усилий к изучению австралийской фауны. Им выделено три древних элемента в животном мире этого материка.
Виды животных, появившиеся в наиболее удалённую от нас эпоху, имеют «близких родственников» в Индостане, на островах Шри-Ланка и Мадагаскар, в Южной Африке. Размышляя над этим феноменом, Вегенер отмечает: «Среди обнаруживших сродство форм здесь представлены любящие тепло животные, а также дождевые черви, не выносящие мёрзлой среды. Это сродство ведёт своё начало от тех времён, когда Австралия с Индостаном составляли одно целое… Связь прекратилась в начале юрского периода (то есть около ста восьмидесяти миллионов лет назад. — И. Д.)».
Несколько моложе второй элемент древней фауны. На Австралийском континенте он представлен сумчатыми и клоачными животными. Исследования зоогеографов и палеонтологов показывают, что родственники этих австралийских видов не жили никогда в Азии. Зато сумчатые жили и живут в Южной Америке, а один вид (опоссум) распространён и в северной половине континента. Родство жителей разных материков сомнения не вызывает — даже паразиты у них одинаковые. Вегенер легко находит объяснение этому факту: «Второй элемент австралийской фауны ведёт своё начало с тех времён, когда Австралия была связана через Антарктиду с Южной Америкой, с промежутками времени между началом юрского периода — время намечания очертаний Индостана — и эоценом (сорок — шестьдесят миллионов лет назад. — И. Д.) — время намечания очертаний Австралии и Антарктиды».
Наконец, виды третьего из выделенных Уоллесом элементов австралийской фауны имеют родственников на Зондском архипелаге и Новой Гвинее. Иные из входящих в него животных — дикая собака динго, грызуны, летучие мыши — появились в Австралии уже в послеледниковое время.
«Такое разделение фауны Австралии на три группы, — пишет Вегенер, — замечательно хорошо согласуется с теорией перемещения материков. Эти соотношения доказывают как раз чисто биологические преимущества теории перемещения материков над теорией промежуточных материков. Расстояние ближних друг к другу точек Южной Америки и Австралии определяются по большому кругу в 80°, то есть так же велико, как расстояние между Германией и Японией. Средняя Аргентина так же далека от Средней Австралии, как от Аляски или как Южная Америка от Северного полюса. Неужели можно думать, что простая материковая связь достаточна для того, чтобы установить несомненный обмен форм?.. Никто не может отрицать, что наши предположения, которые отдалённость Австралии от Южной Америки сводят лишь к разлому и, с другой стороны, к разделению Австралии от Зондских островов широкой впадиной глубокого моря, разрешают вопрос о происхождении австралийского животного мира».
Да, с этими суждениями Вегенера трудно не согласиться. Гипотетические «мосты суши» явно не выдерживают бомбардировки аргументами — взрываются, не оставляя в отличии от реальных мостов даже обломков. Автор книги убедительно доказывает, что для успешного развития палеонтологии и биогеографии им необходимо взять на вооружение идею дрейфа континентов.
Столь же необходима опора на представления о дрейфе, утверждает Вегенер в следующей главе «Палеоклиматические доказательства», и учёным, пытающимся реконструировать древние климаты различных районов планеты.
