– Слышь, Ралф, дыши ровнее, я же тут все буду делать.

– Аххх… у сестры на выходных свадьба, музыканты только что отменились, я распорядитель, значит, и замену мне искать, да? Знаешь кого-нибудь?

– Ну, может… это тебе лучше не проебывать, Ралф, сам же знаешь, что тогда будет.

– Всё шуточки твои, а. Так, давай покажу окно, какое тебе пользовать. Пусть они тебе выпить принесут или чего-нибудь, хочешь? А, кстати, Зойд, тут один твой старый друг, доехал вот до нас пожелать тебе ни пуха ни пера.

– А-га. – Они с Эктором обменялись кратчайшим пожатием больших пальцев.

– Отличный у тебя прикид, Коллес.

Зойд дотянулся, взрывотехнически-аккуратно, похлопать Эктора по животу.

– Похоже, сюда немного «шану затырил», старый амиго?

– Больше, но не мягче, ése[7]. Кстати, обед – может, давай завтра в «Винляндских рядах»?

– Не выйдет, за квартиру надо платить, а я и так отстаю.

– Это прин-ци-пи-аль, – Эктор, выпевая из фразы мелодию. – Смотри сюда вот как. Если я тебе докажу, что я такой же десперадо[8], как обычно, ты дашь тебе за обед проставиться?

– Такой же, как… – Какой что? Ну почему Зойд всегда, раз за разом, ведется на эти елейные экторианские подставы? В наилучшем случае приводило это к одним неловкостям. – Эктор, мы для такого слишком стары.

– А столько ульибок, столько слез пролито…

– Ладно, хватит, заметано – ты плохо себя ведешь, я прихожу на обед, но прошу тебя, мне сейчас вот в это окошко прыгать, а? если не возражаешь, можно мне всего пару секунд…

Съемочный персонал бормотал в рации, в роковое окно виднелись техники – махали снаружи экспонометрами и проверяли уровень звука, а Зойд, ровно дыша, безмолвно повторял мантру, на которую Ван Метр, уверявший, будто она ему стоила $100, под конец своей прошлогодней фазы йоги развел Зойда, и тот приобрел ее за двадцатку, пользоваться коей по собственному усмотрению ему вообще-то нравилось не очень. Наконец все устаканилось. Ван Метр засветил рукой вулканный салют Спока.

– Готовы, когда ты готов, Зэ-Ка!

Зойд оглядел себя в зеркале за барной стойкой, взбил прическу, повернулся, изготовился и с воплем, опустошив ум, ринулся в окно и хрястнул сквозь. В миг удара он понял – что-то не алё. Столкновения, считай, и не было, ощущалось и звучало все иначе, не спружинило и не срезонировало, никакого объема, лишь мелкий приглушенный хруст.

После непременных бросков на каждую телекамеру с кроем безумных рож, когда полиция уже завершила оформление бумажек, Зойд засек Эктора – тот присел на корточки перед разнесенной витриной среди блескучих осколков, держа в руке яркий зазубренный многоугольник листового стекла.

– Пора безобразить, – выкликнул он, противно скалясь, Зойд давно знал эту его ухмылку. – Готов? – Змеино метнулся он головой вперед и отхватил зубами здоровенный кус стекла. «Уйбля, – Зойд замерши, – он съехал окончательно», – нет, на самом деле, Эктор жевал себе, похрустывая, слюни текли, а ухмылка оставалась столь же злобной, твердил: – Ммм-ммм! – и: – ¡Qué rico, qué sabroso![9] – Ван Метр несся за отъезжающим медицинским фургоном, голося:

– Санитар! – но Зойд допер, он же не дитя невинное, «Телегид» читал – и вспомнил только что статью о каскадерных окнах, сделанных из прозрачного листового леденца, такие ломаются, но не режут. Вот почему все ощущалось не алё – молодой Уэйвони обычное окно у себя вынес и заменил таким вот сахарным.

– Снова обремизили, Эктор, спасибо.

Но тот уже скрылся в крупном сером седане с правительственными номерами. Отбившиеся новостийщики доснимали последние натурные кадры «Гурца» и его знаменитой вращающейся вывески, которую Ралф-мл. только рад был зажечь пораньше: огромный неоновый огурец с мигающими пупырями, вздетый под таким углом, что еще градус-другой – и будет до определенной степени вульгарно. Надо ли Зойду назавтра являться в кегельбан? Говоря строго – нет. Но блеск в глазах федерала Зойд видел даже сквозь одностороннее стекло автомобиля, даже в ежевечернем тумане, что перекатывался через огромную берму и полз к 101-й, а Эктора в него увозили. Зойд чувствовал очередной мухлеж на подходе. За годом год, снова и снова Эктор пытался разработать его как источник, и пока – говоря опять же строго – Зойд цеплялся за свою девственность. Но мелкий ебучка же так просто не отцепится. Он все время возвращался, всякий раз с новым планом еще одержимей, и Зойд знал – настанет день, и, только хоть какого-нибудь покоя ради, он скажет: да ну к черту, – и приедет. Вопрос только: на сей раз это случится или на какой-то следующий? Дожидаться ли ему очередного витка? Это ж как в «Колесе фортуны», только тут не утешиться никакими доброжелательными флюидами никакого Пэта Сейджэка, никакая загорелая и красивая Ванна Уайт не станет где-то у края круга зрения болеть за него у Колеса, не пожелает ему удачи, не перевернет одну за другой буквы сообщения, которое он уж точно не желает читать.

Домой Зойд успел в аккурат, посмотреть себя по Ящику, хоть и пришлось дожидаться, когда Прерия досмотрит «Кино в Полпятого», Пиу Задору в «Истории Клары Боу». Дочь пощупала набивной ситец вырвиглазного платья.

– Обалденно, Па. Освежает, верняк. Можно его мне, когда тебе больше не надо? Я им футон себе застелю.

– Эй, тебя когда-нибудь на свиданки звали ребята с лесоповала – ну там вырубщики, чокеровщики, такого типа?

– Зой-ёйд…

– Только не обижайся, просто парочка таких парней сунули мне свои номера, ну? вместе с купюрами различных достоинств?

– Зачем?

Он присмотрелся, вгляделся в дочь пристально. Это что у нас, провокационный вопрос?

– Так, смотрим, 1984-й, стал-быть, тебе… четырнадцать?

– У тебя получается, на машину попробовать не хочешь?

– Ничего личного, ёксель. – Зойд стаскивал объемное цветастое платье. Девчонка отпрянула в притворной тревоге, прикрыв ладонью рот и округлив себе глаза. Под платьем на нем были сёрферские купальные шорты и обветшалая футболка «Хуссонга». – На́ тебе, все твое, не против, если я теперь на себя в новостях полюбуюсь?

Они вместе устроились на полу перед Ящиком, с пакетом «Чи-тов» высотой со стул и шестериком грейпфрутовой шипучки из магазина здоровой еды, посмотрели острые бейсбольные моменты, рекламу и погоду – опять без дождя, – пока не настал черед прощального сюжета.

– Что ж, – хмыкнул диктор новостей Скок Тромблэй, – ежегодное винляндское событие повторилось и сегодня, когда местный амбулаторный пациент академии хи-хи Зойд Коллес совершил свой уже привычный годовой прыжок сквозь стеклянную витрину очередного окрестного заведения. На сей раз повезло печально известному салону «Огурец», которое вы можете здесь видеть на своем обычном месте, чуть в стороне от Трассы 101. Предупрежденные таинственным абонентом, съемочные группы программы новостей «Лихой кадр» «Телеканала 86» успели запечатлеть деянье Коллеса, которое в прошлом году едва не попало в эфир «Доброго утра, Америка».

– Хорошо выглядишь, па. – По Ящику Зойд вылетел из окна вместе с наложенным звяком бьющегося стекла, уже настоящего. Полицейские крейсера и пожарное оборудование предоставили задорные хромированные детали. Зойд видел, как брякнулся на орштейн, перекатился, встал и кинулся на камеру, вереща и оскалив зубы. Кадры оформления правонарушения для проформы, с последующим отпуском, в сюжет не включили, но в Ящиковом воплощении он с удовольствием убедился, что платье – люминесцентно-оранжевое, почти-ультрафиолетово багровое, с чуточкой кислотной зелени и добавкой пурпура, с набивкой ретро-гавайского узора попугаев-с-танцорками-хулы – на экране цепляло внимание что надо. По одному сан-францисскому каналу видеопленку повторили замедленно, миллион хрустальных траекторий, гладких, как струи фонтана, сам Зойд завис в воздухе так, что времени хватило перевернуться в ненулевое количество положений, принятия коих он не помнил, и многие, в стоп-кадрах, могли бы где-нибудь получить фото-премии. Далее последовали лучшие мгновенья прежних его попыток, с каждым шагом в прошлое цветность и прочие качества производства все хуже, а затем – круглый стол с участием профессора физики, психиатра и тренера по легкой атлетике живьем и удаленно с Олимпиады в Л.А., где обсудили эволюции техники броска у Зойда за минувшие годы, отметив полезную разницу между дефенестративной личностью, предпочитающей прыгать из открытых окон, и личностью трансфенестративной, склонной прыгать прямо сквозь закрытые, всякий тип отражает совершенно иной психический подтекст, но на этом месте Зойда и Прерию стало сносить прочь.